Мазохизм: Юнгианский взгляд - Лин Коуэн

Согласно концепции Фрейда, желание человека подчиняется принципу удовольствия требует немедленного удовлетворения; «неотложность управляет полиморфизмом», — замечает Патриция Берри. И полиморфизм вызывает психическое состояние извращенного ребенка — мазохизм как одно из многочисленных проявлений инфантилизма, подобно нарциссизму, кори или грязным пеленкам. Однако мазохистское переживание требует дальнейшей дифференциации, ибо доставляемое им удовольствие оказывается весьма специфичным. Хотя мазохизм может быть действительно полиморфным, в разнообразии форм фантазий он принимает формы извращения, характерного для взрослого человека. Каждое мазохистское переживание является особенным и исключительным, как и каждое удовольствие.

Большинство мазохистов не стремятся испытать физическую боль; фактически эта мысль их пугает. Мазохистское удовольствие обязательно ожидается. Мазохист Мазоха томится ожиданием того, что с ним будет делать любовница: «У меня… такие переживания, которые… всегда наполняют меня столь сладким страхом. Насколько бесчувственно познание!.. Как прекрасно это мучительное сомнение!»

Источником удовольствия является отнюдь не боль, а унижение, и вся пикантность заключается в его предвосхищении. По мнению Джеральда и Кэролайн Грин, самым волнующим «часто оказывается ожидание, предчувствие. „Это пребывание в подвешенном состоянии вызывает ужас, — говорит одна леди в романе Оскара Уайльда, — я надеюсь, что оно продлится достаточно долго“. Существует удовольствие ожидания где-то за рамками этого мучительного, но вместе с тем столь восхитительного предвидения». В повседневной жизни мы можем бесконечно фантазировать о боли или унижении, возвращаться к какой-то конкретной сцене, сгущая краски, амплифицируя или преувеличивая ее опасность. Существует удовольствие не только в «ожидании запредельного», но и удовольствие в мучительном ожидании. Теодор Райк называл эту черту мазохизма «фактором неопределенности». Он пришел к выводу, что «мазохистское наслаждение больше зависит от этого ожидания дискомфорта, чем от самого дискомфорта».

В литературе, посвященной мазохизму, отмечается, что, как правило, мазохисты повторяют свои фантазии. Это повторение — не просто симптом, характеризующий извращенную навязчивую природу мазохизма. Более важно, что это процесс усовершенствования. Мазохисты постоянно варьируют «как», «почему», «когда» и «кому» подчиняться, чтобы получить максимальное и разнообразное удовольствие. Ради получения нового удовлетворения они снова и снова усовершенствуют и уточняют свои фантазии. Это настолько очевидно, что вызывает их повторение. Повторение — это способ усовершенствовать, психологический способ уточнить переживание, упрочить и укрепить его, а также произвести впечатление. Любое вознаграждение, немедленное или отложенное, не может продолжаться всегда, удовольствие тоже «…истощается… В наслаждении наступает самоистощение, и тогда начинается поиск нового усовершенствования, чтобы оно снова доставляло наслаждение… Наслаждение само по себе разнообразно, а именно это от него и требуется».

Нельзя сказать, что в психологическом мазохистском переживании наслаждение зависит только от чувственного удовольствия и может быть к нему сведено, хотя и тот и другой случай могут быть метафорически приравнены один к другому. Здесь мы вновь сталкиваемся с телом через душевные ощущения и с душой через телесные ощущения. Вслед за Мазохом мы могли бы назвать мазохистское удовольствие воображаемой чувственностью: «Я сверхчувствителен; все имеет свои истоки и свою подпитку в моем воображении». Точно так же психологическое переживание мазохизма не тождественно сексуальному удовольствию, получаемому от физического возбуждения и оргазма. Но оно похоже на сексуальное удовольствие, поскольку связано с наслаждением от предварительной игры и настроено на снятие напряжения и расслабление. Эти переживания сходны, хотя не идентичны. Мазохистское удовольствие сродни впечатлению от «Пьеты» Микеланджело: она столь прекрасна и трогательна, что вызывает боль. Оно эмоционально заряжено, болезненно осознано и доставляет удовольствие благодаря собственной сущности и жизнеспособности.

Мазохизм приносит вполне реальное удовольствие и тогда, когда унижение приводит к утрате прежних эго-представлений. Можно выбросить из головы старые, избитые установки и я-образы. При мазохизме все они идут к черту. Иногда удовлетворение подразумевает разрядку напряжения ввиду потребности Эго в защите. Заблудившись где-то в ночной тишине в полном одиночестве, ориентируясь на свет габаритных огней автомобилей и сигнальных маячков на вышках, мы в конце концов можем позволить себе сбиться с пути, ошибиться и не соответствовать предъявляемым к нам требованиям. Эти моментальные «разрядки» позволяют высвободить то, что было подавлено, что делает нас не более нравственными, но более гибкими и восприимчивыми к потребностям души.

Так как «хорошая исповедь» приносит облегчение, исповедь является благом для души. Римская католическая церковь разделила таинство Наказания на три части: покаяние, исповедь и искупление. Под «искуплением» понимается воздаяние или возмездие, т. е. удовлетворение Бога за совершенные перед ним грехи. Но существует и психологическое удовлетворение души, которое приносит исповедь вследствие отказа от любых защит. Само присутствие другого человека не делает исповедь более унизительной; присутствие другого делает унижение более реальным, ибо оно обостряет ощущение непосредственности, осознания, высокой чувствительности. На исповеди мы заикаемся и тревожимся, у нас остается мало возможностей для самообмана. Выдают глаза; нельзя найти спасение в иллюзии. В человечности другого мы сталкиваемся со своим конечным, неадекватным человеческим «я». Иногда эта встреча, эта связь придает дополнительное удовольствие, а иногда — вызывает радость.

Освобождение от привычных защит преследует две цели: оно делает человека уязвимым, слабым, униженным и, может быть, дезориентированным; кроме того, оно позволяет человеку ощутить облегчение и приятное удовлетворение от того, что удалось убрать ловушки, т. е. те поверхностные ощущения, в плену которых мы находимся, так что появляется возможность добраться до своей внутренней истины, сущности, реальности.

Душе выпадает случай узнать правду о самой себе, познать свою реальность. Мазохизм можно понимать как способ удовлетворить эту потребность, развивая восприимчивость. Именно эта душевная восприимчивость делает возможной ее реальность. В одном из своих произведений Симона Вейль утверждала, что мы не можем простить того, кто нам навредил; поэтому нам следует думать о том, что причиненный вред нас не испортил, а открыл некий истинный уровень [17]. Впервые это выражение употребил поэт Ките в письме к своему брату в 1918 г., однако Джеймс Хиллман взял эту идею в качестве отправной точки для своей основополагающей работы «Re-Visio-ning Psychology»). То же самое возможно, когда мы унижаем себя или вредим себе. Если мы готовы себя простить, значит, нам следует каким-то образом понять переживание как осознание или откровение. Одно из удовольствий мазохистского переживания заключается в том, что оно ведет к удовлетворению от достижения истинного уровня, от обретения глубинной и неприглядной истины о себе.

Нам следует уделить внимание эстетике мазохизма, т. е. удовольствию, которое одновременно является и болезненным, и прекрасным. Называя кого-то «прекрасным человеком», мы имеем в виду не его внешность, а его душевные качества. Чаще всего достоинство души проявляется именно в смирении, которое мы считаем прекрасным. Здесь не следует бояться оказаться в плену нравственных обертонов, ибо смирение всегда считалось основным признаком души. «Сотворение души», по выражению Джеймса Хиллмана, порождает смирение, так как требует постоянной релятивизации Эго.

В эпоху романтизма, рождения Мазоха и смерти маркиза де Сада «болезненная красота» имела характерные образные очертания, привнося элемент мучения в романтическое воображение, а в романтическую любовь — мучительные фантазии. Поэты-романтики считали Красоту и Смерть родными сестрами. Они слились «в форму некоего двуликого зародыша, полного изъянов и меланхолии, а также роковой прелести: и чем горче на вкус была эта прелесть, тем изобильней становилось наслаждение».

Упадок, меланхолия, судьба, красота и смерть — таковы образы и краски мазохизма. Они дают нам и явную избыточность страсти, и воображаемую структуру или упорядоченность для этой избыточности. Искусство, фантазия и ритуал создают формы для эмоциональных образов души. То, что важно для художника, столь же важно для мазохистской фантазии: композиция и организация, настроение и чувственный тон, упорядоченность и ощущение времени. «Существует не особая мазохистская фантазия, а мазохистское искусство фантазировать». Мазохизм приносит удовольствие, превращаясь в фантазию, воплощенную в произведении искусства или в ритуале.