Танцор Января - Майкл Флинн

Но есть что-то расслабляющее в работе, на которой по большей части ничего не происходит и где успехом считается обеспечение того факта, что ничего не произойдет и в дальнейшем. То был очередной период ослабления напряженности, граница считалась открытой, поэтому какая-никакая, но торговля все же велась. Иногда проводились досмотры грузов, но они случались недостаточно часто и были слишком рутинными, чтобы разбавить монотонность долгого дозора. Скука притупляет былую сноровку, поэтому Гончий Фир Ли проводил тренировки и учения по безопасности как раз в достаточной мере, чтобы обеспечить готовность, но при этом не притупить ее. Это походило на тщательную настройку, словно пощипывание струн арфы в поисках нужного звучания без необходимости дергать за них.

Итак, большую часть времени они проводили в праздности, соревнуясь в мастерстве и везении, занимаясь спортом, дебатами, чтением, писательством, живописью и музыкой, романтикой и распрями — тем, чем человеческие существа наполняли свои жизни, как повелось со времен пещер в Ласко.[19] Грейстроку, помощнику Фира Ли, приходилось организовывать досуг, проводить концерты, устраивать чемпионаты по игре с мячом и тому подобное — а также наводить порядок, когда музыка становилась слишком громкой, дебаты слишком горячими, а азартные игры — слишком азартными; к тому же в его обязанности входило урегулирование трений, которые неизбежно возникают, когда те, кто был обучен мгновенно действовать в кризисной ситуации, вынуждены сидеть без дела и надежды, что такая ситуация когда-нибудь наступит. Грейстрок сам был отличным профессионалом, и его эти мирские заботы не могли не раздражать.

Флагман Фира Ли «Пылающие врата» напоминал сказочный замок посреди пустоты космоса. Звездолет не предназначался для вхождения в атмосферу, в нем не было и намека на плавность линий, а люди древности нашли бы его скорее похожим на небольшую деревушку, даже если бы у них и имелись какие-то представления о космических кораблях. Флагман был построен в греческой, готической, тюдоровской и тайской манере, а Фир Ли, который никогда даже не слышал об этих народах и стилях, сумел собрать и воплотить в корабле наиболее уродливые черты всех этих направлений. «Пылающие врата» были химерой, странной даже по стандартам кораблей его класса, — благодаря специфическому применению гравитационных решеток и защите сферического поля блоки, сферы, трубы и переходы сплетались воедино под невероятными углами. Спятившее волшебное царство. Звездолет казался инородным телом везде — но только не здесь, на изорванной границе космоса.

Фир Ли сам выбрал себе кожу цвета полуночи и волосы, подобные лунному свету. Он был темнее той бездны, которую стерег, и в слабоосвещенных покоях белый каскад гривы казался единственным, что выдавало его присутствие. Он двигался стремительно и бесшумно. Бан Бриджит, его коллега, как-то сравнила Фира Ли с пантерой; другие и вовсе сравнивали его с самим Разломом.

Фир Ли сидел во вращающемся кресле в круге света посреди пустующей гостиной, одна стена которой представляла собой экран, показывающий Разлом. «Он видит суть, — шептались между собой в эскадре. — У него эти странные глаза, и он может проникать в глубины течений. Когда полезут ’феды, он засечет их раньше наших сенсоров».

Это была ложь, или возможно, что это была ложь, но Разлом манил, овладевал его помыслами. Образ Разлома оставлял в душе человека отпечаток, подобно восковой печати, и частичка его пустоты однажды воцарилась в душе Фира Ли.

Возможно, поэтому большая часть его гостиной скрывалась в тени. Кресло, в котором он сидел, имело восемь ножек, его гибкие подлокотники ласкали пальцы Гончего панелями управления и кнопками ввода-вывода. С их помощью Фир Ли мог слышать то, что слышит корабль, видеть то же, что и корабль, говорить голосом корабля — но сейчас он затемнил все экраны, кроме двух. На одном он пролистывал роман великой дибольдской писательницы Нгози дан Уиткин, которая застала начало Великой Чистки и очень остро описала потери и смятение первых поколений, живших в то время. Но так как Фир Ли был параперцептиком, второй экран отображал статистику транспортного потока через Разлом. Его внимание ничуть не рассеивалось, поскольку каждый объект обрабатывался разными областями разума. Третья же область, предназначенная для символов, мифов и образов, созерцала громадный Разлом, раскинувшийся на стене комнаты.

Не все торговые корабли возвращались обратно.

Так утверждала статистика, и хотя Фир Ли отлично знал о недостатках любой статистики — ее придумал деревенский сторож, а он писал то, что было выгодно ему! — цифры тревожили. Тревожили так же, как кровожадные Названные, которые истребили целые народы Старого Содружества, а оставшихся, среди которых были и предки Нгози, рассеяли по окраинам космоса.

Ничто, за исключением торговых положений Лиги, не могло заставить корабль, вышедший из Сапфирового Поста, пополнять припасы в одном и том же месте. Но Гончий Фир Ли получал данные о сборах пошлин со всех пересечений, сводил их воедино и…

…не все корабли возвращались обратно.

Многие пересечения были очень узкими, и корабль с неумелым пилотом мог вылететь на отмель и погрузиться в сублиминальную тину. Бог Риччи, который ведает каждой отдельной точкой пространства, даровал путям «скорость пространства» — много большую, нежели в открытом космосе. Корабль мог скользить по ним медленнее местной скорости света и одновременно куда быстрее скорости света по Ньютону. Идущее на транссветовых скоростях судно, внезапно очутившееся в ньютоновском пространстве, превратилось бы в кратковременный, но впечатляющий выброс излучения Черенкова. Такие катастрофы хоть и редко, но случались. Впрочем, существовали модели, которые списывали подобную вероятность на свойства местного пространства, и количество исчезновений превосходило ожидаемый уровень риска на пять процентов.

Дао хитты изгнали побежденных врагов, преднамеренно игнорируя их культурную однородность. Как Вавилон изгоев мог объединиться и сплести заговор, если они не понимали друг друга? Как и все остальные, оказавшиеся вдали от дома в компании незнакомцев, предки Нгози старались сохранить традиции своего старого дома — но единомышленников осталось слишком мало, кроме того, они были рассеяны слишком далеко друг от друга по множеству миров. «Центр не мог удержать власть», — писала поэтесса древности. Поэтому люди разбрелись кто куда. Сама Нгози жила в уникальное время и могла как наблюдать борьбу предков в прошлом за сохранение старины, так и прозревать будущие усилия внуков по сотворению новой истории.

Как объяснить излишек исчезнувших кораблей? Названные пришли в упадок — Фир Ли видел это собственными глазами — и многое позабыли, но они не забыли, как быть жестокими. Кодекс, позволявший им рассеивать целые народы, обращать цветущие культуры в искусно воссозданные и замкнутые на себя архаизмы, вряд ли мог запрещать захват случайного корабля просто ради забавы.

И таким образом, все области его разума сосредоточились на одном объекте. По временам заселения Старых Планет, по исчезновениям кораблей в настоящем времени и обозревании беззвездной бездны опасность Конфедерации проходила басовой нотой волынки.

— Да, Щен, — сказал он, поскольку три канала ничуть не ослабляли его паравосприятие. — В чем дело?

Грейстрок всегда заминался, прежде чем войти в покои Мастера. И дело было не столько в трех четвертях обычной гравитации, сколько в панораме Разлома. Дальние края стенного экрана можно было охватить только периферийным зрением, поэтому казалось, будто корабельный корпус здесь разобран и внутри царит космический вакуум. Покои Фира Ли находились глубоко внутри корабля — ни один архитектор не был настолько глуп, чтобы разместить обитель командира возле самой обшивки. Впрочем, иллюзия всегда заставала часть разума Грейстрока врасплох, и никто не входил в покои Фира Ли, когда экран был включен, без того, чтобы не сбиться с шага и не запнуться.

Грейстрок не был исключением, и мимолетная заминка всегда служила для него источником большого огорчения, поскольку он пытался приучить себя к Разлому. Грейстрока раздражало, что иллюзии неизменно удавалось провести его.

Он был молодым бледным парнем с настолько неприметной внешностью и поведением, что ему удалось достичь своего рода невидимости. Подмастерью Гончего подобная способность давала преимущество. Стоило ему захотеть — и он мог оставаться незаметным сколько угодно.

— Ку! — произнес он.

Фир Ли прокрутил страницу на обзорном экране.

— Случилось что-то необычное, — голос Фира Ли походил на басовитый рокот, нечто среднее между рычанием и скрежетом шлифовальных камней.