Повести об отважных - Василий Попов

— Вот все мы, товарищ лейтенант, хотим спросить вас: зачем этот самый Железный Рыцарь в собственном доме такие аттракционы устраивал?

— Какие аттракционы?

— Ну, потайные ходы, ловушки разные… Чего он боялся?

— Жестокие люди всегда боятся возмездия… А этот самый Железный Рыцарь был кровожадным и жестоким деспотом. История говорит, что даже среди своих собратьев — рыцарей Тевтонского ордена, злобных и кичливых самодуров, Ульрих фон Шлиппенбах выделялся изуверством. Эйзенбургского пастора, который поспорил с владельцем замка, Шлиппенбах приказал затравить собаками. Свою жену, дочь высокопоставленного рыцаря Ливонского ордена, Шлиппенбах заточил в темницу и уморил голодом. Слуги, особенно те, кто происходил из славянских племен, трепетали перед этим изувером, который безо всякой вины, из-за минутного каприза, сдирал с людей кожу, вешал неугодных ему на крюк за ребро, сжигал заживо и морил голодом в подземельях. Кстати, и погиб этот самый Железный Рыцарь из-за своей жестокости.

— Как? — спросила Наташа.

— Ему чем-то не угодил старый слуга, и фон Шлиппенбах приказал бросить несчастного в котел с кипятком. Как говорят летописи, сын погибшего, оруженосец рыцаря, пристукнул своего хозяина дубиной…

— Этот оруженосец был славянин?

— Нет! Немец.

— Его казнили? — спросила Катя.

— Летопись говорит, что убийца Железного Рыцаря сумел скрыться.

Наверное, лейтенанту еще долго бы пришлось отвечать на вопросы любопытных слушателей. Но пришел ординарец подполковника Смирнова и сообщил:

— Товарищ лейтенант! Подполковник вызывает вас к себе…

Лейтенант Серков вскочил, застегнул ворот гимнастерки и ушел.

В комнате наступило молчание.

— Заспивали бы вы, девчата! — вдруг попросил Ничипуренко. — Что ж це за праздник, колы песен нэма!

Откуда-то появилась старенькая гитара. Медсестра Катя встала, взяла аккорд и запела мягким, чуть приглушенным голосом:

Солнце ни-зе-е-енько,

Вечер близенько…

Родная украинская песня совсем растрогала старшину.

— А вы, извиняюсь, откуда будете? — спросил он девушку.

— С Урала…

— А песни поете, как щирая украинка…

— Люблю я украинские песни… С детства их люблю. У меня мама — украинка…

Потом девушки хором спели всеми любимые фронтовые песни “Землянку”, “Синий платочек” и “В лесу прифронтовом”.

И тут в коридоре послышался приближающийся шум.

— Ой! Опять, наверное, Железный Рыцарь! — испуганно вскрикнула одна из санитарок.

Старшина шагнул к дверям.

Шум смолк. Потом двери распахнулись, и в темном проеме показалась мрачная фигура в рыцарских доспехах. Она шагнула вперед, подняла руку… и попятилась, увидев старшину Ничипуренко.

Железные доспехи и высокий шлем с плоским верхом делали рыцаря массивным и огромным. Но широкоплечий гигант Ничипуренко и рядом с рыцарем выглядел внушительно.

— А ну, иди сюда, вражина! — грозно крикнул старшина.

Рыцарь попятился в коридор.

Однако Ничипуренко в несколько шагов догнал железное чудище.

— Стой, тебе говорят! — повторил старшина.

Рыцарь, лязгая доспехами, обернулся. В его железном кулаке что-то сверкнуло.

— Дядя Петя! У него нож! — испуганно воскликнул Коля.

Рыцарь попытался ударить старшину кинжалом в грудь. Но Ничипуренко левой рукой отвел удар, а правой со всего маху стукнул противника чуть пониже глазной прорези в шлеме.

Удар был таким сильным, что рыцарь пролетел несколько шагов и с тяжелым лязгом рухнул на каменный пол.

В коридоре уже открывались двери, из палат выскакивали раненые. Прибежал военврач Никита Семенович с пистолетом в руке.

— Вот он какой, этот самый рыцарь-пугало! — проговорил военврач, нагибаясь над лежащим. — Кто же его так двинул? Конечно, это вы, человечище? — одобрительно кивнул он старшине и сунул пистолет в карман бриджей. — Ну, а сейчас по всем правилам рыцарских поединков мы, синьор рыцарь, поднимем забрало и посмотрим на вашу мерзкую физиономию.

Военврач нагнулся над рыцарем. Лежащий шевельнулся и зло пнул железным сапогом в живот Никиту Семеновича. Тот охнул и, скорчившись, сел на пол.

— Ах, гад недобитый! Он еще лягается! — закричали раненые.

Кто-то из них трахнул по шлему костылем. Рыцарь дернулся и затих.

— А ну, не трожь! — закричал Ничипуренко и, придерживая разбитую в кровь руку, встал над лежащим. — Мы его сейчас вылущим из железной скорлупы и доставим к товарищу подполковнику. Нехай поведает, чего ради он добрых людей пугает!

Из-за спин столпившихся раненых послышался голос подполковника Смирнова.

— Что здесь случилось, товарищи?

Толпа расступилась. Подполковник Смирнов и лейтенант Серков подошли к рыцарю.

— А, попался-таки! — сказал подполковник. — Кто это его так угостил?

— Я, товарищ подполковник, — ответил Ничипуренко виноватым голосом.

— Чем же вы его?

— Да так, кулаком… Он на меня кинжалом замахнулся, я его и двинул. А рыцарь-то оказался хлипкий, враз с катушек долой…

— Да тут, наверное, и матерый медведище опрокинулся бы, если бы товарищ старшина к нему ручку приложил! — заметил кто-то из раненых.

Подполковник снова взглянул на лежащего рыцаря и приказал:

— Снимите с него шлем!

На этот раз лежащий без сопротивления дал лейтенанту Серкову снять с себя массивный, похожий на ведро, шлем.

— Ауфштеен! Встать! — отрывисто скомандовал подполковник Смирнов.

Рыцарь дернулся, как от удара кнута, и, грохоча железными доспехами, вскочил с пола. Это был толстошеий детина с выпирающей вперед челюстью.

— Я ничего говорить не буду… Хайль Гитлер! — выкрикнул детина, вскидывая руку в фашистском приветствии.

— Отведите его в библиотеку… Вытащите из этой железной оболочки, — распорядился подполковник.

Лейтенант Серков достал пистолет и приказал фашисту идти вперед.

— Спасибо, старшина Ничипуренко! Спасибо от лица командования Советской Армии! — тепло сказал подполковник Смирнов. — Представлю вас к награждению за отвагу и мужество.

Старшина вытянулся во весь свой гигантский рост, четким движением поднес руку к пилотке и ответил:

— Служу Советскому Союзу!

С трудом поднимая ноги в тяжелых сапогах, фашист поднимался по лестнице. Лейтенант Серков держался шагах в трех позади.

“Как бы развязать язык этому “рыцарю”? — думал подполковник Смирнов. — Судя по всему, перед нами типичный продукт фашистского воспитания — тупой, злобный фанатик, отравленный гитлеровской демагогией”.

Подполковник был на третьей ступеньке первого пролета лестницы. Фашист грохотал своими сапогами уже на втором пролете.

Посмотрев на лестничную площадку, подполковник вдруг заметил, как дрогнула и стала уходить внутрь одна из сторон стены. Подполковник рванул из кобуры пистолет.

“Вот оно что! Четвертая панель облицовки!” — отметил про себя подполковник.

В темном отверстии шевельнулась какая-то фигура, и тускло сверкнула вороненая сталь автомата. Медленно поднимаясь, ствол оружия направился в сторону верхнего пролета лестницы.

— Лейтенант! Ложись! — выкрикнул подполковник Смирнов разряжая всю обойму ТТ в темную щель потайного хода.

Выстрелы ТТ слились с автоматной очередью. На верхней лестнице прозвучал отчаянный вскрик и тяжелый металлический грохот.

Подполковник торопливо выбросил из рукоятки пистолета пустую обойму и вставил новую.

Но, когда он поднял глаза на лестничную площадку, отверстия в деревянной панели уже не было. В свете фонаря золотилось светлое дерево и темнели дубовые листья и кресты орнамента. На каменном полу площадки валялся немецкий автомат.

В несколько прыжков подполковник достиг площадки и посмотрел вверх.

Лейтенант Серков с пистолетом в руке поднимался со ступенек. А выше, там, где кончался лестничный пролет, неподвижно лежала груда железа.

— Что с вами, Миша? — крикнул подполковник. — Вы ранены?

— Нет! По вашей команде я шлепнулся на ступеньки. И вся очередь пришлась на его долю…

Лейтенант указал на неподвижно лежащего фашиста.

— Врача! Быстро! — скомандовал подполковник.

Снизу уже бежали бойцы. Обгоняя их, через три ступеньки мчался Ничипуренко.

Запыхавшись, прибежал врач Никита Семенович. Он нагнулся над лежащим и сердито выкрикнул:

— Безобразие! Я же не могу добраться до человека через эти железки…

— Снять доспехи! — распорядился подполковник.

Когда вервольфовца освободили от его железной скорлупы, он был уже мертв. Автоматная очередь прошила ему грудь.

— Такова мораль фашизма, — сказал лейтенант, — Не щадить ни чужого, ни своего… Но вы заметили, Юрий Юрьевич, что потайной ход открывался в четвертой грани панели? Теперь мы знаем, как туда попасть. Утром выломаем эту грань и…