Медленнее, ниже, нежнее… (сборник) - Татьяна 100 Рожева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не разврат, а любовь, – ответил дядя и посмотрел так, что я вдруг поняла: у любви нет прошедшего времени…
– Спасибо…
– Не стоит. Дедушка еще кое-что помнит, – он сощурил глаза и старческим голосом произнес: – Дедушка! Что это у вас за тряпочка? Эта? Эта тряпочка когда-то была грозой Одессы!
Я засмеялась. Телефон снова застучал.
– Вон твой дятел снова. Передавай привет ему от меня! И пусть приезжает.
Утром, когда я вышла с мятым лицом на солнечную кухню, бодрый дядя в белоснежной футболке и спортивных брюках заливал геркулес упругой струей кипятка.
– Доброе утро… – промямлила я сонно.
– Доброе, доброе! Сделать тебе мою супер кашу?
– Нее, я сама как каша… Мне бы кофе…
– Это неправильно! На голодный желудок надо кашку кушать, а жидкость употреблять только через полчаса, а кофе вообще вредно пить!
– Ну и пусть… я кофе хочу…
Дядя покачал причёсанной седой головой и принялся за кашу.
– Ох, таблетки забыл приготовить! – он вынул из упаковок и выложил рядом с пиалой три цветные пилюли.
– Это отчего?
– Эта для пищеварения, чтобы не пукать, эта от давления, чтобы не упасть, если пукну, эта для мозга, для памяти, чтобы не забыть выпить таблетки, если пукнул и упал, – расхохотался он. – В общем, от старости. А твой-то этот дятел пьёт таблетки?
– Не знаю. При мне не пил.
– Ну да, ему рано еще…
Днём мы отдыхали после суматошного утра и сытного обеда. Дядя дремал в своей комнате, смотря, судя по высокохудожественному храпу, цветные сны. Я в своей комнате валялась на кровати с телефоном, в который тыкала пальцем все полтора часа и не заметила, как дядя тихонько приоткрыл мою дверь.
– Ку-ку! Не спишь? А я заснул! Сон такой видел… Куда-то я ехал с женщинами какими-то, попы помню, лица нет, но красиво! А ты все тычешь?
– Ага.
– О чём можно переписываться сутками, объясни мне?
– У нас вечно вечные темы. Их нельзя закончить, можно только прекратить… Вы заходите, что вы как неродной, в дверях?
Он улыбнулся, и, войдя, сел на краешек кровати в ногах. Потрогал мою щиколотку.
– Не замёрзла?
– Неа.
– Слушай, я хотел тебя спросить, вы где вместе были с ним?
– В смысле?
– Ну, куда ездили вдвоём?
– Никуда.
– Как никуда?!?
– Так. Встречались только в Москве.
– Часто?
– Сначала часто, потом редко. Сейчас совсем не видимся, только переписываемся.
– А деньги на телефон он кладёт, – уточнил дядя.
– Да.
Дядя похлопал по краю кровати и встал.
– Слишком много слов… – махнул он рукой и вышел из комнаты. – Приходи, чаю попьем! – услышала я его голос с кухни.
Больше он не спрашивал меня об этом.
Вечером мы гуляли в парке возле дома. Старый Иерусалим дрожал внизу золотым миражом в бархате ночи.
– Видишь, насколько наш район выше старого города? Здесь даже есть специально оборудованные места, чтобы смотреть на город. Пойдем, покажу.
Мы пошли по дорожкам из белого камня к вершине парковой горы. Несколько скамеек, обращенных к старому городу, располагались полукругом, словно в театре. Внизу показывали золотой мираж.
– Давай посидим? Здесь так красиво.
Мы сели под стук пришедших мне смс. Я стала отвечать. Дядя нахмурился.
– Да подожди ты! – крикнул он. – Что ты бросаешься отвечать, как только он напишет! Нельзя же так делать! Ответь через час, на следующий день, а лучше вообще не отвечай! Пусть волнуется, думает, что с тобой, почему не отвечаешь! Это только на пользу пойдет отношениям. Поверь старому ловеласу. Мне семьдесят три года! Я жизнь прожил. Я знаю, что я говорю. С мужиками нельзя так. Чем женщина доступней, тем меньше ценят. Ты себе цену не знаешь! Он тебе дарил что-нибудь? Нет. Он с тобой ездил куда-нибудь? Нет! Он тебе обещал что-нибудь? Нет! Тыкать пальцем в телефон – невелика заслуга. Да он просто онанист. Одна рука на кнопках, другая в штанах. Есть такая порода мужиков. И знаю я эти вечные темы…
– Правда? – наивно спросила я.
– Правда… – успокоился дядя. – Брось его. Не нужен тебе такой. Ты такая… необыкновенная… Сама не знаешь, какая ты…
– Вот и он мне это всегда говорит…
Дядя взял меня за руку и улыбнулся.
– Мне можешь верить. Я тебе как родственник говорю.
Мы смотрели, как старый Иерусалим мерцал огнями в ночи и молчали. Пришло два смс. Потом ещё одно и ещё. Я знала, что если прочту, то обязательно отвечу. Не смогу не ответить. Поэтому не стала брать телефон, зато стала думать, что он хотел, дятел мой. Четыре смс подряд. Может, что-то важное? Может, что-то случилось?
– Вот молодец! – похвалил меня дядя. – И не отвечай. И не думай о нем. Пусть он думает о тебе.
Телефон стих.
– Что тебе завтра вкусненького купить?
– Манго и дыньку, – я поцеловала дядю в щёку.
– И все? А творожок? А рыбку? А индюшку?
– Ну это обязательно… – нагло промурлыкала я.
– Вот. Я лучше знаю, что ты любишь! Племянница! – засмеялся дядя и обнял меня за плечи.
Инь-янь
«Тель-авивская улица сухими губами бордюров молила небо о влаге. Мольбы испарялись, не поднимаясь выше подошв. Мёртвое пекло лилось с посиневшего неба в трещины белёсых домов, в оплавившиеся выбоины мостовой. Отсутствие обычных для этого города растений, прильнувших к своим капельницам, льстило глухому солнцу…»
За две недели безделья в гостях у родственников желание складывать буквы в слова раздулось до злокачественной литературной опухоли. Опухая на исторической родине, я пробиралась по раскаленным булыжникам, боясь не столько упасть и пришквариться, сколько выронить свежесочинённую фразу про сухие губы бордюров…
«Ч-чёрт!» – раздался позади мужской споткнувшийся голос, за ним женский: «Осторожно!»
Я обернулась на русскую речь. Мужчина и женщина. Оба – высокие, светловолосые, загорелые, не похожие на израильтян. Женщина немного старше, очень красивая. Мы спеклись взглядами. Точно знакомая. Но кто, откуда? Лопасти памяти принялись ворочать склеротические пласты.
Ольга! Фотограф! Мы работали на одном проекте лет десять назад. Я писала о семимильных шагах книжной индустрии, которыми она шагает к краю цифровой пропасти, а Ольга обеспечивала наглядный материал. Очень хороший фотограф. Точно, она!
В Ольгиных глазах шагали коллеги, соседи и знакомые с транспарантами: «Нет, не она!» Шествие длилось секунды. В зрачках время течёт со скоростью мысли, а не со скоростью толпы малознакомых людей.
Ольгин спутник выгуливал ожидающий взгляд между нами на поводке полуулыбки.
– Господи! Татьяна! – узнала Ольга, когда я уже собиралась сдаваться. – Вот она, профессиональная память! Лицо помню, а что с этим лицом делала – ну никак!