Реки Судьбы - Екатерина Селезнёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мне обязана жизнью! Я не дам тебе предать меня!
— Да ну?! А я что, тебе что-то обещала? Я тебе не Лилдах и не дам родиться этому ребёнку! У меня родятся только желанные дети.
— Я буду ждать, — Рамсей усмехнулся, ему ещё никто не отказывал. Даже Лилдах наслаждалась его ласками, пока не познакомилась с братом.
— Хочешь детей, рожай сам! — она опять зашипела.
— Хм, ты взбрыкиваешь как тёлка гимса[5], хотя… ты — неплохая телка.
«Хочу её», — подумал он, и, потеряв самообладание, скользнул руками по её бёдрам и прижал девушку к себе. Она мгновенно его оттолкнула, а он гневно засопел. (Что она о себе думает?) Глаза его потемнели, и похотливая улыбка скользнула по губам.
Тара взволнованно прохрипела:
— Опомнись, Рамсей!
— Я не убивать её собираюсь! От моих ласк стенали от счастья многие женщины, понравится и ей. Уверен в этом! Она себя не знает.
Всё было серьёзно, терять ей было нечего, бежать некуда. Вера прикинула свои и его размеры и поняла, что он прибьёт её, а потом изнасилует. Бросила взгляд на Тару, та была взволнована, следовательно, помощи от неё не будет.
Однажды, давно-давно на Земле, отец ей сказал, что мужчины, часто говорящие о своей сексуальной смелости, как правило, закомплексованы, уверенные — молчат и делают. Опасны именно молчуны.
— Говоришь, не знаю себя?! Шаш-ша! — прошипела она, и опять с трудом вернула дар речи. — Сейчас узнаю.
Она с силой оттолкнула его, но не убежала, как он думал, а спокойно подошла к зеркалу, и, радуясь тому, что на ней нет нижней одежды, выскользнула из платья. Тара охнула, а Рамсей замер от неожиданности.
Вера внимательно рассматривала себя. Рамсея она не стеснялась, как не стесняются врачей, но помнила о его матримониальных планах. За всё время пребывания в этом мире она впервые решилась на то, чтобы увидеть себя всю, потому что раньше была не готова к этому.
Из зеркала на неё взглянуло изящное существо. Красивое, даже по земным меркам, тело. Длинные, стройные ноги, нежная линия бёдер, изящные руки, высокая и тугая грудь, гибкий стан. По спине идут две странные складки-выпуклости, образуя латинскую пятерку, но они есть и у Рамсея. Вера посмотрела на Тару, у той обтягивающая туника показала такие же складки. Она не обратила на них внимания раньше, читая учебники, потому что там все картинки были — вид спереди. Значит, это признак этого вида, и на это можно пока не обращать внимания, потом можно в анатомических атласах посмотреть, что там находится.
Девушка медленно поворачивалась перед зеркалом, скользя руками по бокам и животу. Тёмная сияющая кожа. Надменная головка, покрытая голубыми мягкими перьями. Впечатление чуждости создавали перья вместо волос на бровях, делающих их похожими на крылья парящей птицы. Эти перья по желанию могли опуститься и закрыть огромные фиолетовые глаза и часть лица. Вера обняла себя.
— А, что?! Мне нравится это тело, — пробормотала она, — да и выщипывать брови не надо.
Она не спеша накинула на себя меховое платье. За спиной раздалось тяжёлое дыхание Рамсея, который едва сдерживал себя, испытывая сложное чувство — он был возмущён и восхищён одновременно. Никогда Лилдах так не вела себя, и не одна из знакомых ему этан также.
Мысли у него скакали, как мяч, волнуя и раздражая его — «Как она посмела? Марф, что это со мной? Ведь она была в моих руках, и что спрашивается, я хлопал бровями?! Никогда не хотел Лилдах, а эту хочу. Безумно хочу!»
Девушка из-под опущенных бровей метнула взгляд на Тару, та была в растерянности от Вериного стриптиза.
— Слушай, ты, мичуринец?.
Рамсей очнулся и непонимающе уставился на неё.
— Кто я? Кто?
— Конь в пальто! — рявкнула, содрогаясь от нахальства, Вера.
— Какой конь?
— А-а, гимс такой, — она раздражённо отмахнулась. — У тебя что, была любовь с Лилдах?
— Идиотка!! Она — дочь Царствующей Семьи!
— Мама дорогая, у них что, нет выбора?
— И ты про выбор?! Да! Не ожидал!
Он никогда такого не переживал, чувствуя себя, как во хмелю, и хотел только одного. Рамсей сделал к ней шаг и вцепился железными пальцами в её плечи, притянул её к себе, его нога скользнула между её ногами. Она выгнулась, упёршись руками ему в грудь. Голова закружилась от вожделения, он вцепился в мех платья, но девушка опять зашипела:
— Шаш-ша! — Веру передёрнуло от отвращения.
(Ну-и-ну, неужели я перестаралась? Как же этому маньяку прочистить мозги?)
— Шипишь? Шипи-шипи! — прохрипел, потеряв голос от вожделения, Рамсей. — Мой, райз.
Края губ девушки дрогнули в улыбке.
— Ты при Таре меня трахать собрался?
Эта улыбка расслабила Рамсей, тот замычал, решив, что она его. Она, как все этаны, ну покапризничает и… Получив согнутым коленом между ног, охнул от боли и в бешенстве занёс над её головой кулак.
Вера, которую в жизни никто никогда не тронул пальцем, испытала приступ помешательства. Отец, боясь, что его любимицу, красавицу, хромую дочку обидят, научил её защищать себя. На Земле такой удар заставлял любителей насилия падать. «Значит здесь либо мужчины терпеливее, либо у них там мышца есть! Ничего, тварь. Всё равно собью твою спесь!», — подумала Вера и зарычала, её тело превратилось в тугую пружину, готовую распрямиться со свирепой яростью.
Девушка жёстко блокировала удар и нанесла несколько ударов сама по своему похитителю. Рамсей ахнул, едва успев, поймать её руку, два пальца которой почти лишили его зрения, зарычал от страха и боли, так как вторая рука заломила ему кисть в незнакомом болевом приёме. Он растерялся, ожидая не реального сопротивления, а слёз. Эта же превратилась в дикого райза. Её когти тянулись вырвать его глаза, а зубы… (Что же она делает?) Вера с узившимися от ярости зрачками рвалась к его горлу. Он едва отскочил, и его затрясло от ужаса и восторга. Эта даст себя убить, но не сломать. Он пришёл в себя от восклицания Тары.
— Да вы что?! Остановитесь! Вера! Стой! Рамсей, ты же хотел быть доримом!
Стиснув зубы, он пошёл к выходу, всё болело, но он смог сдержать стон и повернулся к своей пленнице:
— Я даю тебе неделю, чтобы ты осознала свою миссию.
— Попробуй меня тронуть, станешь некрофилом! — рявкнула она и, отскочив к стене зарычала. — Только подойди!
— Мерзавка! Я подготовлюсь.
— Я тоже. Шаш-ша!
Вера даже не представляла, что ему стоило стоять, не сгибаясь от боли, и оглядывать её сверху вниз, однако его выдержка сыграла положительную роль, он увидел, как она, по-кошачьи выставила