Детектив и политика. Вып. 1 - Гийом Апполинер

— Вы не могли бы подождать меня здесь минутку? Я сейчас.

— Конечно, могу, — сказала Бриджид О'Шонесси, садясь на скамью. — Не спешите.

Спейд вернулся к седану. Едва он открыл дверцу машины, Ива затараторила:

— Мне надо поговорить с тобой, Сэм. Давай поднимемся к тебе.

— Сейчас нельзя.

— Кто эта девушка?

— У меня всего минута, Ива, — терпеливо объяснил Спейд. — Что стряслось?

— Кто она? — повторила Ива, кивнув на дверь парадного.

Он отвернулся и посмотрел вокруг. На ближайшем углу, напротив гаража, стоял, прислонившись к стене, щуплый коротышка лет двадцати в плаще и серой аккуратной кепочке. Спейд нахмурился и снова повернулся к расстроенной Иве.

— В чем дело? — спросил он. — Что стряслось? Тебе не следует приезжать сюда так поздно.

— Я, кажется, начинаю кое-что понимать, — с упреком сказала она. — То ты говоришь, что мне не стоит приезжать в твою контору, а теперь, оказывается, мне нельзя приезжать и сюда. Может, ты хочешь, чтобы я вообще перестала за тобой бегать? Тогда так прямо и скажи.

— Перестань, Ива, у тебя нет права говорить со мной таким образом.

— Знаю. Насчет тебя у меня, кажется, вообще нет никаких прав. Дура я, дура. Я думала, твоя притворная любовь дает мне…

Спейд устало перебил ее.

— Об этом потом, дорогая. О чем ты хотела со мной поговорить?

— Я не могу говорить с тобой здесь, Сэм. Можно я поднимусь к тебе?

— Не сейчас.

— Почему?

Спейд ничего не ответил.

Она плотно сжала губы, оглянулась и, злобно уставившись в ветровое стекло, завела мотор.

Когда седан тронулся с места, Спейд сказал: «Спокойной ночи. Ива», захлопнул дверцу и подождал, пока машина не скрылась из виду. Потом он снова вошел в парадное.

Бриджид О'Шонесси встала со скамьи, весело ему улыбаясь, и они поднялись в квартиру Спейда.

Глава 7

Буква, нарисованная в воздухе

В спальне, которая днем, когда поднимали откидную кровать, превращалась в гостиную, Спейд взял у Бриджид О'Шонесси шляпку и пальто, усадил ее в мягкое кресло-качалку и позвонил в «Бельведер». Кэйро еще не вернулся из театра. Спейд оставил свой телефон с просьбой, чтобы Кэйро позвонил ему, как только придет.

Потом сел в кресло у стола и без всякого предисловия, без каких-либо предварительных объяснений начал рассказывать историю, случившуюся на американском Северо-Западе несколько лет тому назад. Он говорил ровным невыразительным голосом, без акцентов и пауз, лишь изредка повторяя отдельную фразу в слегка измененном виде, как бы подчеркивая, что каждая деталь должна быть передана абсолютно точно.

Сначала Бриджид О'Шонесси слушала вполуха, заинтригованная больше не самой историей, а тем, что Спейд стал ее рассказывать, любопытство ее подогревалось не подробностями событий, а догадками о причинах, вызвавших сам рассказ; но постепенно история захватывала ее все больше и больше и наконец полностью поглотила ее внимание.

Однажды человек по фамилии Флиткрафт ушел на обед из свой маклерской конторы в Такоме и более туда не возвращался. Не пришел он и играть в гольф в четыре часа дня, куда он  же пригласил знакомого за полчаса до своего ухода на обед. Жена и дети больше никогда его не видели. У него было двое сыновей — мальчики пяти и трех лет, собственный дом в пригороде Такомы, новый «пакард» и все прочее, что следует иметь процветающему американцу.

Флиткрафт получил в наследство от отца семьдесят тысяч долларов и, успешно торгуя недвижимостью, стал обладателем капитала приблизительно в двести тысяч долларов. Его дела шли нормально, хотя обилие не доведенных до конца сделок творило, что перед исчезновением он ничего специально в порядок не приводил. К примеру, сделку, которая обещала ему немалую прибыль, предполагалось заключить назавтра после дня, когда он исчез. Судя по всему, в момент исчезновения при ном было не больше шестидесяти или семидесяти долларов. Вся его жизнь в последние месяцы была на виду, так что в тайных грехах или даже в близких отношениях с другой женщиной то не подозревали, хотя совсем исключить любую из этих возможностей было, конечно, нельзя.

— Он исчез, — сказал Спейд, — как исчезает кулак, когда разжимаешь пальцы.

В это время зазвонил телефон.

— Алло, — сказал Спейд. — Мистер Кэйро?.. Это Спейд. Вы можете сейчас приехать ко мне домой, на Пост-стрит?.. Да, думаю, что важно. — Он поглядел на девушку, сложил губы трубочкой и выпалил: — У меня сейчас мисс О'Шонесси, которая хочет встретиться с вами.

Бриджид О'Шонесси нахмурилась, заерзала на стуле, но промолчала.

Спейд положил телефонную трубку и сказал:

— Он скоро будет здесь. Так, значит, случилось это в тысяча девятьсот двадцать втором году. В тысяча девятьсот двадцать седьмом я работал в крупном детективном агентстве в Сиэтле. Приходит к нам миссис Флиткрафт и говорит, что в Спокане видели человека, похожего на ее мужа. Я поехал туда. Это действительно оказался Флиткрафт. Он уже два года жил в Спокане под именем Чарльза Пирса. Торговал автомобилями, что приносило ему от двадцати до двадцати пяти тысяч долларов в год, имел жену, сына-малыша, дом в пригороде Спокана и в теплое время после четырех часов дня любил играть в гольф.

У Спейда не было четких инструкций на тот случай, если он найдет Флиткрафта. И он пригласил его к себе в Давенпорт. Чувства вины Флиткрафт не испытывал. Он оставил свою первую семью хорошо обеспеченной, собственное же поведение казалось ему вполне оправданным. Его волновало только, сумеет ли он объяснить Спейду резоны своих поступков — ведь ему пока не приходилось развивать свои доводы вслух.

— Я-то его понял, — сказал Спейд Бриджид О'Шонесси, — но миссис Флиткрафт так никогда и не смогла понять. Она считала его поступок идиотским. Может, она и права. Скандала она не хотела, а после такого гнусного обмана — так она смотрела на это — он ей был больше не нужен. Поэтому они развелись по-тихому, и все остались довольны.

— А теперь послушайте, что с ним произошло, — продолжал Спейд. — В тот день по дороге на обед он проходил мимо стройки. Неподалеку от него на тротуар грохнулась балка, сорвавшаяся с восьмого или девятого этажа. Балка его не задела, правда, осколком выбитого асфальта ему оцарапало лицо. Просто кожу содрало, но шрам все-таки остался. Когда он рассказывал об этом, то любовно потирал его пальцем. Хотя он, по собственному признанию, до смерти испугался, главным все же было потрясение, а не испуг. Он испытывал такое чувство, будто кто-то сорвал покров с жизни и показал ему ее устройство.

Флиткрафт был достойным гражданином, хорошим мужем и заботливым отцом не по принуждению, а из внутренней потребности жить в согласии с окружающим миром. Его так воспитали. Такими были люди вокруг него. Та жизнь, которую он знал, была ясной, упорядоченной, здравой и ответственной. Падение балки показало ему, что на самом деле жизнь совсем не такова. Его, достойного гражданина, мужа, отца, могло смахнуть с лица земли между конторой и рестораном случайно сорвавшейся балкой. Он вдруг осознал, что люди умирают по чистой случайности, а живут лишь до тех пор, пока их щадит слепой рок.

И потрясла его больше всего даже не несправедливость: с ней в конце концов, оправившись от первого шока, он смирился. Самое сильное потрясение он испытал, открыв для себя, что, упорядочивая свои дела, он отдалялся от жизни, а не приближался к ней. Он сказал, что, не успев пройти и двадцати футов от того места, где упала балка, понял, что не обретет душевного покоя, пока не приспособит себя к новому пониманию жизни. К концу обеда он уже знал, как ему приспособиться. Жизнь его может прервать случайно сорвавшаяся балка: нет уж, он сам ее изменит не менее случайным образом, просто исчезнув. По его словам, он любил свою семью, как все любят, НО, во-первых, он оставлял ее обеспеченной, а во-вторых, он любил домочадцев не настолько, чтобы разлука с ними была для него мучительной.

— В тот же день он уехал в Сиэтл, — сказал Спейд, — а оттуда пароходом добрался до Сан-Франциско. Пару лет его носило по стране, а затем принесло на Северо-Запад, в Спокан, где он осел и снова женился. Его новая жена внешне не была похожа на прежнюю, но все-таки между ними было много общего. Она принадлежала к тому хорошо известному типу женщин, которые любят гольф, бридж и новые рецепты салатов. Он никогда не жалел о содеянном, поскольку считал свое поведение оправданным. Я даже думаю, что не догадывался, что, как и следовало ожидать, попал в ту же самую колею, из которой выбрался в Такоме. Но именно это мне больше всего в нем и нравилось. Он приспособился к тому, что балки падают, а когда они падать перестали, он приспособился и к тому, что они больше не падают.

— Захватывающая история, — сказала Бриджид О'Шонесси. Она встала с кресла и подошла почти вплотную к Спейду. Ее широко раскрытые глаза смотрели на него очень многозначительно. — Мне, видимо, не надо объяснять вам, в сколь сложное положение вы при желании можете меня поставить в его присутствии.