Светлая личность - Илья Ильф

Ничего решительно не поняв, Иванопольский плюнул, вышел на улицу и долго еще стоял перед фасадом Пищетреста, изумленно пяля глаза на его голубую вывеску с круглыми золотыми буквами.

"Что случилось? - думал бывший управделами. - Что за кислота такая в городе?"

Он толкнулся было в магазин фирмы "Лапидус и Ганичкин", но тут его ждала неожиданность. Железные шторы магазина были опущены. Первая стеклянная дверь была закрыта на ключ, а на второй двери Иванопольский увидел большую сургучную печать.

Петра Каллистратовича взяла оторопь.

И он стал бегать по городу, желая восстановить прежние связи и разыскать кончик нити того счастливого клубка, в сердцевине которого ему всегда удавалось найти прекрасную службу, возможность афер, командировочные, тантьемы, процентные вознаграждения, - словом, все то, что он для краткости называл живым делом.

Но все его попытки кончались провалом. Одни его не узнавали, другие были непонятно и возмутительно официальны, а третьих и вовсе не было - они сидели там, откуда Петр Каллистратович только сегодня вышел.

- Придется в другой город переезжать, - бормотал Иванопольский, - ну и дела!

А какие такие дела происходят в городе, он себе еще не уяснил.

- Побегу к Бракам! Если Браки пропали, тогда дело гиблое.

Делами общества со смешанным капиталом "Тригер и Брак" ворочал один Николай Самойлович Брак, потому что Тригер запутался в валюте и давно был выслан в область, которая до приезда Тригера славилась только тем, что в ней находился полюс холода.

Дом Браков был приятнейшим в Пищеславе. Его усердно посещали молодые люди с подстриженными по-боксерски волосами, в аккуратных костюмах, продернутых шелковой ниткой, в шерстяных жилетах, туфлях мастичного цвета и мягких шляпах.

Именно здесь впервые в Пищеславе был станцован чарльстон и сыграна первая партия в пинг-понг. Семья Браков умела жить и веселиться по-заграничному. В передней с молодых людей горничная снимала пальто и брала на чай. После танцев проголодавшимся давали морс с печеньем, а браковские дочки развлекали их разговорами на зарубежные темы. Говорили преимущественно о разнице в ценах на вещи между Берлином и Пищеславом, клеймили монополию внешней торговли, из-за которой ходишь "голая, босая", и о новой заграничной моде - пудриться не пудрой, а тальком. Этому молодое поколение Браков придавало особо важное значение.

Заграничная жизнь в доме Николая Самойловича достигла своего апогея в тот вечер, когда глава семейства принес домой вязочку бананов.

Появление бананов в Пищеславе совпало с приездом в город выставки обезьян. Для поддержания жизни лучшего экспоната выставки - гориллы "Молли" - выставочная администрация выписывала бананы из-за границы. Горилла могла похвастаться тем, что, кроме нее, ни одна живая душа в Пищеславе не ест редкостных плодов.

Но семейство Брак в стремлении своем к настоящей жизни не знало никакого удержу. Николая Самойлович, баловавший дочерей, не мог отказать им ни в чем.

Выставочный сторож не устоял перед посулами Брака.

На чайном столе Браков закрасовались бананы. Они были, правда, вырваны из пасти гориллы, но зато укрепили за семейством репутацию европейцев душою и телом.

Со времени исчезновения Филюрина дом Браков затих. Молодые люди перестали ходить, чарльстон прекратился, а здоровье гориллы заметно улучшилось - она получала теперь свою порцию бананов полностью.

Дела Брака пошатнулись. Оптический магазин был опечатан за неплатеж налогов. Знакомый фининспектор сознался в том, что был дружен с женою некоего налогоплательщика, за что его и сняли с работы. Государственные учреждения не давали больше выгодных подрядов.

Николаи Самойлович ходил по квартире смутный и раздражительный.

- Если так будет продолжаться еще неделю, - кричал он, - я пропал!

В такую минуту пришел к нему Доброгласов.

- Ну, как насчет "пыщи"? - зло спросил его Брак.

"Пыщей" Николай Самойлович называл все, имеющее отношение к деньгам, карьере, поставкам и тому подобным приятным вещам. "Как насчет пыщи" значило: "Как вы зарабатываете? Нет ли какого-нибудь дельца? Что слышно в губсовнархозе? С кем вы теперь живете? Получена ли в губсоюзе мануфактура? Почем сегодня на черной бирже турецкие лиры?" Многое, почти все, обозначалось словом "пыща".

Каин Александрович отлично знал универсальность этого слова и грустно ответил:

- Плохо.

- Душат? - спросил Брак.

- Уже задушили, - ответил Каин Александрович. - С работы сняли. Того и гляди под суд попаду.

- За что?

- По вашему делу. Подряд на фонари.

- Значит, выходит, что и я могу попасть с вами?

- Вполне естественно.

- Позвольте, Каин Александрович, но ведь с моей стороны это была не взятка, а добровольные отчисления, благодарность за услуги, которые вы мне оказывали в сверхурочное время.

- Нет, Николай Самойлович, будем говорить откровенно. Прозрачный сидит сейчас у бухгалтеришки Евсея, которого я, дурак, своими руками взял на службу, и играет на мандолине. Как только игра прекратится, нам сообщат. Так что если подлец Евсей захочет подослать Филюрина сюда, мы будем вовремя предупреждены. Итак, поспешим. Вы - лиходатель, а я - взяткобратель, а никакая не благодарность. Для нас обоих существует одна статья. Поэтому нам надо спасать друг друга.

- Кто бы мог подумать, что из-за такого дурака, как Филюрин, вся жизнь перевернется. Вы знаете, Каин Александрович, еще неделя - и я уже не человек.

- Подождите, Николай Самойлович, не убивайтесь.

- Нет! Нет! Я уже чувствую! Брак погибнет, как погиб Тригер. И, сказать правду, Тригеру лучше там, чем Браку здесь. Магазин пустят с молотка, квартиру заберут, в учреждениях сидят какие-то тигры. И в довершение всего могут посадить.

- Вы думаете, мне лучше? - с чувством сказал Каин Александрович. Воленс-неволенс, а я должен кормить детей и брата Авеля, которых я сам уволил. Денег нет, и я не знаю, откуда они могут взяться.

- Нужно действовать. Нужно что-нибудь придумать. Неужели Прозрачного никак нельзя сковырнуть?

- Попробуйте сковырните! Вы знаете про его шутки в учреждениях?

- "А я здесь"?

- Ну, да. Так вот, попробуйте сковырните вы его, когда никто не знает, где он и что!

- Вот если бы он не был прозрачный... - задумчиво молвил Николай Самойлович.

- Чего еще захотели! Да я бы его тогда моментально выгнал со службы, да так, что местком и пискнуть не посмел бы!

- Тогда есть только одно средство! Сделать его снова видимым!

- Открыл Северную и Южную Америку! - с иронией произнес Доброгласов. Не вы ли это забросите свои коммерческие дела и займетесь изобретенческими вопросами?

- Нет, не я.

- А кто?

- Тот, кто сделал его невидимым.

- Бабский!!

- Догадались наконец.

- Но ведь он совершенно сумасшедший.

- А самое существование Прозрачного - это не сумасшествие? А мы с вами не сумасшедшие, если живем в таком городе и до сих пор не издохли?!

Глаза Каина Александровича расширились. Надежда залила их зеркальным светом.

- Да! - закричал он. - Мы должны выявить Прозрачного, и мы его выявим!

Николай Самойлович поспешно переодевался. Он стянул свое брюхо замшевым поясом с автоматической застежкой. Заливаясь краской, застегнул ворот рубашки "лионез" и пошарил в карманах, бормоча:

- Да! Нужны деньги. О, эти деньги!..

- Их жалеть нечего, - сказал Доброгласов, - с лихвой окупим.

- Ну, с богом! Вы знаете, Каин Александрович, никогда в жизни я еще так не волновался.

И союзники поспешно двинулись на Косвенную улицу, прибавляя шагу по мере приближения к затхлому жилью изобретателя.

В начале Косвенной их поразили необычные крики. Навстречу им по мостовой двигалась странная процессия. Впереди всех, пританцовывая и взмахивая локтями, бежал совершенно голый, волосатый, грязно-голубой мужчина.

Нужно думать, что нагретые солнцем булыжники обжигали ему пятки, потому что голый беспрерывно подскакивал вершка на три от мостовой.

- Я невидимый! - кричал голый низким колеблющимся голосом.

Толпа отвечала смехом и улюлюканьем.

- Я невидимый! Я невидимый! - надсаживался человек. - Я перестал существовать!

- Кто это такой? - спросил Каин Александрович у мальчишки. - Что тут случилось?

Но никто не отвечал. Зрителям не хотелось терять на пустые разговоры ни одной минуты.

Голубой человек с грязными подтеками на спине делал уморительные прыжки. Толпа негодовала:

- Срам какой!

- Давно такого хулиганства не было!

- В милицию его!

- Я невидимый! - вопил голый. - Я стал прозрачным. Я, прощу убедиться, изобрел новую пасту "Невидим Бабского"!

- Бабский! - ахнул Доброгласов. - Мы пропали, Николай Самойлович. Видели, что делается? Окончательно спятил!

К месту происшествия уже катил в пролетке постовой милиционер.

- Держите его, граждане! - крикнул он. - Окажите содействие милиции.