Засыпайка в рыбацкой деревне - Дагмар Нормет

— Завтра приезжает кукольный театр! — возвестил Мати, въезжая в калитку своего дома.

— Завтра приезжает Буратино! — Он выпрыгнул из корзинки и прислонил велосипед к столбику ограды. Там он и остался, больше не пытаясь удирать. Алана наполнила корзину бычками. Велосипед не шелохнулся.

— Ну, я пошла, — решила Алина. В старину как говаривали: — гость что рыба, быстро портится. Увидимся завтра в Народном долге. — Она оседлала велосипед и выехала за ворота, миновала картофельное поле и свернула на проселок. Велосипед слушался ее как верный пес.

Невидимый Засыпайка шагал рядом с Мати, и на его невидимом лице сияла невидимая улыбка. Он был вполне доволен собой. Утренняя оплошность с бычками больше не казалась такой уж страшной — фигурное катание на велосипеде показало, что все-таки он мировой волшебник. На веранду вышел хмурый дедушка со спутанными волосами.

— Что за наказание! — ворчал он. — Глаза слипаются, а сна нет и в помине. То ли жирного переел, то ли что…

Мати шмыгнул за угол дома и довольно строго произнес:

— Засыпайка, поди сюда немедленно!

— Ну что опять стряслось? — обиделся Засыпайка, поворачивая шапку задом наперед и становясь видимым.

— Почему не уложил дедушку спать? — сурово спросил Мати.

— Сейчас? Среди бела дня? — поразился Засыпайка.

— Ты что, не знаешь — рыбаки с рассветом в море выходят, а к полудню ложатся на часок отдохнуть!

Правильно! Засыпайка совсем об этом позабыл! Он зашел на веранду, стянул шапку и пристально посмотрел дедушке в глаза. Тот сладко зевнул, прилег на кушетку и тут же уснул.

Мати залез на камень-крепость. Расстроенный Засыпайка — за ним.

Они сидели рядом и молчали. Ветер куда-то пропал, волнение на море улеглось. Под прояснившимся небом серое море то тут, то там уже пошло просинью. Из-за большого чайкиного валуна появилось утиное семейство. Впереди — уверенно, спокойно, как пароход — плыла достойнейшая мать семейства. За ней — пятеро птенцов. Если кто-то из них слишком отставал от матери, то подгонял себя крыльями. И хотя крылышки была совсем еще маленькими, слабыми и не могли поднять утенка в воздух, они все-таки здорово ускоряли его движение. Пушистый шарик мчался по морской глади так, что вода за ним вскипала.

Один утенок устал и вскарабкался матери на спину. Пока детеныши были совсем крошечными, они все катались на широкой маминой спине. Теперь всем вместе на ней было не уместиться. Они толкались и теснились, пока маме-утке это не надоело, и она стряхнула птенцов. Поднявшись на пологий валун, утка принялась охорашиваться. Птенцы один за другим последовали за ней.

Только самый маленький оказался неуклюжим. Вслед за другими он тоже пытался влезь на камень, но на пол-пути шлепался обратно в воду. Мать и братья с сестрами не обращали на него никакого внимания, они клювом чистили перышки под крыльями.

Несчастный малыш подымался, падал, барахтался в воде, снова взбирался на камень и опять падал…

— Вот и я точь-в-точь как этот утенок, — горестно произнес Засыпайка. Растяпа. Хуже малого ребенка.

— Что ты! Вовсе нет! — Мати пытался утешить друга.

— И вовсе да! — твердил Засыпайка. — У меня сегодня черный день. Абсолютно ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ.

Но — вот чудо! — в этот самый миг утенок благополучно одолел подъем. Растерянный от напряжения, он тоже немедленно принялся пощипывать свои перышки.

— Вот видишь! — заметил Мати. — Даже крохотный утенок одолевает большой камень!

История десятая,

в которой мы узнаем, почему Мати драил шею, как он стал героем мола, и как Засыпайка ловил планктон

— Мати, вставай! Мати!

Мати и ухом не повел.

— Мати, открой глаза!

Мати повернулся на другой бок и с головой накрылся одеялом.

Засыпайка в растерянности теребил волшебную шапку. Укладывание спать для него было делом привычным, а вот как будить людей, он понятия не имел.

Тупс одним сонным глазом следил за Засыпайкиными усилиями. Поняв, что без его помощи тот не обойдется, щенок открыл второй глаз, потянулся и побрел к кровати хозяина. Ухватив зубами край одеяла, он тянул и дергал, дергал и тянул, пока, наконец, Мати не грохнулся на пол вместе с одеялом.

— Мати, белый корабль причалил! — свистящим шепотом выпалил Засыпайка.

Это подействовало! Раз — сон как рукой сняло, два — Мати на ногах, три — он уже летит на берег.

Утреннее море нежилось под солнцем, чайки покачивались на воде, а поодаль, возле мола, стоял корабль — белый, красивый, как на картинке.

— «Стелла!» — закричал Мати. — Это «Стелла»! Таллиннский дедушка приехал, урра-а!

Мати кинулся к молу, потом вдруг остановился, развернулся и понесся к калитке своего дома.

У бабушки округлились глаза, когда она увидела, как Мати деловито вошел в кухню, открыл кран и принялся умываться. Обычно это докучное занятие ограничивалось одной только мордашкой, да и то после долгих напоминаний. А тут парень тер шею с таким усердием, что даже кожа покраснела. Потом он занялся ушами и напоследок так яростно начистил зубы, что паста оказалась на носу. Бабушка не проронила ни словечка. «Умываться — дело вполне нормальное, — подумала она. — Значит, нечего делать из этого событие».

Через минуту мальчик вернулся на кухню в чистой синей рубашке и белых гольфах.

— «Стелла» у мола. Пойду навестить дедушку.

— Так вот в чем дело! — догадалась бабушка. — Значит, поставим тесто! — радостно сказала она. — Вечером будет кофе с ватрушками.

Ни один семейный праздник не обходился без знаменитых бабушкиных ватрушек. А еще знаменитей был ее черничный пирог — во всем Кясму никто не умел печь такие отменные пироги с черникой, как Салме с хутора Кивинеэме. Но черника еще не поспела, поэтому таллиннского дедушку попотчуют ватрушками. И Мати ничуть не возражал.

Рядом с невидимым Засыпайкой Мати торжественно двинулся к молу, ведя на поводке причесанного Тупса.

— Понимаешь, — объяснял он другу, — корабль — это самая чистая вещь на свете. Его моют и чистят с утра до вечера. Матросам и носом шмыгнуть некогда — все до последней железки должно сверкать. И гости тоже должны быть чистыми, иначе капитан не пустит их на борт.

От старых лодочных сараев далеко в море уходил мол, сложенный из крупных камней и залитый цементом. Это было излюбленное место купания деревенской ребятни и дачников. Мати здесь плавать не разрешалось. Он мог заходить в воду только у своего дома, да и то когда рядом были бабушка или дедушка.

— Успеешь еще! — говаривали они. — Вот вырастешь, научишься как следует плавать, тогда и сигай в воду с мола.

Поэтому Мати всегда с завистью смотрел, как мальчишки и девчонки бесились, плавали наперегонки или прыгали с самого конца мола вниз головой.

Вон и сейчас на молу загорала и плескалась в воде уйма народу — и дачники, и деревенские ребята. Но сегодня Мати было не до них. Вскинув голову, он подходил к «Стелле» — а рядом ватага мальчишек разглядывала корабль и спорила о скорости морских судов.

«Стелла» была не так уж велика. У причала стояли рыболовные суда и побольше. Но рядом с затрапезными черными бортами траулеров беленькая «Стелла» гляделась веселой, чистой а нарядной.

Мати стоял рядом с мальчишками и ждал. Ждал того мгновения, которое должно было искупить всю горечь, накопившуюся за долгие летние дни. Он станет сегодня героем мола! А остальные пускай смотрят и лопаются от зависти!

Ожидание, однако, затягивалось, и Тупс, потеряв терпение, залился пронзительным лаем. Он тявкал на всех: на деревенских мальчишек и на дачников, на чаек, скользящих в воздухе, и даже на корабль.

— Тихо-тихо! — уговаривал его Мати. Но беспокойство Тупса было вознаграждено: услышав знакомый лай, на палубу вышел не кто иной, как таллиннский дедушка.

— Дедушка! — окликнул его Мати.

На молу все разом стихло.

— А, вот и вы! — обрадовался дедушка. — Милости прошу, поднимайтесь.

Настал час Мати! Он подхватил Тупса и взошел на аборт «Стеллы». С виду он был невозмутим, но грудь его распирало от гордости: где еще найдешь мальчишку, которого так запросто приглашают на корабль: «Милости прошу, поднимайтесь!»

Сегодня он, Мати, герой дня! Жалко, Майли его не видит! Хорошо хоть невидимый Засыпайка рядом.

Мати спиной чувствовал, как с восхищением и завистью смотрят на него деревенские мальчишки.

И тут произошло нечто неожиданное.

— Ну, цуцики, вы тоже хотите зайти? — обратился дедушка к ребятам на молу. Предложение показалось таким невероятным, что цуцики онемели.

Повторять не потребовалось. Пять пар ног вскарабкались по трапу и застыли на палубе. Забегали пять пар глаз, осматривая, оценивая, запоминая.

— Как вы думаете, что это за корабль? — спросил дед.