Двое - Адель Паркс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этой неделе никто не получил ни единого сообщения.
– Я не пойду в школу, пап, – говорит Оли. – Думаю, тебе нужно вызвать полицию.
По дому разносится звук дверного звонка, всем кажется, что он громче, чем когда бы то ни было. Он сотрясает стены, растаптывает тишину, в которой они мариновались.
– Это она? – кричит Оли с верхней площадки лестницы.
– Я так не думаю. С чего бы ей звонить в дверь? У нее есть ключ. – И все же сердцебиение Марка на долю секунды учащается, потому что ему бы этого хотелось. Очень сильно. Где-то глубоко в душе он ощущает что-то более могущественное, чем здравый смысл, сочетание тоски и сожаления. Он жаждет, чтобы это была она, но знает, что это не так. Этого не может быть. Это было бы чудом. Он хочет чуда, но проблема в том, что он в них не верит.
Оли, как иногда угрюмый почти шестнадцатилетний парень, проводящий много времени в попытках убедить родителей, что его не заботит ничего, кроме видеоигр и недозволенного алкоголя – и что родители его заботят меньше всего – очевидно взволнован, несомненно очень переживает. Этот факт не скрыть, сколько бы он ни пожимал плечами и не потряхивал волосами. Оба мальчика отказались идти в школу. Себ разразился слезами и сказал, что если отец не позвонит в полицию, то он сделает это сам.
– Давайте просто посмотрим, а?
– Посмотрим на что? – возмутился Себ. – Ее здесь нет! В этом и суть!
Марк подождал до десяти, а потом, когда его звонки Ли остались без ответа и они не получили от нее известий, когда в новостях не было ничего, объясняющего серьезную задержку поезда или метро, Марк наконец-то вызвал полицию.
Дверной звонок выманил мальчиков из своих комнат. Они топчутся на вершине лестницы, а Марк внизу. Каких-то несколько метров, но в тот момент они кажутся непреодолимой пропастью. Непроходимой. Чересчур. Марк знает, что должен сказать что-нибудь успокаивающее. Он не может ничего придумать, поэтому просто грубо бормочет: – Я думал, вы делаете домашние задания.
– Не смог сконцентрироваться, – говорит Оли.
– У меня их нет, – отвечает Себ.
– Идите и займите себя чем-то.
Марк обладает неприятной склонностью казаться немного вспыльчивым, когда нервничает. Если бы Ли была здесь, она бы сдержанно положила руку ему на предплечье, ненавязчиво напоминая помягче относиться к мальчикам. Ее большие карие глаза молча взмолились бы о терпении. Они тоже напуганы.
Но ее здесь нет. В этом и проблема.
Оли что-то бормочет, Марк не разбирает точных слов, но улавливает суть. Разочарование, неодобрение. Страх. Мальчики плетутся обратно в свои комнаты – ненавидя неопределенность, что выглядит как ненависть к их отцу. Под весом всего этого у Марка прогибается спина. Он хочет согнуть колени, повалиться на пол, но ему нужно выпрямиться. Какое впечатление это оставит полиции, если они обнаружат его распластавшимся и рыдающим?
Марк открывает дверь и что-то словно проносится по его естеству. Он вздрагивает без логической на то причины. Вероятно, это просто холодный воздух, ворвавшийся в дом, и ускользающее изнутри тепло, но кажется, будто дело не только в этом. Жизнь Марка – какой он ее знает – спешит наружу, а проблемы врываются внутрь.
Они представляются и показывают свои значки. Женщина, детектив-констебль Клементс, старше. Мужчина – скорее, мальчик – называется констеблем Таннером. Зная, что мальчики – Оли практически точно – будут болтаться неподалеку, в зоне слышимости, и пытаться внять всему сказанному, Марк быстро подтверждает – да, его зовут Марк Флетчер, и да, он звонил касательно пропажи человека, его жены. Потом он поспешно приглашает их в гостиную.
Марк невольно разглядывает их форму – радио, фонарики, громоздкие ремни и тяжелые ботинки – и она кажется драматичной и агрессивной в семейной гостиной. Дом Флетчеров вполне стандартный. Возможно, немного неопрятнее среднего. Большинство мебели куплено в Next. Мягкие вещи – серого и бежевого оттенков, различные столики – пристенный, журнальный, боковой – сделаны из сетлого дуба в деревенском стиле. Все сочетается. Ли нравится, когда вещи сочетаются. Не то чтобы кто-либо обычно замечал, что сочетается, а что – нет, навещая Флетчеров, потому что от этого отвлекает внимание беспорядок. С другой стороны, вряд ли кто-то заметит, что диван немного просел, покрыт пятнами, а на столиках остались кольца от кофейных чашек. Боевые раны, полученные мебелью за прошедшие годы – когда мальчики разливали свои напитки или не пользовались подстаканниками – в основном прикрыты кусочками семейной жизни: журналами, газетами, грудами глажки, школьными портфелями, книгами и спортивным инвентарем. Они из тех семей, что в большинство вечеров собираются у телевизора. Не считая Оли – он предпочитает быть один, и по большей части прячется у себя в комнате, если его не выманить едой. Они бросают множество вещей в коридоре, придя домой после школы и работы, но значительное их количество добирается и до гостиной. Время от времени у Ли или Марка кончается терпение, обычно когда они что-нибудь теряют – пульт, ключи – и тогда они грозятся генеральной уборкой. Иногда они даже находят для нее время. Марк ощущает физическую боль в груди, вспоминая, как Ли приложила усилия и убрала кухню в воскресенье, но не успела прибраться здесь, потому что все пошло наперекосяк. Полицейские все еще стоят.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, – предлагает он. Полицейские поворачиваются к дивану и оглядывают беспорядок немного беспомощно, безнадежно. Марк сметает хлам, бесцеремонно смахивая книги и кроссовки с дивана на пол. – Пожалуйста, садитесь. – Он звучит очень настойчиво. Больше указание, чем приглашение, о чем он жалеет. Он не хочет показаться агрессивным. Он хочет чтобы они были на его стороне. Ему нужно, чтобы они воспринимали его как все окружающие. Марка в целом считают добродушным парнем. Секрет в том, что это не так. Не совсем. Точнее, не всегда. А кто не такой? Просто его так воспринимают. Репутация не всегда справедлива или точна. Непостоянна. Иногда ее сложно заработать и легко потерять. В других случаях ее легко получить, но сложнее от нее избавиться.
Но никто не может ожидать, что Марк в данный
