Беловодье - Марианна Алферова

Так что произошло год назад? Важное? Или не очень? Пытаться вспоминать, хмуря брови и потирая лоб, бесполезно. Все исчезло с того дня, как… Стоп! Волшебный сон, или сон наяву, — вот что должно восстановить память. Смочить веки пустосвятовской водой, произнести заклинания, и во сне колдун переживет заново то, что случилось наяву. Ни одно колдовство не способно стереть память без остатка даже обычному человеку. Ну а колдуну — тем паче. Спору нет, колдовской сон опасен — сам того не осознавая, спящий может начать колдовать, и что из этого выйдет — никому неведомо. Но другого способа вернуть стертое из памяти Роман придумать не мог.

Он прихватил ковшик с водой и поднялся в спальню. Вспоминать придется долго — час за часом, день за днем. Конечно, во сне все будет происходить быстрее, чем наяву, в снах минуты вмещают дни. Но все равно понадобится немало часов, чтобы увидеть события целого года. Тину бы предупредить. Но он не стал ее тормошить — пожалел. Сам от волшебного сна очнется, когда влага на веках высохнет.

Роман растянулся на кровати и смочил веки пустосвятовской водой. Потом зажмурился, произнес заклинание.

И начались

ВИДЕНИЯ…

Река была как серебро. Дыхание ветра улеглось пе-ред рассветом, но мелкая рябь бежала по воде. Опроки-нутые деревья подрагивали в водном зеркале черным узором. В такие минуты могло почудиться, что вода светится не отраженным, а собственным светом. Ах, какая была вода в тот вечер в реке! На вкус — чистый мед. И теплая, как парное молоко. Она баюкала колдуна. Кто знает, может быть, она им гордилась? Наверняка гордилась, как гордится мать успехами единственного сына.

Когда колдун выбрался на берег, вода шепнула: — Только не проиграй.

Он отмахнулся: не до тебя, мол, и твоих опасений. Потом долго сидел на берегу, обхватив руками колени; с наслаждением вдыхал влажный воздух, текущий с реки. Колдун еще не успел обсохнуть после купания, и тело покалывали тысячи крошечных иголочек — свидетельство дарованной водой силы. Радостно было ему глядеть на реку — чудилось, что вода, текущая у ног своего повелителя, нашептывает ему что-то важное. Детство, как минуты утренние, тем и хорошо, что преходяще. Сейчас встанет солнце, коснется золотыми пальцами вершин деревьев. Дунет ветер. Заплещет река, и…

Не то!

Роман закричал и сел на кровати. Раны вновь начали кровоточить.

Нет, он начал с чего-то не того. Чуть позже… Гораздо позже. Зачем ему вспоминать в колдовских снах свои летние купания в реке? Память о летних днях сохранилась. Август, дефолт, начало сентября. Какие-то сумасшедшие осаждали колдуна с требованиями предсказать курс доллара. Октябрь… Покушение на Аглаю Всевидящую. По личной просьбе Чудодея Роман искал убийцу. Нашел — Аглаин постоянный клиент, потерявший все деньги в августе. „Почему не предвидела, почему не предсказала!“ — орал бедняга, когда за ним явились менты. Аглая объясняла неудачу помутнением провидческой силы. Ну что ж, бывает такое с колдунами.

Дальше — провал. Роман помнил лишь утро того дня. Свои предчувствия и воду, что чернела от одного прикосновения. А вот дальше…

Колдун закрыл глаза, плеснул на веки влагой.

ВИДЕНИЯ нахлынули.

Увидел себя со стороны — себя, ожидавшего событий. И мальчишку, что пришел к нему с просьбой узнать, почему убили отца. Юл Стеновский, белокурый тринадцатилетний пацан с удивительно светлой аурой, способный чувствовать то, что другим не под силу. Парнишка увел Романа за собой в…

Колдун вновь очнулся. Да что ж такое?! Почему вода так быстро высыхает? Будто жар сжигает ее. Вот именно, жар… Нужно еще одно заклинание, чтобы влага сохранялась дольше. Чтобы не стекала по коже, а задерживалась на веках, как в чашах, и длила воспоминания.

— Тина! — крикнул Роман. В то утро он так же требовательно звал ее. Точь-в-точь таким же головом, в котором слышались скрытая энергия и нетерпение.

Она прибежала. На ней был коротенький махровый халат на молнии. Впрочем, молния не застегнута.

— Сколько времени? Рано еще?

— Да вон часы. На тумбочке.

— Они стоят.

— Ничего не стоят. Пять часов.

— Утра?

— Конечно.

— Помнишь мальчишку, что приходил ко мне на прием? Беловолосый. И аура у него совершенно необычная. Помнишь?

— Кажется, да, — отвечала она неуверенно. Про ауру, разумеется, ничего не знала, но сделала вид, что посвящена.

— Его звали Юл. Юл Стеновский.

— Ну да, да. — Она закивала охотно. Теперь тоже вспомнила, без всяких колдовских ухищрений. — У него еще отца убили. В газетах писали. Того человека застрелили в подъезде. Предприниматель. Но не из богатых — концы с концами сводил.

— Убийцу нашли?

— Не… Нашли. Колдун удивился:

— Когда?

— Да почти сразу же. Кто-то закопал три трупа на пустыре возле недостроенного дома. Дед из поселка пошел гулять с собакой, собака могилку и разрыла. Менты понаехали. По каким-то признакам решили, что один из них и есть убийца. Знаешь, от чего тот парень умер?

Роман пожал плечами.

— От обезвоживания, — с торжеством в голосе объявила Тина.

— Странная смерть для киллера, — невозмутимо заметил колдун. И добавил: — У этого парня были кроссовки сорок пятого размера.

— Откуда ты знаешь?

— Видел его следы на воде.

Да, Роман помнил теперь, как ходил к дому убитого и в луже разглядел отражение чьей-то руки, рукав кожаной куртки и след ноги, обутой в кроссовку. В своем сне наяву Роман снова вопрошал воду у подъезда, и она ему отвечала. Но не это было главным. Главным было другое: ниточка тянулась куда дальше. Изображение парня со светлыми, как у Юла, волосами появилось на дне тарелки с водой, едва Роман Вернон задал водной стихии вопрос: „Почему убили Александра Стеновского?“ Этот блондин в светлом плаще не был убийцей, он был причиной, из-за него киллер всадил две пули Стеновскому в сердце. А на шее у незнакомца сверкало серебряной нитью водное ожерелье. Вот оно! Вот! Вот к чему относилось предчувствие того дня. Предчувствие, от которого темнела вода, суля грядущие беды.

Ожерелье с водной нитью на шее человека в светлом плаще… Да, именно! Кто-то сплел ожерелье и подарил незнакомцу. Значит, должен быть еще один, умеющий плести нити, кто мог покуситься на власть господина Вернона. А ведь прежде Роман считал себя единственным водным колдуном. И вдруг — известие, что соперник существует, что может отнять любимую стихию. Романа охватило чувство, похожее на жгучую ревность, которую ничем нельзя загасить. Колдун, не колеблясь, решил, что рано или поздно доберется до того, второго. Вернее, сначала до парня, что носит ожерелье, затем до искусника, что его сплел. Роман бросился в погоню. А дальше…