К западу от заката - Стюарт О’Нэн

Если он и мог еще чему доверять в этом мире, то только своему чутью. Если бы талант ему изменил, как это произошло с Эрнестом, то уж не от того, что его не использовали в полной мере, а как раз наоборот. Так ему думалось иногда по утрам, когда сердце колотилось от слишком большого количества выпитого кофе. Он тренировался, подобно атлету, день за днем, и верил, что придет время, когда сможет показать себя во всей красе. Он готовился к этому еще с армии и даже в те времена, когда стал терять Зельду. А теперь, оставшись один, не видел ни конца, ни передышки. Он боялся, что умрет с карандашом в руке, не дописав предложения, и оставит дочери долги. Работа на тихой утренней кухне была своего рода покаянием, прогоняющим страх. Пока он работал, это помогало; стоило остановиться, как снова наваливался мир со всеми его проблемами, и именно поэтому Скотт продолжал писать. Он был писателем, и ему требовалось лишь немного таблеток, чтобы разогнать кровь.

Скотт работал над юмористическим рассказом о человеке, который, проснувшись однажды утром, обнаруживает туго затянутую на шее петлю. Он понимает, что веревка петли тянется через всю комнату, за дверь квартиры, даже по домовой лестнице, так что встает и идет за ней. На улице оказывается, что веревка проходит через все места, где он часто бывает: через газетный киоск, продуктовую лавку, бар, пересекает улицу во всех направлениях, но машины и автобусы ее не задевают. Она питоном вьется вокруг фонарных столбов, пожарных гидрантов и почтовых ящиков…

Дописав до этого места, Скотт отправился на работу. И всю дорогу, пока довольный шел по дороге, разглядывая бульвар Ла-Сьенега и подмечая интересные детали, он думал о том, что мог бы написать тысячу продолжений этого рассказа.

На второй неделе работы на студии машину Скотта забрал эвакуатор. Эдди Кноф не предупредил его, что оставлять там автомобили могли только звезды. С этого дня пришлось платить пятнадцать центов и парковаться на грязной стоянке на другой стороне бульвара, как делали статисты, толпой валившие в боковые ворота за мечтой о славе. В отличие от всех коллег, за исключением Оппи, который, по-видимому, дневал и ночевал на работе, Скотт всегда приходил вовремя. Хотя дверь Эдди была закрыта, Скотт надеялся, что его усердие когда-нибудь оценят. Из холодильника в кабинете он доставал пару бутылочек колы, ставил их у вентиляции, садился за стол с карандашом и бумагой и принимался за работу, дрожа от холода, как Боб Крэтчит[59].

Над «Янки в Оксфорде» кто только не работал. За основу будущего фильма взяли роман с простеньким неправдоподобным сюжетом на фоне идилличных пейзажей. Затем по нему прошлась череда сценаристов, подогнавших историю под требования продюсеров и добавивших побольше напряженности в развязку, чтобы придать хоть видимость драмы. Постоянное махание кулаками и сплошные недоразумения должны были утомить и самого непривередливого зрителя, не то что настоящих выпускников Оксфорда! То, что Роберт Тейлор[60] почти на десять лет старше своего персонажа, было еще полбеды. Но кто купится на историю о том, что студенту, как бы ни был он пьян, хватит глупости исподтишка врезать капитану команды, свалить вину на соперника, а потом надеяться, что ему поверят лишь потому, что он англичанин? А знавшая правду девушка все равно порвет с оговоренным, только чтобы потом к нему вернуться и воодушевить на победу в финале соревнований? Бессмыслица, но для Скотта эта работа была первой на новом месте, так что пришлось вчитываться в совершенно абсурдные сцены и выискивать хоть какую-то логику, которая бы могла связать сюжет воедино.

– Из помоев конфетку не сделаешь, – сказала Дотти, метнув испепеляющий взгляд на Алана, и, хотя было только время обеда, Скотт подумал, не пьяна ли она.

– А чего они хотят? – спросил Алан.

Эдди велел проработать реплики Роберта Тейлора, сделать их хлесткими, остроумными.

– Вот и сделай, – сказал Алан.

И Скотт делал, медленно, но верно продираясь через сценарий, вышагивая по кабинету, проигрывая сцены Тейлора перед портретами на стенах и бульваром. И постепенно сценарий начал обретать форму. Последовательность нужна была не сюжету, а главному герою. Всё остальное и все остальные присутствовали в кадре единственно с тем, чтобы раскрыть его истинный характер, который к концу фильма, после всех сюжетных перипетий, и оказывался подлинной жемчужиной картины.

– Роль героини нужно расцветить, – сказал Эдди на первом совещании. – Брось ты копаться в деталях, забудь про парня, это же романтическая картина! В первую очередь нужно прописать героиню. А пока что мы ничего дельного не получили, ничего!

Прежде Скотт видел в роли главной героини Шейлу, и ему казалось, что все выходит складно. Он заново просмотрел их общие сцены, на этот раз объективно, и сам понял, что допустил ошибку. Дочь преподавателя получалась хорошенькой, однако застенчивой и картонной. У нее не было ни шарма Шейлы, ни ее загадочности, ни намека на твердость характера. Чтобы исправить это, Скотт решил сделать девушку фехтовальщицей и написал для нее новую сцену. Теперь первая встреча героев происходит в спортивном зале. Герой ловит рапиру, которую она выбила из рук противника. И тут замечает ее черные как смоль волосы и ждет, когда она снова обезоружит противника, чтобы хоть мельком увидеть лицо. Скотт остался доволен сценой. Зрителя заставят подождать, и ореол тайны раззадорит в нем любопытство. В награду же он увидит лицо героини, свежее, не примелькавшееся – актриса еще не снималась в Штатах. Как и Шейла, она была британкой и такой же роковой красавицей. Для вдохновения Скотт повесил над столом ее снимок. Это была Вивьен Ли.

Любопытство самого Скотта почти унялось. Его сосед снизу, Эдди Майер, был знаком с агентом Шейлы и через дальних знакомых устроил им встречу за ужином, но с условием, что тоже пойдет со Скоттом как старая компаньонка.

Скотт торжествовал: она ведь могла и отказаться. Он решил посоветоваться с Боги, куда пригласить Шейлу.

– Нужно произвести впечатление, – сказал Боги. – Своди ее в «Кловер-клуб». Место дорогое, но кухня превосходная, оркестр приятный, к тому же всегда дают выступления.

– Это не по ней, – заявила Мэйо.

– Ты о чем?

– Она же леди. В герцогини метит.

– Наш парень еще не сказал своего слова, правильно, Фиц?

– Да мы всего-то ужинаем.

– Конечно, – сказал Боги. – Если хочешь, чтобы все прошло как по маслу, могу подсобить!

Боги предложил Скотту одолжить у него новый костюм в тонкую полоску и автомобиль – внушительный «Десото», но врожденное писательское чутье подсказало Скотту, что не стоит начинать с обмана.

Эдди сказал, что не против сесть за руль, однако и это было бы не совсем нечестно. Словно свидание было испытанием чести, Скотт решил, что сам поведет свою машину в своей одежде, а если ей они не по нраву, то ничего не поделаешь. Он уже настроился, что она предложит ему только дружбу и не более. Строго говоря, они вообще не должны бы встречаться, так что он заранее смирился с поражением.

Дом Шейлы располагался на холмах над бульваром Сансет. Вилла лососевого цвета стояла над долиной города, окрашенного на закате дня в золотой. Приехали рано. Эдди, как и положено компаньонке, пропустил Скотта к двери и предоставил звонить ему. Солнце еще не зашло, а уличные фонари уже зажглись. Шейла ждала его. Скотт пришел с пустыми руками и пожалел, что не купил цветов – он с самого начала отмел эту мысль, да и сейчас считал ее слишком вольной. Это можно сделать, если приходишь один, а не в компании знакомого. Следовало извиниться и все отменить, подождать более подходящего случая. Или вообще бросить эту затею. Самое нелепое и опрометчивое из его желаний вот-вот должно было исполниться, запоздало думал Скотт. И вот дверь открылась. Шейла с улыбкой протянула ему руку и подставила щеку для поцелуя. Она была такой же ослепительной и величественной, как в его мыслях.

– Нашли меня!

– Нашли.

Под коротким черным пиджаком в восточном стиле на ней была перламутровая шелковая блузка и сизо-серая юбка, а на ногах – то, что с высоты роста Скотта показалось ему сандалиями. На руке и сейчас красовалось кольцо.

– Здравствуй, Эдди! – сказала она, будто была рада его приходу.

– Добрый вечер! – поздоровался Эдди и поплелся за ними к машине.

Скотт открыл перед Шейлой дверцу и помог сесть. Ему даже нравилась эта неловкая официальность, манеры напоминали ему школу мисс Ван Арнум и вечеринки с барбекю в Буффало.

– О, спасибо, как это мило с вашей стороны, сэр! – сказала она, подбирая юбку, чтобы Скотт мог закрыть дверь.

Если его манеры были приобретенными, то ее – врожденными. Каждым взглядом и жестом Шейла давала ему понять, что не нужно нервничать. Скотт догадался, что она с детства ни в чем не знала недостатка.

– Ваша машина? – спросила она.

– Моя.

– С норовом.