Из ворон в страусы и обратно - Анна Яковлева

– Возьмешь отпуск.

– Какой отпуск? Что вы? У нас через неделю сессия начинается.

– Ну, больничный.

– Где же я его возьму?

Нилка не понимала, как реагировать на предложение. Не может же богочеловек быть таким… наивным.

Валежанин хлопнул себя по коленям красиво вылепленными ладонями:

– Дьявол, ну, хочешь, я тебе больничный организую? Нет, не в том смысле, – успокоил он Нилку, увидев ее вытянувшуюся физиономию, – привезу справку, что ты страдаешь анорексией.

– Что?

– Или шизофренией – выбирай.

Нилка снова начала краснеть, и Валежанин вдруг развеселился:

– Даю тебе время на размышление – цени. И держи. – Он протянул визитку.

Все было сказано. Семя, брошенное в благодатную почву, само потянется в рост – никаких сомнений на Нилкин счет у Валежанина не было.

…Ничего удивительного в том, что ее пригласила к себе Варенцова, Нилка не усмотрела – наоборот. Чего-то в этом духе она и ожидала.

Теперь у нее, Неонилы Кива, начнется другая жизнь. Теперь ей воздастся по трудам – это неизбежно. Теперь она просто обречена входить под фанфары в высокие кабинеты и принимать заслуженные почести…

Постучав в двойную деревянную дверь и дождавшись разрешения, Нилка вошла с видом скромницы, встала у края стола и потупилась в ожидании похвал.

Фанфары почему-то молчали.

Старуха окинула Нилку мутным взглядом поверх очков и скрипучим голосом прокаркала:

– Придется тебя отчислять, Кива.

– За что? – ошарашенно спросила Нилка. На фоне всех событий платье Бабич как-то вылетело из памяти.

– А ты не знаешь?

– Нет, не знаю.

Так и не дождавшись приглашения сесть, Нилка устроила острый зад на один из стульев.

– А кто испортил платье Бабич? Папа римский?

– Нет, – не стала запираться Нилка, – папа тут ни при чем. Это я. Но, Юлия Валентиновна, она ведь первая…

– Молчать! – не повышая голоса, велела старуха. – Не перебивать. Может, она и первая, но ты вышла и получила свой приз. А ее работа была снята с показа. Чувствуешь разницу? В общем, я тебя предупредила.

– Юлия Валентиновна, – губы у Нилки предательски задрожали, – она мне платье залила чернилами, я же заплатку наложила.

– Пиши объяснительную, Кива. – Старуха приподнялась и подвинула Нилке лист бумаги. – Все как было пиши. Может, Волк тебя помилует.

Хмурясь, Варенцова открыла створку окна и закурила.

Слабый огонек надежды на справедливость затеплился в душе у Нилки, но Старуха его тут же задула.

– Ты же знаешь, кто у Бабич отец, – глубоко затянувшись, произнесла она, – директор швейки, председатель попечительского совета техникума. Бывший наш ученик, кстати. Знаешь, где он нас всех держит? – Старуха потрясла кулаком.

Образцовая швейная фабрика в соседнем районе была предметом гордости краевой администрации. Папаша Бабич взял в лизинг оборудование у иностранцев, переоснастил допотопную фабричонку, вывел в передовики и гнал метраж – можно было несколько раз земной шар опоясать по экватору.

Нилка не выдержала столкновения с суровой действительностью, захлюпала носом.

Варенцова пристроила сигарету в пепельницу на окне, вытащила из кармана и сунула Нилке согретый телом носовой платок:

– Ну-ну, не раскисай. Может, обойдется.

Будущее качалось на весах.

Любая провокация, любой чих мог склонить чашу в ту или иную сторону.

Ради того, чтобы чаша склонилась в нужную сторону, Нилка готова была ходить по одной половице и хозяйскую кошку называть на «вы», готова была просить прощения у Бабич за моральный и материальный ущерб – не упадет корона с головы. Готова была сшить Наташке любой наряд, вплоть до подвенечного, лишь бы обошлось, лишь бы ее не раскатал могущественный Бабич-отец.

Нилка готова была ко многому, но только не к тому, что подлая Наташка обыщет ее карманы.

Собственно говоря, в карманах у Нилки вплоть до последнего времени ничего интересного не водилось – ни в карманах, ни в шкафах, ни в сумке. Никаких ценностей, которые можно было бы держать в карманах, у Нилки не было. Все самое ценное помещалось в голове.

Так было всегда, но только не сейчас.

Визитки Н.Н. Загайновой и Вадима Валежанина, оставшиеся с того самого триумфального дня, – вот что составляло Нилкины активы.

И вдруг эти самые визитки Нилка обнаружила на подступах к комнате, в ведре с водой, по цвету напоминающей лужу после дождя.

Опоздай она на несколько секунд, и ее сокровища отправились бы в толчок.

– Ах ты, зараза, – выругалась Нилка, вылавливая и отряхивая от грязной мути белые квадратики. После чего рванула в комнату, почти налетев на Наташку, и тут же поскользнулась на еще влажном полу – была Наташкина очередь убирать комнату.

В считаные доли секунд длинноногая Нилка подбила Бабич, и обе тяжело рухнули на пол.

Звук падающих тел сотряс общежитие.

Из головы у Нилки вылетело, что она собиралась просить прощения, ползать на пузе и мести хвостом перед вражиной Наташкой.

Пальцы, которые творили волшебство, порхали по отрезам материи, ловко орудовали ножницами и иглой, эти пальцы сами собой скрючились и вцепились Бабич в гофрированные пряди.

Влетевший в комнату дежурный преподаватель – толстяк-пенсионер по прозвищу Чупа-Чупс, читавший автоматизацию производства технологам, – не нашел ничего лучше, как разлить двух малолетних дур той самой водой из ведра…

…Комендантша с опозданием вспомнила о своей угрозе и расселила девчонок, но судьба Нилки фактически была решена. Карающей деснице осталось соблюсти формальности: собрать объяснительные, провести собрание учащихся и педсовет.

Машина была запущена, отдельным приказом по техникуму Нилку не допустили к сессии.

Суетясь сверх меры, Волк появился на лекции по экономике и отстранил Неонилу Кива от занятий. На его бесхарактерной физиономии проступала озабоченность.

Крепясь изо всех сил, чтобы не разреветься, Нилка наспех сгребла в сумку учебник, тетрадь и ручку и вылетела из аудитории.

Во взглядах сокурсников застыли вопрос и недоумение, сочувствие и страх. Ничего этого Нилка не видела – ей было стыдно поднять глаза.

Ноги вынесли в фойе, но спуститься вниз отказались.

Кабинет заместителя директора по учебной части Варенцовой – вот куда тянуло Нилку.

– Юлия Валентиновна! – выговорила она дрожащими губами, вваливаясь к старухе. – Почему я? Только потому, что у меня нет родителей?

– Кива, прекрати истерику, – сухо сказала Варенцова, – садись и пиши заявление.

Нилка осеклась:

– Какое?

– «Прошу предоставить академический отпуск по состоянию здоровья», – диктовала Варенцова, вышагивая за спиной у Нилки, – ставь вчерашнее число. А еще лучше позавчерашнее.