СССР-2061 (антология) - Майк Гелприн

Впрочем, с чего мне беспокоиться насчет оружия? Пожалуй, голливудские боевики стоило бы вообще запретить к просмотру, если бы это вообще было технически возможно в нынешнем всепроникающем информационном пространстве. Все-таки они порождают в голове зрителей довольно идиотские представления.

Вряд ли моей жизни что-то угрожает в таких условиях. Скорее всего, меня просто сейчас попробуют завербовать. Видимо, Крамер все-таки принял мое постоянное брюзжание за недовольство жизнью. А недовольному жизнью человеку агент противника всегда найдет, что предложить. Ну-ка, ну-ка, что ты мне предложишь, Бонд космического разлива? «Пойдем со мной в новый мир, где можно заниматься чистой наукой, не разгружая контейнеры, и где результаты экспериментов раз за разом воспроизводятся, как и должны?»

Не деньгами же меня соблазнять, после речей о том, как благоухает яблоневый цвет на Марсе по весне.

– Здесь нас не смогут подслушать, – сообщил американец.

– Зато сам факт нашего разговора прекрасно фиксируется со спутника. Об этом вы подумали?

– Насчет этого не беспокойтесь. Мои коллеги на базе уверены, что у нас с вами роман, и сейчас происходит объяснение в любви. Впрочем, есть подозрения, что и на вашей базе думают примерно так же.

– На нашей базе люди работают, а не болтают о чужой личной жизни! – возмутилась я. Несколько покривила душой, конечно: подобная болтовня неистребима. Трех десятилетий нового общества, по крайней мере, все же маловато, чтоб переделать человеческую природу.

– Если так, у меня только что стало на одну причину больше сказать то, что я собираюсь… Марина, помогите мне перебраться в СССР.

«Хитрая у него схема вербовки, однако, – одобрительно подумала я. – Хочет использовать доказательство „от противного“, что ли?»

– Я не врал, когда говорил, что заплатил большие деньги, чтоб оказаться здесь. Наши спецслужбы ничего не заподозрили: много лет в их глазах я был инфантильным мальчишкой-энтузиастом, наследником богатых родителей, что мог позволить себе увлечься космосом, не думая о средствах к существованию. И это было убедительно, потому что было правдой. Да, виноградники моей бабушки приносили отменный доход, а деловая хватка моего отца превратила нас в миллионеров. Я только не упомянул, что мой дед был русским. Айвен-Иван, меня назвали в честь него. Мои предки покинули страну в нелегкое для нее время и, как мне кажется, втайне всегда сожалели об этом. А у меня было все, о чем может только мечтать среднестатистический американский ребенок, и тогда я начал мечтать о большем. О решении заведомо нерешаемых задач, о подвиге, условий для которого не могло предоставить капиталистическое общество! Вот это томление духа, неясное и неостановимое стремление ввысь, так явно прослеживаемое в стихах русских поэтов… как знать, может его частичка осела и в моих генах?

«Мать его так, он ведь это, похоже, всерьез».

– Менталитет, записанный в генах – полная чушь, уж поверьте мне как биологу. Культурная преемственность – иное дело. Однако странный же способ вы выбрали для эмиграции! В Москву через Марс?

– Там меня достали бы наши спецслужбы. Стоило мне привлечь их внимание, точнее, мне и моим деньгами… Живьем я не доехал бы до точки назначения. Их следящими системами опутана вся планета. А так, я несколько раз слетал на Луну, убедил их в серьезности своих намерений, от меня и отстали, записав в романтические дурачки…

Из-за ближнего к нам края оврага показался робот-зонд. Оценив крутизну и сыпучесть склона, наш потрепанный «Семеныч» поджал гусеницы, выпустил длинные паучьи ноги-ходули и принялся спускаться.

Повернувшись в его сторону, я помахала рукой в камеру и показала пальцами V-образную «галочку» – универсальный знак, символизирующий, что все в порядке. Символизирующий победу, если уж на то пошло.

– Вы мне не доверяете. – с грустью сказал Крамер. – А мне показалось, именно с вами у меня есть шансы установить доверительные отношения. Потому я к вам и обратился. Шутка про КГБ была шуткой только отчасти. Я еще на земле вычислял, к кому из вашей экспедиции могу обратиться. Вы сможете связать меня с нужными людьми?

– Я поговорю с теми, в чьей компетенции решать такие вопросы.

– Спасибо, – американец сверкнул улыбкой за стеклом шлема. – Пока что это все, о чем я прошу. Да, чуть не забыл: на остатки своего наследства я через подставных лиц выкупил контрольный пакет акций «Арес индастриз». Компанию ни за что не допустили бы к тендеру, зная, кто ее истинный владелец. Но теперь… вы понимаете перспективы? Приоритет Союза в освоении Марса станет неоспоримым!

– Бизнесом вам у нас заниматься не разрешат, имейте в виду, – строго сказала я. Крамер лишь отмахнулся.

– Этого всего я с детства накушался, хватит. Мне другое нужно, понимаете?

– Что ж, если это и правда так… искренне желаю вам вернуться на Землю уже советским космонавтом. Ох, и шума же будет в международном сообществе…

– Непременно будет, – рассмеялся американец. – Пожалуй, нам стоит расходиться… Буду ждать от вас сигнала. Я пойду первым, чтоб вам не пришлось поворачиваться спиной к вероятному противнику.

– Я не настолько параноик, – сконфуженно пробормотала я.

– Нет-нет, вы совершенно правы. Я думал о ваших словах насчет психологического отбора космонавтов. Сюда рвутся романтики и мечтатели, но может, есть резон отбирать, напротив, людей ответственных, дисциплинированных, склонных подозревать худшее и быть готовыми ко всему…

– Айвен, – окликнула я его, и удаляющаяся фигурка в белом скафандре замерла на клоне оврага.

– У нас есть мечтатели. И романтики, и восторженные энтузиасты. Девушки с агитплакатов, которыми вы так восхищались. Вы не разочаруетесь. Пожалуйста, не судите по мне обо всех советских людях. У меня отвратительный характер, эмоциональное выгорание и кризис какого-то там возраста. Вряд ли после этой миссии психологи еще хоть раз пустят меня в космос. Но у нас не все такие, вот увидите, вы найдете, с кем работать и дружить.

– Вы себя недооцениваете, Марина, – Крамер был уже довольно далеко, но я слышала улыбку в его голосе. – Хотел бы я однажды послушать ваше недовольство чересчур быстро эволюционирующими бактериями, прогуливаясь с вами под руку по яблоневым аллеям на берегу озера Кассини.

– Договорились. Вот когда яблони вырастут, тогда и будут романтические прогулки. Никак не раньше, – серьезно ответила я. – Сначала яблони, потом озеро и Есенин.

– Разумная расстановка приоритетов, – одобрил американец и исчез за краем холма. «Семеныч» копошился где-то на горизонте – пока мы болтали, я кинула Никите текстовое сообщение с предложение набрать местного маггемитового песка, чтоб добавить в экспериментальную среду еще и магнитный материал. Ну, раз уж он все равно пригнал сюда зонд.

Оглядев окружающий пустынный пейзаж, я собиралась было продемонстрировать ему холодную усмешку, достойную советского майора КГБ из голливудского боевика, однако из груди вдруг вырвалось совершенно неуместное хихиканье. Странный звук, лет семь его уже, наверное, не издавала. К счастью, никто не мог его услышать – хвала магнитной аномалии.

Александр Горбов

Зарянка

Кто бросил клич: «Марс – дело общее»? Этот вопрос долго интересовал часть работников Звездного городка. Очень уж хотелось поймать этого умника в темной подворотне и применить к нему «непарламентские аргументы».

Вторая Марсианская экспедиция с самого начала подготовки ажиотажа не вызывала. Один раз были? Ну, и хорошо, гнаться за третьей американской экспедицией или четвертой китайской смысла нет – лучше лунную базу до ума доведите. Но экспедиция потихоньку набиралась, модули корабля строились, финансирование приходило. Космонавты начали тренировки, утверждалась научная программа, выбирали место высадки.

Пока тот самый умник не спросил: «Марс – дело общее?» Нестройный хор голосов энтузиастов подтвердил: «Общее!» А умник спросил снова: «А что же тогда обычных людей в экспедиции нет? Хоть пять мест могли бы выделить!» Кто-то на скорую руку слепил видеоролик с красивой нарезкой о космосе и со скабрезным вопросом в конце. Через неделю лозунг «Марс дело общее! Даешь Марс для всех!» облетел страну. Вопрос, к великому удивлению, замять или спустить на тормозах не удалось. Волна требований докатилась до Верховного Совета и не успокоилась, пока в экспедицию не включили два места для людей «с улицы». Любой мог подать заявку на открытый конкурс в надежде стать участником марсианской экспедиции. С условием: хорошее здоровье и наличие личной исследовательской программы. После первичного отсева, одного должно было выбрать жюри из участников Первой Марсианской, а второго – народное голосование. Тысячи людей вспомнили о мечте стать космонавтом, удивленно воскликнули «О!» и встали в очередь к приемной комиссии в Звездном городке.