Один под парусами вокруг света (сборник) - Джошуа Слокам

Рождество 1895 года «Спрей» встретил полностью переоборудованным, на нем даже появилась чудесная самодельная печка, которую смастерили из большой железной бочки, проделав в ней отверстия – это обеспечивало отличную тягу. Скажу честно, печкой это изобретение можно было назвать только из вежливости. Это было постоянно голодное существо, пожирающее даже зеленое дерево; в холодные и дождливые дни у берегов Огненной Земли она сильно помогла мне в жизни. Ее дверца скрипела на медных петлях, которые один из подмастерьев с похвальной гордостью отполировал так, что они горели, как медный нактоуз на пароходах.

Теперь «Спрей» был готов идти в море. Тем не менее, вместо того чтобы идти сразу в путь, он 29 декабря совершил экскурсию вверх по реке. Один мой старый друг, капитан Говард, чье имя было известно от Кейп-Кода до Ла-Платы, отправился со мной в Буэнос-Айрес, куда мы приплыли рано утром на следующий день: штормовой ветер и сильное течение позволили «Спрею» превзойти самого себя. Я был рад присутствию на борту такого бывалого моряка, как Говард, который мог засвидетельствовать способность «Спрея» плыть по курсу без стоящего у руля живого существа. Говард сидел рядом на нактоузе и следил за компасом, пока шлюп шел по курсу так уверенно, что можно было предположить: картушка приколочена прямо к парусам. Он не отклонился от курса даже на четверть румба. Мой старый друг, который в течение многих лет владел лоцманским шлюпом и плавал на нем, посмотрев, как «Спрей» использует ветер в своих парусах, под конец воскликнул:

– Пусть я сяду на мель Чико-Банко, если я когда-либо видел что-то подобное!

Возможно, он никогда не оставлял своему шлюпу возможности показать, на что тот способен. Здесь я сделал вывод, что «Спрей» отлично ведет себя на мелководье при сильном течении, а также в других трудных и необычных условиях. Капитан Говард согласился с таким моим мнением.

За все годы вдали от родного дома Говард не забыл искусство приготовления рыбы. В доказательство он прихватил несколько хороших окуней и приготовил блюдо, достойное королей. Когда пикантный суп из моллюсков был готов, мы надежно закрепили котелок между двумя ящиками, стоявшими на полу каюты так, чтобы он не мог перевернуться, пока мы обедали и развлекались беседой, а «Спрей» в темноте шел своим курсом по реке. Говард рассказывал мне о каннибалах Огненной Земли, а я рассказал ему о рулевом с «Пинты», который вел мой корабль во время шторма у берегов Азорских островов, и что я искал его у руля в сегодняшнюю непогоду. Я не обвиняю Говарда в суеверии, никто из нас не суеверен, но, когда я заговорил о нашем возвращении в Монтевидео на «Спрее», капитан покачал головой и обратно отправился на пароходе.

Я не был в Буэнос-Айресе несколько лет. На месте, куда я раньше причаливал, уже построили великолепные доки. Огромные состояния были истрачены на переустройство гавани, о чем могли бы рассказать лондонские банкиры. Капитан порта, после предоставления «Спрею» безопасного места у причала, поздравил меня и сказал, что я могу обращаться к нему, если мне что-то понадобится за время стоянки в порту, и я был абсолютно уверен, что эти проявления дружбы были абсолютно искренними. В Буэнос-Айресе о моем судне хорошо позаботились: никаких портовых сборов, все было бесплатно, а городское яхтенное сообщество приветствовало его самым дружеским образом. В городе я нашел, что все не так уж сильно поменялось, как на пристани, и вскоре почувствовал себя как дома.

В Монтевидео я привез письмо от сэра Эдварда Хэйрбая к владельцу «Стандарта», мистеру Малхоллу, и в ответ он меня уверил, что я могу рассчитывать на самый теплый и сердечный прием даже за пределами Ирландии. Господин Малхолл приехал в доки в коляске, запряженной парой лошадей, и, как только «Спрей» встал у причала, мне сразу же предложили ехать к нему домой, где меня уже ждала комната. Это был Новый 1896 год. Ход путешествия «Спрея» опубликовали в колонках газеты «Стандарт».

Господин Малхолл любезно прокатил меня по городу, чтобы я мог увидеть множество улучшений, и мы искали что-то, оставшееся от старого города. Человека, который продавал лимонад на площади, еще во время моего первого посещения этого замечательного города я нашел по-прежнему продающим лимонад по два цента за стакан – он сделал состояние на этом. Его инвентарь состоял из ванны, стоящей у соседнего гидранта, умеренных запасов коричневого сахара и штук шести лимонов, которые плавали в подслащенной воде. Воду время от времени добавляли из колонки, но лимоны были навеки «обречены» плавать, и всего за два цента за стакан.

Мы тщетно пытались разыскать человека, который когда-то продавал в Буэнос-Айресе одновременно виски и гробы; наступление цивилизации раздавило его… только память цеплялась за его имя. Я бы охотно посмотрел на этого предприимчивого человека. Помню ряды бочек с виски, расставленные вдоль прилавка в одной стороне магазина, а на другой стороне, за тонкой перегородкой, находились гробы в том же порядке, всех размеров и в большом количестве. Уникальное сочетание казалось нормальным, по мере того как пустел бочонок, один гроб мог быть заполнен. Кроме дешевого виски и многих других алкогольных напитков, этот человек продавал «сидр», который изготавливал из подгнившего винограда. В рамках его предприятия была также продажа минеральной воды, богатой микробами и болезнетворными бактериями. Этот человек, несомненно, хотел угодить вкусам всех своих клиентов.

Несмотря ни на что, в городе и дальше продолжал жить один хороший человек, который написал для мыслящих граждан на стене своего магазина следующее: «Этот нечестивый мир будет уничтожен кометой! Поэтому владелец этого магазина обязан продать весь товар по любой цене и избежать катастрофы». Мой друг господин Малхолл объехал вокруг, чтобы я смог посмотреть на страшную комету, хвост которой был изображен на стене магазина, где хозяин трясся от страха.

Не выходя из Буэнос-Айреса, я укоротил мачту «Спрея» на семь футов. Также я уменьшил длину бушприта на пять футов, но даже после этого я считал, что он слишком выдается вперед. Сколько раз потом, когда брал рифы у кливера, я сожалел, что не укоротил его еще на фут.

Глава VII

Поднятие якоря в Буэнос-Айресе. Бурный всплеск эмоций в устье Ла-Платы. Затоплены многие. Шторм при входе в пролив. У мыса Фроуард. Индейцы преследуют меня в бухте Фортескъю. Промах при выстреле в «Черного Педро». Беру запас воды и дров в бухте Трех Островов. Жизнь животных.

26 января 1896 года «Спрей», переоборудованный и во всех отношениях хорошо подготовленный, отплыл из Буэнос-Айреса. На старте практически царило безветрие – поверхность большой реки была похожа на стекло, и я был рад воспользоваться буксиром из гавани, чтобы беспрепятственно выйти из порта. Но вскоре налетел шторм, изуродовав море, и зеркальная гладь реки стала грязной и взбаламученной. Ла-Плата – коварное место, оно весьма богато на бури. Тот, кто плавает здесь, всегда должен быть начеку и готов к шторму. Я бросил якорь еще до наступления темноты в самом лучшем месте, которое смог найти недалеко от земли, но проворочался всю ночь под шум бури. На следующее утро я поплыл с зарифленными парусами дальше по реке против встречного ветра. На ночь я остановился в том месте, где капитан Говард присоединился ко мне, чтобы плыть вверх по реке, я выбрал свой курс так, чтобы с одной стороны был мыс Индио, а с другой – банка Инглес.

На протяжении многих лет я не плавал южнее этих регионов. Не скажу, что, держа курс на мыс Горн, я ожидал, что все будет легко, пока я управлял парусами и снастями и в мыслях гнал себя только вперед и вперед. Когда же я бросал якорь в уединенных местах, ко мне подкрадывалось чувство страха. А во время последней остановки на однообразной и мутной реке, я, как может показаться, проявил слабость и дал волю своим чувствам. Я решил тогда, что больше нигде не брошу якорь вплоть до пролива Магеллана.

28 января «Спрей» миновал мыс Индио и все прочие опасности устья Ла-Платы. С попутным ветром под всеми парусами он взял курс на Магелланов пролив, все дальше и дальше в сторону южной страны чудес, пока я не предал забвению достоинства нашего умеренного севера.

Мой корабль благополучно прошел залив Байя-Бланка, затем залив Св. Матиаса и могучий залив Сан-Хорхе. Я надеялся, что «Спрей» сможет держаться дальше от разрушительных приливных течений, которых боятся как большие, так и маленькие суда, идущие вдоль побережья, я обходил все мысы на расстоянии около пятидесяти миль, так как опасная область здесь выдается на много миль от земли. Но где шлюп избежал одной опасности, там столкнулся с другой. За один день пути до Патагонского побережья мое судно с зарифленными парусами настиг удар огромной волны, казалось, она состояла из множества волн, поднятых ревущим штормом. У меня было только мгновение, чтобы убрать все паруса и схватиться за фал. Мне показалось, что шлюп уже вне опасности, когда я увидел мощный гребень волны, возвышающейся над мачтой. Стена воды обрушилась на мой корабль с силой, под которой сотрясся и прогнулся каждый брус, но судно быстро вышло из-под нее и чинно понеслось по волнам. Возможно, в течение целой минуты я не мог разглядеть ни одной части своего «Спрея». Пожалуй, может это длилось не так долго, но это мгновение показалось вечностью: вся моя жизнь пронеслась у меня перед мысленным взором. Не только мое прошлое, как разряд электричества, промелькнуло передо мной – в этом опасном положении я успел прикинуть свои планы на будущее, которые потребуют много времени для их выполнения. Первое, о чем я подумал, что если «Спрей» пройдет и через эту опасность, то я хотел бы все свои силы приложить для постройки большего корабля таких же обводов – я надеялся, что это у меня еще впереди. Другие обещания, более легко исполнимые, я должен был дать себе из-под палки. Однако инцидент, который так напугал меня, был еще одним тестом, испытавшим мореходные характеристики «Спрея». Теперь я меньше беспокоился о преодолении опасностей у мыса Горн.