Баклан Свекольный - Евгений Орел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какую ещё лопату? – не понимает Марсель-Краковяк.
Снисходительно улыбаясь, Федя переходит на академический язык:
– Английская идиома «ту колл э спэйд э спэйд» [7] означает то же, что «называть вещи своими именами».
Гости оживляются: «Как! Он и английский знает!»
У зама по науке срывает крышу:
– Ну, так и говорил бы по-человечески, чтоб было понятно! – за окриком он не замечает перехода на «ты».
До сих пор молчавший директор примирительно резюмирует:
– Ладно, Федя, вздул ты этих профессоров и академиков. Надо же! Молодец! Квадрильоны – это лихо, конечно.
Саврук смеётся, продолжая:
– Спасибо, Федя, мы уж арифметику-то и подзабыли.
Профессура тупит взоры, когда директор подпускает сарказма, хоть и непонятно, против кого направленного: то ли Фёдора, то ли «высшего учёного состава»
– Давно ведь было дело, – голос директора становится строже, – и с лопатой хорошо получилось. Поняли, профессора?
Саврук окидывает коллег назидательным взглядом, наращивая силу голоса:
– Учите английский! Я же курсы организовал при институте! Кучу денег угрохал! Для вас же, бесплатно!
Осёкшись, директор возвращается к Бакланову. Его тон понижается до вежливого:
– Только сейчас, Федя, у нас тут серьёзная встреча, и я прошу тебя…
– Понял, Пётр Тимофеевич. Ухожу.
Он желает гостям успешных переговоров (succesfuld disussion), те дарят ему несколько сувениров – брелоки, значки, прочее – и Бакланов, не удостоив вниманием брошенную вслед реплику Шаповала «я с тобой ещё разберусь» – покидает кабинет.
В приёмной Федя подмигивает Ольге:
– Ну что, как сегодняшний вечерочек? Ась? Может, оттянемся? Я тут в Конче хату снял. – выдумывает Фёдор, намекая на элитный посёлок Конче-Заспа, что южнее столицы. – Можно целый месяц не вылазить. Хавла и пойла – хоть подтирайся. Там ещё видак и куча офигенных фильмов.
Пока он мелет этот вздор, Ольга молчит, лицо наливается багровым цветом, губы дрожат. Она не может простить Фёдору вчерашнюю групповуху [8] с его подачи. Ей стоит огромных усилий держать нервы в узде.
– Так поехали, а? – настаивает Фёдор. – Или тебя твой боксёр не отпустит? Ха-га-га-га-га! – он даже не смеётся, а тупо ржёт.
Ольга терпит его издевательства до «твой боксёр не отпустит», после чего разражается криком: «Пошёл во-о-он!!!» – и, закрыв лицо руками, впадает в конвульсивные рыдания.
– Да хорош тебе! – Фёдор не проникается состраданием. – Лучше скажи, куда вчера делась? Ты с кем ушла? И вообще, кто они такие?
– Тебе лучше знать! – сквозь слёзы истерично вопит Ольга. – Сам их привёл, уродов этих! И меня подставил! Скотина!
– Я не помню, откуда они взялись! – На этот раз Фёдор не врёт. – И сколько их было… Слушай, а ты ушла с двумя или с тремя?
Рыдающая Ольга не отвечает. Бакланов продолжает глумиться:
– Так мы в Кончу поедем или хочешь, как вчера? Хе-хе-хе. Только Жердинскому не говори. Скажи ему, что у тебя совещание. Ха-га-га-га-га!.. – снова ржёт. – Групповое! Ха-га-га-га-га! – давится от хохота.
Из кабинета вылетает Ерышев. Все зовут его Толиком, хоть он и доктор наук. Смазливый хлыщ, в глазах прекрасной половины института – рыцарь, мечта любой женщины. Всегда корректный, обходительный и по-настоящему умный, без понтов и зазнайства… хоть и скользкий тип, как о нём поговаривают.
Бакланов завидует популярности Ерышева, его остроумию. А главное, Фёдору надо жутко напрягаться, чтобы попасть в этот пресловутый «центр внимания». Толик же там будто живёт. Стоит ему появиться в любой компании, всё внимание только ему, родимому.
Федю страшно давит жаба: «Как же это? Кто он, а кто я! Почему?» Сколько Фёдор ни пытается завладеть умами, никак не возьмёт в толк, что ума-то самому как раз и не хватает. Прибегал он и к грубым выходкам, скабрезностям, особенно в отношении женщин, за что тот же Ерышев частенько ставил его на место. Без кулаков, словами, а Фёдор стой себе да «обтекай». Уж лучше драка, думал он. Там бы Федя оказался на высоте. Первым же никогда не нападал, а словами отбиться – не хватало утончённости, юмора.
О том, что Ерышев ухлёстывает за Выдрой, не знает, пожалуй, только слепой. Ольга не может дать Анатолию надежду на взаимность. На её плечах – ответственность за друга и любимого, попавшего под каток обстоятельств.
Отношения с Баклановым Ольга скрывает, как только может. Влипла по-дурацки, а избавиться – никак.
Глава 7. Ольга и Дмитрий
С горькой тоской Ольга вспоминает недолгие, но счастливые времена с Димкой, тем самым боксёром, над которым давеча Бакланов так жестоко глумился.
...1984–1987 гг.
В конце второго курса юрфака Оля встретила рослого и смазливого юношу. Дмитрий учился в физкультурном на тренера по единоборствам. Родители его погибли в автокатастрофе. Бабушек и дедушек господь давно прибрал, а сестёр и братьев дать не соизволил. Вот и остался Дима один-одинёшенек.
Познакомились тривиально до пошлости. На улице Дима спросил у случайной прохожей:
– Девушка, извините, который час? А то мои врут.
Оля ответила. Дима подвёл стрелки, пробурчав:
– Из-за них я сегодня опоздал на встречу.
– То есть часы наврали вам, а вы обманули ту, которой назначили свидание?
Он смутился:
– Ну… да… на то свидание я опоздал.
– А на какое успели? – Ольгин карий взгляд стрельнул молнией, губы тронула соблазнительная улыбка.
– На то, которое пока не состоялось, – ещё больше смутившись, ответил Дмитрий.
Оба неловко промычали что-то среднее между «кгм» и «ахм». С того всё и началось.
Встречались. Ольга перешла на четвёртый курс, Дмитрий – на пятый. Как боксёр он подавал большие надежды, только ими одними сыт не будешь и на каникулы девушку на море не свозишь, разве что на трамвае в кино. А тут очень кстати его заметил один их дельцов подпольных боёв без правил, едва нарождавшегося новшества эпохи Перестройки в тогда ещё большой стране. И подался Дима в нелегальный спорт. Перспективы маячили сказочные. Два-три боя – и денег хватит на дом. И в Пицунде [9] можно зависать хоть каждое лето. Да какая там Пицунда? Канары – и не меньше!
Ольга, как могла, отговаривала его от такого заработка. Дмитрий настаивал, что за себя уверен, и вообще, говорил он, бои без правил не так опасны, как может показаться. Даже пригласил её на первый бой. Не пошла Ольга, сказав: «Я буду ждать твоего звонка».
Перед поединком возникла проблема: как объявить Дмитрия Жердинского почтенной публике? По фамилии нельзя: в том заведении такое не принято. По имени – тоже не пойдёт: мало ли этих Дмитриев. Надо срочно придумать кличку. Кто-то из боссов обратил внимание на жилистость бойца, ловкие движения, и Дмитрий Жердинский стал Ягуаром.
Бой складывался неплохо. На первый раз организаторы выставили против Дмитрия не самого сильного соперника. «Погоняло» ему присвоили под стать: Мамонт. В пользу такого выбора – обильный волосяной покров на спине, груди, не говоря уж о руках и ногах. Сальная и злобная улыбка высвечивала крупные зубы. Клыки настолько выпирали, что при достаточном воображении могли сойти за отрастающие бивни.
Мамонт против Ягуара…
Не так просто оказалось раскусить тактику высокого, крупного бойца, одутловатого по спортивным меркам, с наметившимся пивным брюшком. В таком сравнении Дмитрий даже с его ростом и накачанными бицепсами, рельефным брюшным прессом и массивными ногами выглядел щупло и мелко. Габариты Мамонта годились пугать одиноких ночных прохожих. Только не Ягуара, конечно. Опыт подсказывал, что с подобными бугаями сражаться несложно.
Однажды, поздним вечером, Дмитрию пришлось отбиваться от четырёх таких «мамонтов» на улице. Каждому досталось по хуку. Групповая лёжка на асфальте удовлетворила Жердинского, и он как ни в чём не бывало зашагал домой. Но одно дело уличная драка, где ставка измеряется отнятым кошельком или сломанной челюстью, и совсем иное – поединок, на который ставят «жирные коты», любители острых ощущений. Здесь против тебя не уличный забияка, едва отличающий татами от цунами, а такой же хорошо подготовленный боец.
Первый раунд прошёл во взаимной разведке, проверке возможностей своих и чужих. Незадолго до гонга Дима отразил внезапный каскад ударов. Поняв манеру атаки противника, ритмику движений, он уловил долю секунды, когда Мамонт направил кулак точно в нос. Дмитрий увернулся от удара, пригнув голову и подставив левый плечевой блок. Правый кулак, описав дугу, нанёс хук в челюсть. На ногах соперник удержался, хотя и шатнуло его, как после крепкого коктейля. Довершить контратаку помешал гонг.
В перерыве Мамонт пришёл в норму, и второй раунд начался так, будто первого и не было. Ягуар усвоил слабинку соперника и всячески провоцировал того на активные действия, ловя момент, когда хуком или киком (ударом ногой) сможет отправить его теперь уже не в нокдаун, а в глубокий нокаут. Да поглубже, поглубже!
