От Жванецкого до Задорнова - Марк Дубовский

В 1994 году на моё предложение стать президентом райкинского фестиваля «MORE SMEHA» в Риге Михал Михалыч согласился сразу:

«А что, я нахожусь в таком возрасте и в такой кондиции, что вполне могу сидеть в кресле, вы только толкайте меня вперёд!»

Этой идее, увы, не удалось сбыться. По недоразумению. «MORE SMEHA» разлилось уже в четвёртый раз, и четыре года, так уж случилось, его президентом был я. Мне было абсолютно всё равно, в каком звании пребывать при своём детище (за мной и так закрепилось звание его «крёстного отца»), но фестиваль получил прессу в привычном формате: Марк Дубовский – президент «MORE SMEHA» и тому подобное.

Не успел я перенастроить фестивальный пиар (да тогда и термина такого не было) на новые волны. А Жванецкий обиделся. Хотя главный приз фестиваля, Кубок Аркадия Райкина, торжественно и со всеми почестями получил именно он.

Жванецкий говорил, что посещение Риги всегда для него праздник. Начиная с поезда. Он признавался: «Здесь моя публика, а к своей публике буду ползком ползти, тяжелораненый доберусь до неё».

Михаил Жванецкий, «MORE SMEHA-1994»

В советское время некий партийный деятель заявил одному известному артисту:

– Наградить я не могу. Но сделать так, чтобы не наградили, – это запросто.

Вот это миссия! Все эти деятели упивались властью, возможностями и цинично торговали и тем, и другим. Феноменом этого всесилия лично для меня является историческая фраза Сталина, которой он обрезал притязания Крупской:

– Будете раскольничать – мы назначим вдовой Ленина другую женщину!

В случае с президентством Михал Михалыча, с моей стороны не было ни цинизма, ни коммерческого умысла – признаюсь, мне и сегодня удаются нелепые ошибки.

«MORE SMEHA» без цензуры

Фестиваль имени Аркадия Райкина коммунистической цензуры не испытал.

Зато представители новоявленных националистических партий после некоторых моих выступлений мне угрожали всерьёз.

Вот несколько цитат из тоста, который я произносил в честь открытия четвёртого фестиваля:

Марк Дубовский, тюремный шансон о судьбе Латвии

«… Латвия! Страна серого гороха! Со шпеком. И хлебного супа со взбитыми сливками.

Как истинный мужчина, я многое понимаю желудком, поэтому не перевариваю правительство, которое в такой маленькой стране создаёт такие большие проблемы.

Живут в Латвии латыши-мальчиши и латыши-плохиши. Плохиши – это те латыши, которые сочиняют законы так свирепо, словно население Латвии целиком русскоязычное, а мальчиши – это те латыши, которые как бы случайно оказались среди нелатышей.

Все русские должны знать латышский язык, иначе – безработица и прочие санкции, вплоть до депортации из страны. Вот угадайте загадку: «Без рук, без ног, а говорить умеет, кто это?» Жертва Закона о языке.

Есть у меня предложение латышам-языковедам: вслед за тем, как вы убрали отовсюду вывески на русском языке, уберите ещё и цифры на арабском!..

Но вот что любопытно: хают латыши-плохиши русских, хают, а отопление включили в день перехода русской армии на зимнюю форму одежды.

Раньше граница была госуДАРСТВЕННАЯ, теперь – госуПРОДАЖНАЯ.

В туристических справочниках пишут: «Рига – маленький Париж». Интересно, а за границей говорят, что Париж – это большая Рига? И ещё: можно ли тогда утверждать, что латыш – это маленький француз?..

Латвия! Родина моя! Родина Райкина и Паулса, Келдыша и Эйзенштейна, Лиепы и Таля! Страна Красоты, Таланта и Разума!

Знала ты иго и шведское, и немецкое, и советское, познаёшь теперь и своё собственное.

Ты никогда не была свободной и, увы, так и не становишься таковой. Потому что плохишам это – не выгодно.

И всё равно – пью за тебя, Латвия! Будь добра, человечна и счастлива!»

Мой старый приятель, известный политолог Андрей Воронцов, предупредил меня после этого выступления: на тебя началась охота, одна очень правая газетёнка объявила тебя вне закона, будь бдителен.

Бдительность понадобилась не только мне.

Осенью реклама зазывала рижан в Театр русской драмы на мой авторский вечер «Латвия – страна серого гороха». Афиша представляла собой пятилатовую купюру с изображением раскидистого дуба (копия настоящей), только ствол дерева украшала моя фотография (я же ДУБовский).

За две недели до концерта звонит мне директор театра:

– Старик, я вынужден перед тобой извиниться, но после ряда звонков с намёками не хочу рисковать судьбой театра. Театр государственный, сатиру в свой адрес правительство не любит, а один русский театр Раймонд Паулс уже закрыл…

– Понимаю, Эдик, министр культуры оказался министром латышской культуры.

В результате тот концерт состоялся в Доме конгрессов.

Месть Жванецкого

Был у меня друг. Валера Мачугин. Настоящий русский купец. Деловой, увлекающийся, щедрый. Возник он на моём пути как спонсор фестиваля, причём это был единственный случай, когда не я нашёл спонсора, а спонсор сам нашёл меня.

Мы легко и быстро сошлись. Стихи и проза, романтик и бизнесмен, еврей и русский. Ох, и покуролесили мы с ним!

Мне очень не хватает Валеры. Осенью 1996‑го Валера и его подруга Наташа Мейсане стали жертвами киллеров. Красивая была пара.

Помню, выступал я с сольным концертом в Смоленске. После ужина, уставший, завалился в постель, сплю. Вдруг шум на всю гостиницу: «Да пустите же меня, я знаю, что он здесь!» Выхожу в коридор – уж больно знакомый голос – Валера в сопровождении всего тамошнего персонала объясняет и мне, и персоналу:

– Пятница, после работы, что мне одному делать? Сел в машину и приехал!

Аргумент убийственный, Валеру оставили в покое, а мне пришлось одеться, и пустились мы с ним в смоленское ночное.

Аналогичный подвиг, уже вдвоём, мы совершили, приехав на концерт Жванецкого, тот обомлел: «Вот это высоко!»

Я познакомил их с Михал Михалычем, и завязалась ещё одна дружба.

После неудавшегося президентства Жванецкого на «MORE SMEHA‑1994» дружба эта решила сыграть против меня.

Всё дело в том, что Валере настолько понравилась фестивальная жизнь, что он стал уговаривать меня проводить концерты на пару с ним, без моего многолетнего партнёра.

Моё этическое наполнение не позволило мне согласиться, тогда Валера решил, что справится и сам. В 1995 году он профинансировал сольный концерт Жванецкого… за неделю до «MORE SMEHA».

Проиграл. На Жванецком было ползала, фестиваль же прошёл с аншлагом.