Двери во Тьме - Андрей Круз

– А ты откуда знаешь? – удивился Федька.

– Да книжица как-то попалась местного издания, для пионеров. Там и про катерок было сказано, что так назвали.

– Кстати, – присмотрелся я к катеру, – а ведь его сюда в «новые времена» поставили. Или были на нем после… ну как сказать, блин? Сошествия Тьмы.

– Точно, – присмотрелся Федька.

– С чего вы взяли? – заинтересовался стоящий у нас за спиной Иван.

– А сходни смотри где, – показал я пальцем.

Действительно, дощатые сходни, которые, по идее, должны были соединять катер с причалом, были оттащены на причал и небрежно брошены. И самое главное – подвесной трап между дебаркадером и землей тоже валялся на суше. Так могли сделать только те, кто старался изолировать суденышко от земли, сделать его неуязвимым для Тьмы.

– А посмотреть бы надо, – сказал Иван задумчиво.

– Надо, – подтвердил я, – но давай на обратном пути. Светлое время захватим по максимуму.

Он согласился.

Дебаркадер и катер остались позади. Берега, высокие, с сырыми песчаными откосами, медленно тянулись назад, Тьма все приближалась и приближалась, закрывая собой сначала половину мира, а потом и вовсе весь мир. Она сдвигалась с боков, как театральный занавес, зажимая своей необъятной злой силой русло реки с двух сторон. Один раз увидели какую-то крупную темную тварь, неторопливо двигающуюся по берегу. Тварь остановилась и долго провожала холодным и злобным взглядом нашу лодку. Взгляд ощущался физически: словно колотого льда насыпали за шиворот.

А вот сама Тьма так и не ощущалась, к моей великой радости и немалому удивлению. Текущая вода… ну ты скажи. То есть сказки не все врут? Ладно, будем знать, куда отступать, если нас здесь совсем подопрет. Интересно, а в море как? Далеко отсюда до моря, не посмотришь. А то будем как эти… из кино с Кевином Костнером, «Водный мир», что ли, или как-то так… Ладно, до этого еще далеко. А может, и вовсе уйти получится. Хоть бы получилось, хоть бы получилось…

Черт, как же тихо здесь… как периной обложили. Двигатель словно за километр от лодки работает, а когда сам говоришь – голос словно отрывается от тебя и в вате застревает. Такое ощущение, что уши заложило. Не удержался, достал нож и его обухом постучал по железному краю приборной доски. Нет, черт-те что получилось. Федька глянул на меня и понимающе кивнул.

Тьма ближе и ближе, скоро совсем сомкнется над головой. И призраки, кстати, так и крутятся, но ниже не опускаются. И не надо опускаться, ну его на хрен, там летайте, а то постоянно желание возникает схватиться за пулемет и открыть по ним пальбу. Хоть и знаю, что пули им никак не повредят, а вот хочется. Это от страха. Хочется делать что угодно – лишь бы вот так тихо не сидеть и не ждать того, что может случиться дальше.

Вскоре крылья Тьмы сомкнулись над головой, накрыв нас черным тяжелым пологом. Это было настолько жутко, до дрожи и стучащих зубов жутко, что я даже не сразу сообразил, что свет не исчез. Он померк, стал совсем тусклым и серым, но темноты не было. Я никак не мог сообразить, откуда свет идет, – никакого явного источника не было. А в таких сумерках невозможно было разглядеть даже свою тень, чтобы определить направление. Такое ощущение, что река сама по себе создает некий светлый тоннель, передавить который Тьма не в силах.

– Охренеть, – хриплым шепотом произнес Иван. – Даже не слыхал, чтобы кто-то в таких местах бывал.

Федька повернулся к нему, и я ожидал, что он поинтересуется отдельной премией за такой героизм, но ошибся. Федька только кивнул и прошептал в ответ: «Ага».

Ну, ручаться не буду, но я про такое и вправду не слыхал. Не совался никто так близко к Тьме. Да и понятно: на суше будь это все – мы бы просто рехнулись уже или были разорваны тварями, или… стали бы адаптантами? Кажется, так? Нет, в адаптанты не хочу, пусть им и холод по фигу, а я сейчас весь дрожу, хоть и замотался в штормовку поверх танкистской теплой куртки.

Странно как-то все – словно во сне, в реальности так не бывает. Сумерки, медленно идущая лодка, свет прожектора, который светит далеко вдоль реки и сразу вязнет во Тьме, стоит его повернуть в сторону берега. Призраки куда-то исчезли, может быть, просто слились с Тьмой.

Все же Тьма себя проявила: в голове возник назойливый свистящий звук такого тембра, что от него зубы заныли. Я даже уши заткнул было, чтобы от него отгородиться, но обнаружил, что это не помогает. Посмотрел на своих спутников и понял, что не один мучаюсь: у того же Федьки вид был такой, словно он лимон раскусил.

Никто не говорил и, кажется, даже не шевелился без крайней нужды. Остров заметили примерно через час – полоса песка над водой. Вытянутый вдоль течения, с этого ракурса он казался совсем маленьким, с полсотни метров в длину.

– Нет на нем Тьмы, – громким свистящим шепотом сказал Иван, управлявший прожектором. – Вообще нет, видите?

– Призрак крутится, – сказал Федька, присмотревшись.

– Так высоко же.

– Высоко, – подтвердил я, приглядевшись. – Метров сто, если навскидку, не ниже… хотя тут хрен что определишь.

– Ладно… может, и найдем что-то.

«Что-то» нашлось почти сразу. Большая моторка без рубки, с брезентовым тентом на железных трубах, была наполовину вытащена на берег, да еще и трос намотан на забитый в песок кол. В лодке никого, мы в этом убедились, когда ближе подошли. Нос нашего катера, двигавшегося со скоростью черепахи, слегка ткнулся в песок, не дотянувшись до кромки воды метра три.

– А это что? – спросил Федька после того, как луч прожектора уткнулся в маленькое деревянное строение размерами побольше собачьей конуры, но поменьше, чем даже маленький сарай.

– Хрен его знает, – выдал я в ответ банальность. – Проверить надо. Федь… мы с Иваном сходим. А ты тут давай, на прожекторе и рычагах машины боевой…

– Корыта.

– Чего?

– Корыта боевого.

– А… – догадался я, – остришь. Смешно. Ладно, жалом тут не води, а то и так страшно. Вань, сходим? – повернулся я к нему, перехватывая автомат поудобней.

– Пошли, чего уж там, – вздохнул Иван без особого, надо сказать, воодушевления.

Я скинул штормовку и выбрался из рубки, совершенно не желая этого делать. Тьма так «напрямую» и не давила, но страшно было… вот как будто по ночному кошмару гуляешь, даже объяснить невозможно. Хотелось просто сесть, сжаться в комок и тихо выть. Но при этом происходящее вокруг было настолько неестественным, странным и абсурдным, что несмотря на страх мы продолжали двигаться и говорить – мозг просто отказывался воспринимать это все как реальность.

Плеснула вода под ногами, и я, похвалив себя за то, что обул резиновые сапоги, выбрался на берег. Висящий над нами призрак вдруг попытался дернуть вниз, испугав меня, заставив присесть и вскинуть автомат, но словно на невидимую стену налетел. Мне даже показалось, что я ощутил его боль, – как будто эта темная тварь на электрическую ограду наткнулась. Ага, не можешь… хрен тебе в сумку.

Мокрый песок под сапогами сменился сухим, остров-коса был полностью песчаным, по сути – отмель-переросток. Включились фонари под стволами, их лучи зашарили вокруг в поисках возможной опасности, но островок был пустынным – за исключением суматошно носящегося где-то вверху призрака, никакой угрозы видно не было.

– Ну и что это? – вновь переспросил Иван, когда мы совсем близко подошли к сарайчику, или как это строеньице надо было называть.

В высоту метра полтора, в ширину столько же, в длину два с половиной. Умело сколочено из добротной доски на манер железнодорожного вагона-теплушки, края взяты в железный уголок. И как сюда такое привезли? Или, скорее всего, уже здесь собрали, из отдельных деталей.

– Дверь где здесь? – озабоченно пробормотал Иван, обходя сараюшку по кругу.

– А хрен его… – озадачился я, но вдруг сообразил: – Да вот, вся стенка с торца открывается.

Действительно, стена сарайчика на манер откидной аппарели откидывалась наружу. Я повернул небольшой рычажок, что-то лязгнуло внутри, и я едва успел отскочить, а то бы тяжеленная створка свалилась мне на ноги.

– Опа, – сказал Иван, уставившись на что-то внутри. – Ни хрена себе.

Я заглянул, дернулся испуганно, затем, принюхавшись, спросил:

– А че не воняет-то?

– А он не разлагается здесь, – сказал Иван, присаживаясь на корточки возле лежащего в сарайчике трупа. – Посвети.

Человек лет сорока, в традиционной брезентовой штормовке, надетой на свитер. Лежит лицом вниз, голова вывернута в нашу сторону. Лицо серое, бескровное, обвисшее, но не разлагающееся. Такие же серые кисти рук, нелепо, неестественно подвернутые ступни, подкованные подошвы немецких трофейных сапог. На поясе кобура, из которой торчит рукоятка «Вальтера П38». Кобура застегнута. Рядом стоит аккуратно прислоненный к стенке СКС. Если принадлежал убитому, то это он, скорее всего, его так и подставил.

– В затылок его, – сказал Иван, склонившись.