Прозревшие в преисподней - Игорь Владимирович Огай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты видел это, сын греха? – укоризненно произнес лер. – Люди двух кораблей погибли по твоей вине. Беспрекословно опускайся на грунт, «Святая зарница» бдит.
– Я видел, – отозвался Семен. – Видел, как люди убили друг друга из-за ценного приза. А прав как всегда оказался тот, кто стрелял последним. Я опускаюсь, но не по твоей власти… И не под твою власть. – Он снова выключил передачу, повернулся к Жустин. – А вот теперь, милая, и, правда, держись!
Помнится, всего-то сутки назад он жалел, что не может устроить слалом над поверхностью? Ну что же, вот и повод.
Разворачивая корабль носом к лунным скалам, Семен до упора выжал регулятор тяги.
Жустин вздохнула, дернулась в кресле, вскинулась, испуганно шаря по кабине незрячим взглядом.
– Семен… – позвала она. – Ты здесь, Семен?
– Я здесь, Тина, – привычно отозвался тот. – Все в порядке, отдыхай.
За прошедшие шесть часов полета по инерционной части траектории, она просыпалась раз пять или шесть. Вымотанный декомпрессией и перегрузками организм, все ни как не мог согласиться с необходимостью отдыха, то и дело вбрасывая в кровь совершенно не нужный сейчас адреналин. Во время одного из пробуждений Семен даже умудрился запихнуть в нее полпорции бортового сух-пайка, понадеявшись что на сытый желудок лучше спится. Не помогло.
– Где мы, Семен?
На этот раз Жустин видимо решила прекратить попытки уснуть, на ощупь нашла регулятор положения кресла, подняла спинку в сидячее положение.
– Рано еще, – Семен скользнул взглядом по курсовым отметкам. – Зря вскочила, минимум час вне зоны доступа.
– Да ладно, ерунда… Все равно, не сон, а сплошные кошмары.
– Как хочешь, – Семен пожал плечами. Пока Жустин приходила в себя, то и дело проваливаясь в беспокойный сон, он чувствовал себя свободнее – слишком привык к одиночеству в этой рубке. К тому же он совершенно не представлял, как теперь вести себя с ней, все еще пытающейся верить в вечно пьяных «мясников» с немытыми руками на базах Профсоюза, как правило, бежавших к пиратам из под статьи за хищение и реализацию наркотических средств, а то и за незаконное извлечение донорских органов.
– Я бы разбудил, – сказал он. – Соваться к ним на рейд без твоего звонка – упаси господи.
Она лишь махнула рукой. И спросила совсем о другом:
– Семен, я теперь… Я совсем уродина, да?
От такого поворота тот едва не вывалился из кресла.
– Это с чего ты взяла?
– Перегрузки… Я читала, что кожа тянется и сосуды сеточкой. Сколько ты выжал? «Пятерку»?
– «Девятку», – ответил он, помедлив. – Кратковременно. Выбрось из головы, Тина. За семь минут маневрирования ни чего не будет. Иначе я бы давно ходил весь синий со щеками до колен… Господи, да где ты вычитала такую чушь?
Она шмыгнула носом.
– Что, правда, ни чего?..
– Абсолютно.
Насчет «девятки» он малость приуменьшил. Был момент, когда стрелка акселерометра коснулась отметки 12g, а щеки действительно едва не достали до ушей. Насчет кратковременности – в общем тоже: первый час разгона, пока инерционная масса по мере нарастания скорости неторопливо шла к нулю, он держал ту самую «пятерку», постепенно увеличивая ускорение. К счастью Жустин вырубилась уже на втором вираже, а на разгоне ее обморок плавно перешел спасительный сон… И все-таки хорошо, что она не видит сейчас своего лица. Сосудистая сеточка, конечно, рассосется, недели через две. Но истерики при первом взгляде было бы точно не избежать.
Жустин вздохнула с облегчением, но тут же снова нахмурилась. Проговорила:
– Я не спала последний час.
– Зря, – прокомментировал Семен.
– Я не спала… – повторила она. – Я думала. Знаешь о чем?
– О том, какого сваляла дурака, войдя со мной в долю.
– Почти. Я вдруг поняла, что совершенно тебя не знаю. Семен, кто ты на самом деле?
– Раздолбай, – почти откровенно ответил тот. – Беглый инсургент, отщепенец и отброс общества. С таким уж связалась. И не ври, будто не знала, что именно этим все когда-нибудь и кончится.
– Конечно, знала. И готова была терпеть в доле даже раздолбая, пока понимала чего от него можно ждать. А теперь вижу, что может быть действительно зря?..
– Слушай, Коготок… – Семен посерьезнел. – Давай-ка, фильтруй базар получше. Соскочить хочешь? Добро. Если по уму все сделаешь – в обиде не останусь. До Профсоюза меня доведешь, представишь кому надо… А то знаешь, у нас на Марсе, бывало, за такое кидалово…
– Хватит, Семен, – твердо сказала она, и тот действительно осекся. Когда она говорила таким тоном даже яшми, не торгуясь, давали за контракт нужную цену. – Хватит врать. Ты ни когда не был на Марсе. Не промышлял во время войны рэкетом по дальним рейдам, не брал конвои чи с топливом, не тырил тушенку с флотских складов… И не сидел ты тоже ни дня, не освобождался по амнистии под тотальную мобилизацию, не бежал с блокпоста на капитанском бронекатере… Я уже давно эти твои росказни в пол уха слушаю. А сейчас, когда на тебя в деле посмотрела… Все что ты говорил о себе – ложь. Так… кто же ты на самом деле?
Семен молчал. Жустин никогда прежде не расспрашивала его о прошлом, так же как, впрочем, и он ее. При определенном роде занятий про такое не спрашивают – непрофессионально, а порой и опасно. И вообще – меньше знаешь, крепче спишь. Жаль только, что к доверию такое положение дел не располагает. Последнее обстоятельство Семена не устраивало. Возможно это было глупостью, возможно даже пережитком того самого прошлого, о котором он действительно не торопился рассказывать хотя бы и Жустин… Однако привычка чувствовать доверие партнера в конце концов взяла верх. Легенда родилась за одну ночь, а потом в течение нескольких месяцев осторожно и ненавязчиво доводилась до сведения подельщицы. Оговорками, обмолвками, старыми «уголовными» байками, порой даже анекдотами… Избытка симпатии образ пирата, не лишенного понятий о благородстве, не вызывал, но к определенному уровню доверия все-таки располагал, и этого было достаточно.
А теперь вся его, неплохо, в общем-то, продуманная легенда на глазах рассыпалась прахом. Как же не вовремя! Вот и что, спрашивается, делать с этой умницей?
– Ты воевал, Семен, – произнесла она, будто сделав, наконец,
