Суверенитет духа - Олег Матвейчев

Пункты 1 ― 6, пожалуй, идентичны. Здесь Ницше не видит причин расходиться с Гегелем. Свободный и раб тестируются в смертельном поединке. И для Гегеля, и для Ницше это банальность, общее место. Заметим вскользь, что это свидетельствует о принадлежности Ницше к западной метафизике, вопреки тому мнению слишком яростных поклонников Ницше, которые утверждают, что Ницше «все преодолел и все перевернул», что он, какая-то абсолютно новая страница. Истина ― такое серьезное дело, что тут любое отклонение в интерпретации уже революционно, поэтому не надо оказывать Ницше медвежью услугу, преувеличивая и без того великие заслуги.

Пункт 7. Здесь все очень серьезно. Уже сам Гегель настаивал, что ужас, который потрясает того, кто рискует жизнью, кто в поединке идет на смерть, должен быть максимально глубоким. Но у Гегеля ужасается и страшится раб, тогда как господин ― бесшабашен. Ницше наоборот считает, что ужас, далекое заступание в смерть до предела, пронзает господина, а вот раб не доходит до предела, он боится ужаса и он останавливается на страхе. Ницше верит в великую силу ужаса, которая пробуждает в человеке текучесть мышления, которая содрагает его существо. Ницше поэтому, считает, что текучее мышление есть полное отражение текучести самого Бытия, а значит, нет и не может быть никаких раз и навсегда данных мировоззрений, ценностей, истин, идеалов, богов. Тот, кто понял смертность всего, в том числе и богов, сам становится выше богов и ценностей и идеалов, его сердце теперь бьется в согласии с самим Бытием, он сделал сутью себя саму суть Бытия, он называется сверхчеловеком, в отличие от всего лишь человека, который боится ужаса и от страха придумывает себе уютные непротиворечивые мирки, иллюзии, истины, ценности, методы, которые должны страховать его, внушать иллюзию стабильности, вечности, какого-то порядка, что-то ему гарантировать… Жизнь бесцельна и бессмысленна, только это понимание и позволяет рисковать жизнью. Вот что открывает ужас, и что само ужасает еще больше. «Грек знал ужас Бытия», ― говорит Ницше уже в «Рождении трагедии», но греки были для Ницше господским народом. Рисковать жизнью и испытывать этот ужас обязательно, и это как раз дело господина. А вот раб испытывает не ужас, а страх. Страх есть способ избежать ужаса, есть реакция на ужас, есть его извращенная форма. Страх есть способ избежать содрогания. Поэтому вся мораль и философия, родившаяся из страха, философия поклонения собственным же иллюзиям, есть мораль и философия рабов, а это и есть, по Ницше, вся предшествующая мораль и философия. Господин мог бы убить труса, но дарит ему жизнь, трус всю жизнь отрабатывает «долг». Вот отсюда и берется понятие «должного» центральное и матричное для всей морали. Из морали вырастает и религия с ее «ритуалами и культами». Из морали вырастает и наука с ее «правилами» и «методами», с ее принудительностью. А сейчас, методы и правила погубили и саму науку, ибо в первой науке еще была поэзия, еще был смелый бросок в истину, сейчас же, это наоборот, истина свелась к безошибочности. Боязнь ошибки, желание гарантированно получить истину через соблюдения всех процедур есть бюрократизация и смерть духа исследования. Рабское мышление, выросшее из страха, из «долга» кончается бюрократической моралью, бюрократической наукой и бюрократической политикой.

Пункты 8-9. Раб не становится господином, по Ницше, через терпение и труд. Терпение и труд только закрепляют рабскость мышления, превращая его в «мудрость» терпения и всепрощения, в жизнь по «принципу реальности» как позже скажет Фрейд. С вечной отсрочкой, вечным «откладыванием на потом», откладыванием до «загробной жизни», с пониманием своих границ, с делением всего по категориям (границам), с невозможностью преступить границы, рискнуть, пойти в неведомое. Такое рабское мышление не знает господского «хочу», хочу сейчас, именно сейчас, в данное мгновение, того, что тот же Фрейд называл «принципом удовольствия». Наоборот, господская жизнь настоящим, а не отсроченным, жизнь мгновением есть основа новой «морали», если так можно выразиться. Принцип этой морали таков: живи так, чтобы ты хотел повторить бесконечное количество раз каждое прожитое мгновение (учение о вечном возвращении одного и того же). Задавай себе вопрос: а достойно ли то мгновение, которое я сейчас переживаю, того, чтобы бесконечное количество раз повторяться? Если нет, то это «плохое мгновение» и надо искать иного. Ницше как гетевский Фауст ищет мгновения, которое было бы достойно того, чтобы его остановить. Господин ищет удовольствий, но эти удовольствия не удовольствия рабов. Поскольку господин много их испытал, то он знает в них толк, он не прельститься первыми попавшимися, грубыми. Раб трудится, чтобы потом отдохнуть, предавшись безобразным грубым удовольствиям. Господин находит удовольствие в творчестве, от которого не требуется отдыха, так как тут нет противоположности труда и отдыха. А вот труд и творчество принципиально различны. Труд есть формирование природного сущего по неким формам, а творчество есть производство самих форм. Труд есть преобразование природы, творчество преобразование культуры, творение целей и ценностей. Вот тут и понятно, что господин никак не может зависеть от раба, потому что формы для формирования, цели и ценности ставит и предоставляет рабу он. Он определяет его дух, все его сознание, его, если так можно выразиться «культуру», все человеческое в нем. Ведь не может быть копий, без оригинала, а значит, не может быть рабов без господина. Сам же господин не нуждается в рабах с материальной стороны, он аскет, он довольствуется не многим, он способен обслужить сам себя, он одинок. Напрасно Гегель говорит о пресыщении и деградации господина. Настоящий господин ищет новых и новых опасностей, он повышает ставку в игре, его девиз: больше власти, еще больше власти. Воля, которая приказывает себе расти и расти, и есть «воля-к-власти», она только и есть настоящая воля. Воля, которая перестает расти уже перестает быть волей. Да, господин может пасть и стать рабом, но это не необходимая судьба, а случайная, необходимым же наоборот является бесконечный и бесцельный рост воли.

Пункты 10-14. Раб не способен сам освободиться, считает Ницше. Его освобождает господин, свой или чужой ― неважно. Все революции и бунты, по Ницше смешны Ты называешь себя свободным? Тогда ты должен открыть новую истину, должен уметь повести за собой, похитить меня. Если ты не можешь, значит ты и не освобождался и лучше бы тебе было оставаться в рабстве, так ты хоть имел истины и ценности от своего господина. Собственно, господство, вообще говоря, только в том и заключается, что оно есть постоянное освобождение раба! Господство над рабом держится не на силе и страхе смерти, а на том, что господин все время освобождает раба, все время его эмансипирует, все время дозированно облегчает его участь. Раб хочет жить легче и проще, господин дает ему это. Раб не умеет творить цели и идеалы, господин дает ему их. Без целей и идеалов жизнь раба была бы невыносима. Он постоянно боится ужаса бессмысленности существования. Он бежит от Истины, которая заключается в том, что мир бессмыленен, бежит, ища смысла, ценностей и идеалов. Эти идеалы, эти ценности и образцы для подражания предоставляет господин, и раб боготворит его за это. Какая–нибудь звезда спорта или топ-модель потому и являются звездой и моделью, что они есть образец, они есть некий новый стиль, новая форма, согласно которой раб уже начинает формировать свою природу. Сам же господин природу не формирует, он ее раскрепощает, освобождает. Господин вообще освобождает все, к чему прикасается. Он раскрывает внутренние потенции, он стремиться реализовать все, что возможно. Он хочет пойти во все уголки, в которые еще никто не ходил, он пересекает все границы, нарушает все правила, он пробует все, но не для «проб и ошибок», а просто потому, что все возможное должно осуществиться, чтобы было изобилие и богатство путей и возможностей! Чтобы из них был выбор. Чтобы этот богатейший выбор увеличивал степени и пространства свободы. Рабы постоянно нуждаются в увеличении выбора идеалов, путей, ценностей, истин и образцов. Если кто-то им их не предоставляет, то они начинают волить Ничто, то есть разрушать, бунтовать. Поэтому, если господин деградирует, сам становится рабом, его воля-к-власти не растет постоянно, не предоставляет новых степеней свободы, то рабы свергают этого господина на основании того, что он уже не господин, а раб, то есть такой же как они, и они ищут себе нового господина, того, кто будет ставить им новые цели, вдохновлять новыми идеалами. Только рабы бунтуют, революция не есть признак свободы, а полное доказательство рабства. Рабы переменчивы, их бунт постоянен, он закрепляется в таких политических формах, как выборная демократия, которая есть упорядоченный бунт. Для Ницше нет ничего отвратительней выборной демократии, этого общества рабов. Господин и аристократ всегда волк-одиночка, все истинно великое и подлинное редко, только копии и подражания бесконечны и представлены во множестве. И вот эта множественная убогость, это рабская масса выбирает себе господ, вырабатывает критерии хорошего и плохого, доброго и злого, истинного и ложного. Но как низшее может судить о высшем? Все дело в том, что историческое преобразование в современную демократию стало возможным благодаря тому, что есть иллюзия, что современный раб более свободен, чем прежний господин. Ведь современный раб якобы знает больше, владеет огромным количеством методов и образов, техник и наук, идеалов и норм, его степени свободы и выбора значительно превосходят возможности древних. Прежний господин ― ребенок в сравнении с любым нынешним заурядным человеком! Это ли не прогресс? Нет, отвечает Ницше. Тут только регресс. Господин способен к творчеству и риску, нынешний раб, пусть он знает и умеет больше, пользуется плодами, произведенными не им, а другими господами. Он слишком много знает, ему надо научиться забывать. История есть не прогресс, а сплошной упадок, торжество декаданса, нигилизма. Если в «естественном состоянии» люди жили полнокровной жизнью, здоровыми инстинктами, встречали смерть, радовались жизни, то уже переход к государству есть некий упадок. Законы придумали слабые в защиту от сильных, какие-то нормы и категории уже есть уступка толпе. Преступников же, то есть людей с прежней дикой волей, с хваткой господ, это бюрократическое скучное государство перемалывает. Но и в феодализме все–таки есть своя прелесть. Есть иерархия, то есть понимание, что есть верх и низ, есть культура аристократии, есть великие идеи, безумства, великие страсти и великие дела. Есть войны, основания и разрушения царств, творения целых языков, миров и мифов, великие подвиги и великие предательства. Но современное государство это государство рабов и для рабов. Современные люди не способны ни на что великое, они думают только о комфорте и здоровье, у них не страсти, а страстишки, у них не грехи, а грешки. Их пугает война, и даже малые жертвы вызывают ужас и толки. Их мышление зашорено «методами». Их государство бюрократизировано и скучно. Они уже не способны ничего породить, это стадо без пастыря, бредущее неизвестно куда, колышущееся, блуждающее и обреченное на медленное умирание. Из этой массы уже не родиться господин, а если и родится, то будет неузнан и затоптан. А без новых целей, ценностей и идеалов масса рабов постепенно деградирует. В процессе истории рабы постепенно подрубили сук, на котором сидели, борясь с господами, эмансипируясь, они в итоге убили и творческие силы истории. Мир кончится не взрывом, а всхлипом, как скажет позже Элиот. Поразительно, как в истории воспроизводится одна и та же матрица. В Церкви, например, были священники, которые имели возможность читать писание, отпускать грехи, иметь на себе святой дух, и была толпа, которая за всем этим обращалась к священникам. В реформацию происходит так, что все становятся священниками, то есть получают возможность читать писание, быть самому себе совестью, отпускать грехи, общаться с Богом без посредников, причащаться под обоими видами. На долго ли все рабы стали господами? Нет, скоро, все опустились до уровня рабов, до полного атеизма. Ровно то же самое повторилось с переходом от феодального строя к капитализму. Сначала все рабы получили привилегии господ: право выбирать власть, право носить оружие, право называться господами. На долго ли? Скоро общество господ деградировало до общества рабов. Так происходит всегда, когда уничтожается высокая планка. Устранение различий привело не к тому, что низшие стали тянуться к высшим, а к тому, что высшие спустились до низших.