Секс в браке - Елена Ровинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты сама? – прищурился Дима.
– Да, сама, – не моргнув, ответила мать.
– А что с поварихой?
– Я ищу новую, – спокойно сказала я. – Об этом не беспокойся, я разберусь.
Дима посмотрел удивленно, но больше ничего не спросил.
Два дня назад, повариха, оскорбленно уволилась. Жанна Валерьевна перетрясла счета и как следует натолкла ее носом в несоответствия. Я уже видела такое в кино, даже пыталась повторить это дома, но повариха лишь смеялась у меня за спиной и продолжала сумками выносить продукты.
Тогда я спросила свекровь, как бы невзначай, о совете.
– Ты, моя дорогая девочка, – выговаривала она своим мягким певучим голосом, – ты хозяйка в доме. Если ты не можешь поставить прислугу на место, она сядет тебе на шею. У Димы своих дел полно. Прислугой должна заниматься женщина… Боишься ты, или нет, а заниматься придется.
В другое время меня бы здорово покоробило само слово «прислуга», но кухарка уже успела меня достать, и я промолчала. Они с нянькой, целыми днями шептались – как это пошло, выходить замуж за богатого мужика и, пока он не слышал, пытались меня прогибать. Повариха подворовывала продукты, уверяя, что я опять «пыталась готовить, но все испортила», – «давайте не будем ее огорчать!», а нянька – трындела, что после игр со мной, «малютки не могут уснуть» и пыталась доказать Диме, что «деточкам лучше вообще без матери, чем с такой».
Жанна Валерьевна внесла небольшой раскол в их единство.
– Что значит, пыталась готовить? – ее голос оставался певучим, но теперь в нем появились стальные ноты. – Я, по-вашему, идиотка? Что она пыталась готовить из сыра с плесенью? Творог с грибами?! А это? Пять килограммов копченной свиной грудинки! Пять!.. Это тоже Ангелина купила? Еще скажите, что она и из этого пыталась.
Я чуть ли не аплодировала. Кухарка хлопала глазами и беспомощно смотрела на няньку. Та – на нее. Да злобно так. Видимо, не досталось ей свиной грудинки. Чем не причина для ненависти? Я скромно молчала. Грудинку мы уже обсуждали, но мне тогда не удалось достичь такого эффекта.
Закалка не та.
Теперь с кухаркой говорила Жанна Валерьевна. Вежливо и очень интеллигентно… Но вежливую Димину мать, побаивался даже сам Дима. Повариха вообще не смела поднять глаза.
– Я не первый день живу в этом мире, моя дорогая, но всякий раз меня поражают люди, подобные вам. Вы думаете, молодая хозяйка – вам не хозяйка? Думаете, если девочка не хабалка с рынка, она два плюс два сложить не сумеет?.. Я сейчас полную ревизию проведу! А потом мы с вами и моим сыном побеседуем еще раз, по поводу того, сколько денег вы у него украли!..
После этого разговора кухарка собрала вещи и молча, незаметно ушла. А нянька, вовремя осознав, что детей новые русские заводят гораздо реже, чем жрут, стала такой отзывчивой и душевной, что я не узнавала ее.
Стоило только спросить совета, как правильно держать ребенка, или попросить показать мне, как их купать, как присыпкой пудрить, как пеленки сменить. Мало ли? Вдруг понадобится… И няня в ответ была само добродушие. Опытом готова была делиться часами.
Ценным опытом. И терпения ей при этом было не занимать. Повариха, по слухам, попала стараниями Жанны Валерьевны в «черный список». Вряд ли ей светило снова работать в доме, где можно покупать на хозяйские деньги сыр с плесенью.
– Нечего с ними миндальничать, – учила свекровь. – Никакой «Ангелочки». Имя-отчество и полный отчет. Поваров в городе пруд пруди. Порядочных! Нянек – тоже. Не устраивает что-либо, увольняй! А то, смотри-ка! Прям Робин Гудихи. У воров воруют!.. Если такие чистоплотные, так нечего на воров работать!.. Пусть на завод идут!
– Дима – не вор, – возражала я.
После деноминации я лишилась крошечного вклада, который оставила мне прабабушка, путем сперва инфляции, а затем и деноминации. Поэтому не считала, что воровать у государства – зазорно. Как у всех моих сверстников, которые родился под светлые лозунги «Миру – мир!», вырос под жесткое «Не верь, не бойся, не проси!» и теперь осваивал нетленное: «Не пойман – не вор!», у меня были очень путанные представления о морали.
Свекровь закусывала губу. Дима, разумеется, стоял на золотом постаменте и его черное пальто было белым, отороченным по подолу золотой бахромой. Он был не таким, как все эти ужасные люди, с которыми он вел дела. Но тем не менее, свекровь никогда не позволяла себе заблуждаться на его счет.
– Дима – мой сын, – говорила она. – Я люблю его… Он такой, какой есть… Но это не дает им права смотреть на него свысока! Нечего тогда его деньги брать! Давай, не будем об этом, Линочка. Идем, я лучше научу тебя готовить что-то корейское.
И я радостно шла на кухню, где раз за разом, обмолвившись, называла свекровь «мамой». А она, смахнув слезу, обнимала меня и прижав к груди, целовала в голову.
– Бедная моя девочка, – приговаривала она. – Кто же подумать мог? Такая образцово-показательная семья… Но ты погоди, я этой дряни еще устрою. Она у меня еще попляшет…
Все было так идиллически и было бы совсем хорошо, если бы Жанну Валерьевну не будил каждый скрип матраса в ночи.
Глава 2.
«Успеть вспомнить!»
Дима тяжело молчал в трубку.
Видимо, думал, что я, как и он не рвусь обратно в коттедж. Его мама с няней, недельку повраждовав, очень мило разделили сферы влияния и теперь воспитывали не только близнецов, но и меня. А когда получится, то и Диму.
Он уже третий день ночевал не дома и явно собирался не ночевать еще, по крайней мере, дня три.
А теперь упрямо не реагировал на мои намеки.
– Почему ты никогда не можешь прямо сказать? – вздохнул Дима. – Ладно, скажу ей, что мы решили еще детей завести… Это единственный повод объяснить все те мерзости, к которым я принуждаю тебя в ночи. Приготовишь пожрать, или сходим куда-нибудь?
Я затаила дыхание. Может быть, он приготовил мне вечеринку-сюрприз? Выдохнула. Единственный, сюрприз, который мне сделал Дима, сейчас гулил на два голоса в детской.
– Часам к пяти, хорошо? Что-нибудь легкое приготовь, – голос стал издевательски-томным. – Курочку пожарь. Только не Соню.
– Ладно! – сказала я, чуть ли не с ненавистью, но он опять ничего не понял. Лишь посмеялся, поддерживаемый кем-то на заднем плане.
***
Ровно в пять в замке заворочался ключ и толкнув дверь, Кан вежливо постучал о косяк и вошел. Он слегка притормозил на пороге, оценив сервировку. Поразмыслил, не кроется ли за блеском приборов какой-то подвох, но так и не вспомнил; потянул носом.
– Что на ужин?..
– Пельмени, – зло ответила я, не обнаружив ничего у него в руках. – Магазинные. Комом, как ты любишь.
Кан закатил глаза.
– В чем дело?
Я подождала,
