Кронштадт – Феодосия – Кронштадт. Воспоминания - Валерий Озеров

Скоро и в Кронштадте большая часть офицеров была перебита или сидела в следственных тюрьмах, ожидая своей участи, а остальная, очень маленькая стала верой и правдой служить новому правительству, новой республике в мире, новым руководителям-большевикам… Страсти революционеров поостыли, крови было пролито вполне достаточно и в Кронштадте, и в Питере и постепенно в обоих городах воцарился некоторый порядок… Только следственные комиссии еще работали и днем, и ночью, вынося приговоры… Самосуды на улицах и в домах, на кораблях и фортах прекратились, и стало тихо… Революционные комитеты выбрали себе на батареях, в мастерских, на кораблях угодных себе начальников и служба потекла обычным путем… Несколько позже, после отдельных случаев саботажа к начальникам и командирам приставили новый, невиданный штат комиссаров по политической части… Единоначалие закончилось на долгое время… Был и у отца такой помощник Боровик Архип Адамович – украинец. Они скоро сработались, Адамович был из простых матросов и неплохой человек. Он понял отца и во многом ему помог и в работе и позже, когда начались неприятности на работе…

Иногда на митингах решались вопросы об оказании помощи Питеру посылкой вооруженных отрядов и кораблей. Большинство кронштадтских мальчишек – обязательные участники всех митингов и собраний. Площадь большая, отгородить ее нельзя – ходи, кто хочешь… Конечно, и я почти всегда в их числе и знаю все новости из первых рук. Занятия с 1 марта в школах почти не производились, а там и летние вакации[75] начались, и времени свободного – хоть отбавляй!

Толпа на площади всегда собирается большая – до тысячи и свыше. Это свободные от нарядов солдаты гарнизона и делегаты с кораблей, фортов и мастерских. Первое время, пока это было для всех новым делом, всех ораторов слушали очень внимательно, не всегда все ясно понимая. Но постепенно люди научились разбираться во многих течениях, стали задавать различные вопросы, иногда и вовсе каверзные и на митингах стало значительно оживленнее и веселее.

Не знаю почему, но большинство приезжавших ораторов было иудейского происхождения, щупленькие, задрипанные и мало внушавшие доверия слушателям. Надо учесть, что на флоте вообще евреев не было, в артиллерии тоже, а в пехоте они насчитывались единицами. Среди же рабочих и мастеров их не было вовсе. Все это, как говорят, совсем не импонировало слушателям и на таких ораторов смотрели «с оглядкой» и мало верили… Но таких ораторов и агитаторов засылали в Кронштадт все существовавшие в то время партии, а их ведь было очень много: кадеты, эсеры, анархисты, черная сотня, меньшевики, большевики… Выйдет такой пропагандист идей на трибуну, а сам букву «Р» не выговаривает, и по толпе слушок ползет: опять жида прислали…[76]

Большая часть говорит долго, нудно и «заумно», щеголяет набором иностранных слов или ветвистыми выражениями. Одни культурны и вежливы, другие сыпят и в бога, и в мать! Бывает оратору и хлопают, особенно если он солдат с фронта и говорит только о животрепещущих вопросах: прекращении войны, дележе помещичьих земель, о недостатках продовольствия и демобилизации… Изредка попадались ораторы, умеющие «зажигать» толпу, и тогда им много кричали и хлопали. Таких слушали тихо и жадно, часто спрашивая у соседней непонятное слово.

К таким, прежде всего, принадлежали анархисты, их учение всем нравилось. Ведь в каждом из нас живет всегда немного романтики и есть хоть небольшая жилка авантюриста и путешественника и, конечно, и врага всякой власти… Недаром в городе очень быстро открылся клуб анархистов с развевающимся черным флагом с черепом и костями на фасаде. А для нас, мальчишек, каждый проходящий анархист был героем! Да и было чему дивиться? Черные брюки клеш, заправленные в сапоги гармошкой, бушлат и полосатая тельняшка, пояс с надраенной бляхой, ременная перевязь, две, а то и три кобуры с парабеллумами или кольтами, тесак в ножнах, пулеметная лента наперекрест или, как говорили бабы, «сикось накось!». Заканчивалось это творение огромным чубом из-под бескозырки!

Анархизм как учение просуществовал сравнительно недолго и к 1922 году почти выдохся и пропал, но он отразился на новом пополнении флота, когда появились так называемые «Жоржики», «Сачки» и «Клешики». Правда, их было не так уж и много, но вполне достаточно на первых порах возрождения флота. Это они ввели особый жаргон, по которому Кронштадт именовался уже «Краков», линейный корабль или крейсер – «Коробкой».

Но вернемся к митингам. В 1917 году и хорошо образованному и подкованному человеку было трудно разобраться в протекавших событиях, в предлагаемых разными партиями программах. Тем не менее, кое-что доходило до слушателей: раздел земли, свобода, равенство и братство, прекращение войны, заключение мира. Война всем надоела, а начавшаяся нехватка продовольствия, вздорожание цен и тяжелое положение в деревнях, где оставались старые да малые, готовили будущих саботажников и дезертиров с фронта и со всякой другой службы.

Митинг на Якорной площади 1917 г.

Наиболее сознательными в то время были в Кронштадте и Питере рабочие и матросы. Между матросами и солдатами существовала вообще большая разница. Первые, как правило, были поголовно грамотными, многие освоили различные специальности, были гораздо лучше одеты, лучше спали, вкуснее и сытнее ели, многое повидали и не кормили по три года в окопах вшей… Разница в мировоззрении и тех и других была большая и совершенно верно то, что революцию и в Кронштадте и Питере делали рабочие и матросы в первую очередь. Они же первые разобрались довольно быстро во всех течениях, партиях, международном положении и выбрали лучшее, то есть пошли за Лениным.[77]

На самой большой в городе площади – Якорной – много раз проходили митинги и собрания по различным поводам и вопросам. Было бы неправильным думать, что эти сборища и митинги происходили только после революции в 1917 году, нет, они просуществовали долго, пожалуй, до 1923 года, то есть шесть лет…

Я не пишу историю революции, а только рассказываю, что видел своими глазами в «колыбели» ее и поэтому выражаю мысли именно так, как я их понимал в то время. Теперь для нашего поколения все выглядит иначе, а те годы являются пустым звуком и местом. Про них, в сущности, мало написано и еще меньше в написанном правды, которая только в последнее время с большой осторожностью и очень потихоньку открывается для всех нас…

Надо сказать, что любовь ко всяким митингам, собраниям и совещаниям у нас осталась и по сей день и приучает от природы ленивых людей к ничегонеделанию (ведь говорить или болтать гораздо легче, чем молчать и работать)…

Я говорю сейчас о 17-м годе и, как он проходил в Кронштадте. То идет нечто вроде лекции по международному положению с призывами или бежать по домам или на фронт, защищать отечество. Это уже зависит от оратора, а они на 99 % приезжие из Петрограда…

Почему это так? – спросите Вы. Я отвечу – Россия долго молчала, молчала безропотно, молчала и терпела, терпела и произвол помещиков и мироедов-кулаков, терпела произвол местных властей – полиции и жандармерии, волостных и уездных начальников, терпела произвол крупных мещан, купцов… Словом терпела и только… Где уж тут в таких условиях научиться говорить, да еще агитировать или выступать на митингах…! Русский человек и на службе царской не привык разговаривать и развязывать свой рот.

Митинги принесли большую пользу для всех людей, отчасти помогли быстрее разобраться во всех вопросах, отчасти восполнили пробелы в знаниях, научили многих не стесняться, говорить, излагать свои мысли и отчасти иногда поднимали дух, который по мере наступления все большего хаоса и разрухи падал даже у самых оптимистически настроенных… Но верно и то, что митинги тех годов нельзя и сравнивать с нынешними – говорили на них что хотели и о чем хотели…

Одно было ясно: на митинги все шли охотно, не из-под палки, как еще недавно в частях и на кораблях на молитву. Никогда еще Княжеская улица[78], ведущая к Якорной площади и вымощенная еще по указу Петра Великого чугунными торцами шашек, не видела столько людей, шедших за правдой, шедших в надежде услышать, какой будет новая жизнь…

Матросы крейсера «Рюрик» срезают погоны

Несколько позже, когда в Питер приехал Ленин, все ждали его приезда на флот, но он так и не побывал ни на кораблях, ни в Кронштадте, не говоря уже и о Черном море… Митинги почти всегда заканчивались демонстрацией фильмов на свежем воздухе.

Всемирно известный французский комик Макс Линдер честно смешил народ на площади. Это давало хорошую разрядку и отдых. Примерно с 1910 года фильмы с его участием обошли буквально весь земной шар и продолжали идти до 1930-х годов. Наше поколение не знает его совершенно, если не считать, что в 1965 году кинопрокат собрал «кусочки» из трех его больших картин: «Пародия на мушкетера», «Будь моей женой», «Король цирка и 33 несчастья» и выпустил на экраны под названием: «В гостях у Макса Линдера»…