Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции - Людвиг Мизес

Разумеется, существует только один способ сделать собственные ценностные суждения истиной в последней инстанции. Нужно силой подчинить всех несогласных. Именно к этому стремятся все представители различных коллективистских доктрин. В конечном счёте они рекомендуют использовать насилие и безжалостное уничтожение всех, кого они признают еретиками. Коллективизм является доктриной войны, нетерпимости и гонений. Если бы усилия какого-либо коллективистского кредо увенчались успехом, то все люди, кроме великого диктатора, лишились бы своих сущностных человеческих качеств, превратились просто в бездушные пешки в руках монстра.

Отличительная черта свободного общества – возможность функционировать несмотря на то, что его члены расходятся по поводу многих ценностных суждений. В рыночной экономике бизнес служит не только большинству, но и множеству меньшинств, если они не слишком малы относительно экономических благ, которые требуются для удовлетворения их особых желаний. Философские трактаты публикуются, если предвидится достаточное количество читателей, чтобы покрыть издержки, хотя их читают немногие, а массы предпочитают другие книги или никаких.

Поиск абсолютных стандартов ценности не ограничивался областью этики. Он также затронул эстетические ценности.

В этике общая основа для выбора правил поведения дана в той мере, в какой люди соглашаются считать сохранение общественного сотрудничества основным средством достижения всех своих целей. Таким образом, в действительности, любой спор о правилах поведения касается средств, а не целей. Следовательно, существует возможность оценить эти правила с точки зрения их адекватности мирному функционированию общества. Даже твёрдые сторонники интуиционистской этики в конце концов прибегают к оценкам поведения с точки зрения его влияния на человеческое счастье <даже Кант. См.: Критика практического разума. Ч. I Кн. II. Гл. I – СПб.: Наука. 1995. С. 217–218. Ср.: Jodl F. Geschichte der Ethik. 2d ed. – Stuttgart. 1912. V. 2. S. 35–8>.

Эстетические ценностные суждения совсем иное дело. В этой области нет такого согласия, какое существует в отношении понимания, что общественное сотрудничество является основным средством достижения всех целей. Здесь все разногласия неизменно касаются ценностных суждений, ни по одному средству достижения какой-либо цели не существует согласия. И нет никакого пути примирения конфликтующих суждений. Не существует никакого критерия, на основе которого можно было бы исправить заключение «это мне нравится» или «это мне не нравится».

Достойная сожаления склонность гипостазировать разные аспекты человеческого мышления и действия привела к попыткам давать определение красоте и затем применять эту произвольную концепцию в качестве мерила. Однако не существует никакого приемлемого определения красоты, кроме «то, что нравится». Нормативов красоты не существует, точно также не существует эстетики как нормативной дисциплины. Помимо исторических и технических наблюдений профессиональный критик искусства и литературы может сказать лишь то, что ему работа нравится или не нравится. Работа может подтолкнуть его к глубоким комментариям и изысканиям, но его ценностные суждения остаются личными и субъективными и не обязательно оказывают влияние на суждения других людей. Понимающий человек с интересом познакомится с тем, что вдумчивый автор говорит о впечатлении, которое произвело на него произведение искусства. Но человек сам определяет, позволит ли он мнению другого человека, каким бы авторитетным оно ни было, оказать влияние на свои собственные суждения.

Наслаждение искусством и литературой предполагает определённую предрасположенность и восприимчивость со стороны публики. Лишь немногие имеют врождённый вкус. Остальные должны культивировать способность наслаждаться произведениями искусства. Чтобы стать знатоком, человек должен узнать и прочувствовать многое. Но как бы ни блистал человек в качестве хорошо информированного эксперта, его ценностные суждения остаются личными и субъективными. Большинство выдающихся критиков и, собственно говоря, также большинство писателей, поэтов и художников расходятся в оценках знаменитых шедевров.

Только ходульные доктринёры считают, что можно сформулировать абсолютные нормы, что является красивым, а что нет. Из работ прошлого они пытаются извлечь свод правил, которым, как они считают, должны подчиняться писатели и художники будущего. Но гении не общаются с учёными мужами.

Полемика о ценности не является схоластическим спором, который интересен только буквоедам. Она затрагивает жизненно важные вопросы человеческой жизни.

Современный рационализм заменил собой мировоззрение, нетерпимо относившееся к раскольническим ценностным суждениям. Сам факт инакомыслия рассматривался как дерзкий вызов, смертельное оскорбление чьих-то чувств. Результатом были длительные религиозные войны.

Несмотря на то, что определённая нетерпимость, фанатизм и жажда преследований в религиозных вопросах ещё сохраняется, маловероятно, что религиозные страсти станут причиной войны в ближайшем будущем. В нашу эпоху дух агрессивности имеет иной источник – стремление сделать государство тоталитарным и лишить индивида автономии.

Это правда, что сторонники социалистических и интервенционистских программ рекомендовали их только в качестве средства достижения целей, общих со всеми другими членами общества. Они считали, что общество, организованное в соответствии с их принципами, лучше всего обеспечит людей теми материальными благами, ради приобретения которых они усиленно трудятся. Разве можно представить более желаемое общественное положение дел, чем «высшая фаза коммунистического общества», когда, как говорит нам Маркс, общество даст «каждому по потребностям»?

Однако все попытки социалистов доказать свои аргументы полностью провалились. Маркс оказался в замешательстве, когда потребовалось было опровергнуть хорошо обоснованные возражения, выдвинутые ещё в его время в адрес второстепенных трудностей социалистических проектов. Именно беспомощность в этом отношении побудила Маркса разработать три фундаментальных доктрины его догматизма <Мизес Л. Социализм. Экономический и социологический анализ. – М.: Catallaxy. 1994. С. 17>. Когда позднее экономисты продемонстрировали, почему социалистический порядок, необходимо лишённый какого-либо метода экономического расчёта, никогда не сможет функционировать как экономическая система, все аргументы, выдвинутые в пользу великой реформы, рухнули. С этого момента социалисты основывают свои надежды не на силе аргументов, а на чувстве обиды, зависти и ненависти масс. Сегодня даже адепты «научного» социализма полагаются исключительно на эти эмоциональные факторы. Фундаментом современного социализма и интервенционизма являются ценностные суждения. Социализм прославляется как единственно справедливый вариант экономической организации общества. Все социалисты, как марксисты, так и немарксисты, защищают социализм как единственную систему, согласующуюся со шкалой произвольно установленных абсолютных ценностей. Эти ценности, заявляют они, являются единственными действительными ценностями для всех порядочных людей, прежде всего рабочих, составляющих большинство современного индустриального общества. Ценности считаются абсолютными, потому что поддерживаются большинством, а большинство всегда право.

Поверхностный взгляд на проблемы правительства видит разницу между свободой и деспотизмом во внешних проявлениях системы правления и администрации, а именно в количестве людей, осуществляющих прямой контроль над общественным аппаратом сдерживания и принуждения. Подобный количественный критерий является основой известной классификации различных форм правления, предложенной Аристотелем. Концепции монархии, олигархии и демократии до сих пор сохраняют такой подход к проблеме. Однако его неадекватность настолько очевидна, что ни один философ не избежал упоминания фактов, не согласующихся с ним, и поэтому считающихся парадоксальными. В качестве примера можно привести факт, признаваемый уже древнегреческими авторами: тирания часто, или даже регулярно, поддерживалась массами, и в этом смысле была популярным правительством. Современные авторы называют этот тип правления «цезаризмом» и продолжают смотреть на него как на исключительный случай, обусловленный особыми обстоятельствами; но они также затрудняются удовлетворительно объяснить, что делает эти обстоятельства исключительными. Однако зачарованные традиционной классификацией люди молчаливо соглашались с этой поверхностной интерпретацией до тех пор, пока казалось, что она должна объяснять только один эпизод современной европейской истории, – а именно историю Второй империи во Франции [10]. Окончательно доктрина Аристотеля рухнула, когда столкнулась с «диктатурой пролетариата» [11] и автократией Гитлера, Муссолини, Перона и других современных последователей древнегреческих тиранов.