Расстрелянные герои Советского Союза - Тимур Бортаковский

На учениях нам предстояло взаимодействовать с сухопутными войсками. Командующий округом И.П. Уборевич организаторскую сторону учений поручил своему заместителю, который решил собрать всех командиров — пехотных, кавалерийских дивизий, а также авиационных бригад.

Птухин на это совещание предложил поехать и мне вместе с командирами полков.

Бурно проходил совет командиров. Особенно настойчив был, как я после узнал, командир 4-й кавалерийской дивизии. Помню, он горячо доказывал собравшимся:

— Прежде чем начать форсирование Березины, авиация должна прикрыть наземные войска.

Птухин в присущей ему манере мягко, но в то же время категорично возразил напористому комдиву:

— Авиация поднимется в воздух только с началом форсирования водного рубежа.

Комкор Тимошенко согласился с Птухиным:

— Конечно, сначала артиллерийская подготовка. Комбригу видней возможности авиации. Нам, кавалерийским командирам, с лошадей не так видно, как сверху.

Последние слова Тимошенко произнес шутливым тоном, но мы поняли, что идея Евгения Саввича принята. А после совещания к Птухину все-таки подошел настойчивый командир 4-й кавалерийской дивизии. Меня поразили уверенность и холодноватая властность в светлых глазах этого коренастого кавалериста. Он приглашал к себе нашего комбрига:

— Приезжайте! А лучше прилетайте!..

Евгений Саввич к концу беседы представил нас, перечисляя звания и фамилии:

— Мои помощники — инженер бригады, командиры полков... Комдив крепко пожал нам руки и, натягивая поглубже фуражку на свою крупную голову, посмеялся:

— Свита, значит. Не рано ли?

Птухин понял неприкрытую иронию, но не обиделся и сказал просто:

— В авиации свита по штату не положена. Все мы варимся в одном котле, начиная от моториста и кончая командующим...

Едва комдив отошел, я спросил Евгения Саввича:

— Кто этот задиристый кавалерист?

— Командир 4-й кавалерийской дивизии. Жуков его фамилия. Он по-хорошему, как вы сказали, задирист. Мне он нравится: говорит, что думает. Хотя тяжеловат характером. Опытнее, старше многих из нас»{4}.

На осенних маневрах 1936 года 142-я авиабригада показала отличные результаты. За эти успехи приказом наркома обороны комбриг Е.С. Птухин был премирован легковым автомобилем М-1. Вскоре всю бригаду и ее командира ждало новое серьезное испытание. В суровую зиму 1936—1937 годов по непонятным причинам в бригаде произошло несколько серьезных летных катастроф. Разбилось 3 истребителя И-16, летчики погибли.

Вспоминает старший инженер бригады И.А. Прачик: «Управление ВВС вскоре направило к нам свою комиссию, конструкторское бюро — свою, научно-исследовательский институт ВВС тоже командировал лучших специалистов. Все эти комиссии, надо отдать им должное, добросовестно работали в сильные холода на местах катастроф. Приезжали в Бобруйск продрогшие, уставшие. А работа их в штабе бригады состояла в уточнении летной подготовки погибших пилотов, знания материальной части самолета всем техническим персоналом. Евгений Саввич сердито пенял им:

— Товарищи инженеры, я не умаляю ваших знаний, трудов. Но ведь разбились отлично подготовленные летчики. Вы знаете, что один из погибших крепко держал в своих руках ручку управления, будучи мертвым? Путь к верному поиску причин катастрофы надо начинать с управления самолетом...

Члены комиссий вежливо выслушивали уставшего комбрига и молчали. А тем временем из конструкторского бюро Поликарпова нам прислали расчеты прочности узлов и агрегатов истребителя И-16. Эти расчеты камнем преткновения встали на пути поисков комиссий: серию боевых машин испытывал Валерий Чкалов. И представители из Москвы все настойчивее стали повторять, что причина наших бед в неверной методике обучения летного состава, что не будет лишним проверить как следует технику пилотирования летчиков бригады. Такой вывод нас не убеждал — мы неустанно искали истинную причину.

В один из поздних уже вечеров я оделся во все теплое, что у меня имелось, и направился в холодный ангар. Не спеша залез в кабину И-16, поработал педалями, ручкой управления и вдруг заметил, что при взятии на себя ручка идет очень туго. "Должно быть, от мороза, — подумалось мне. — А как же тогда там, на высоте, где гораздо холоднее и нагрузки на рули значительнее, чем на земле? Возможно, такое только на одной машине?.." Я перебрался в кабину другого "ишачка" — повторилось то же: рули работали туго. "Значит, — делаю неуверенный вывод, — дело в температуре" — и продолжаю работать резче, энергичнее, как бы выполняя пилотажные фигуры, при которых нагрузка максимальная. И вдруг... хруст, будто песок на зубы попал. Я не верю глазам: в правой руке у меня значительная часть ручки управления, примерно такая, как у погибшего летчика. Сажусь в кабину следующего самолета, выполняю также несколько энергичных и резких движений — в моих руках оказывается второй обломок...

Догадка о причине аварий пришла ко мне, конечно, раньше, чем мысль проверить ее самому в кабине И-16. Теперь гипотеза стала истиной: основа ручки управления самолетом ломается при значительном усилии в условиях низких температур. Спешу сообщить об этом комбригу Птухину, телефонная трубка дрожит в моей руке, а в ответ слышу знакомый голос:

— Прачик, дорогой мой! Я сейчас, мигом!.. И вот Евгений Саввич в ангаре:

— Ну что тут у тебя? Говори быстрее...

С трудом сдерживая волнение, докладываю:

— При температуре порядка сорока градусов основание ручки ломается, Евгений Саввич.

Комбриг проверяет один самолет — ручка управления трещит, — второй, третий... Я уже протестую:

— Евгений Саввич, так вы все ручки переломаете! Оставьте, бога ради, и для членов комиссии. Пусть потренируются перед отъездом в Москву.

Поостыв, Птухин долго стоит в раздумье, потом, словно очнувшись, хватает меня в охапку:

— Иван Андреевич, какой же ты молодец! Какой молодец... Когда все ручки управления на истребителях этой серии были заменены, комбриг Птухин, как и прежде, приходил на стоянку самолетов еще вместе с техниками, садился в первый попавший на глаза истребитель и выполнял над аэродромом фигуры высшего пилотажа. Это была его метода, которая лучше всего другого вселяла уверенность людям, что наши боевые машины надежны»{5}.

15 мая 1937 года комбриг Е.С. Птухин был направлен на помощь республиканскому правительству Испании, где шла национально-революционная война. Под псевдонимом «генерал Хосе» он командует истребительной группой республиканских ВВС. Участвует в боевых действиях во время Брунетской операции. Подготовка авиации к этой операции происходила с лихорадочной поспешностью. Тем не менее Евгений Саввич добился, чтобы к ее началу было построено несколько новых посадочных площадок. На них он возлагал большие надежды, так как все аэродромы были хорошо известны фашистам, и только три из них еще не подвергались бомбардировке. Республиканцам удалось скрытно сосредоточить 133 самолета, что стало полной неожиданностью для мятежников.

С первых же дней наступления на Брунете начались ожесточенные воздушные бои. Республиканские летчики совершали в день по 5—7 боевых вылетов. С таким напряжением истребители здесь еще не летали. Птухин метался от аэродрома к аэродрому, едва успевая сделать разбор особо трудных боев и поставить новые задачи. На подведение итогов и планирование боевых действий оставался только маленький промежуток короткой ночи.

Понимая, что прежде чем руководить другими летчиками, необходимо самому иметь боевой опыт, Е.С. Птухин неоднократно вылетает на фронт, и, несмотря на запрет советского руководства, участвует в воздушных боях.

9 июля 1937 года в небе над Мадридом он в паре с югославом Божко Петровичем сбил новейший немецкий истребитель Messerschmitt Bf.109. Рассказывает писатель С.И. Шингарев: «Со стороны солнца мелькнули вытянутые силуэты второй группы "мессеров".

Резко задрав вверх нос истребителя, Птухин полоснул пулеметными очередями по мотору Me 109. Фашист ловко ушел из-под трасс и положил машину в вираж. Птухин устремился за ним. На вираже он догнать своего противника не смог. Правда, и "мессер" от И-16 тоже не оторвался. Резким переворотом через крыло фашистский летчик ввел самолет в пикирование. Птухин повторил маневр "мессера". Над площадью Майор И-16 догнал фашистскую машину. Птухин нажал гашетки. "Мессер" рванул вверх. В лучах солнца блеснули полированные крылья и наглухо закрытая плексигласовым фонарем кабина пилота. Генерал Хосе еще раз надавил гашетку общего огня. Пулеметные трассы зацепили хвостовое оперение "мессера". И тут на пути фашиста оказался "чато" Божко Петровича. Югослав успел первым открыть огонь. "Мессершмитт" опрокинулся на крыло и рухнул вниз»{6}.

Вернувшись на аэродром, летчики приступили к тщательному разбору воздушного боя. Внимательно выслушав всех, комбриг Птухин сказал: