Роза и Меч - Джил Грегори

А потом их губы встретились и мысли о платье и прическе мгновенно вылетели у девушки из головы. Она позабыла об усталости и опасности, которая ее вот-вот настигнет. Она забыла даже о Мелистерне. Она позабыла обо всем, кроме этого поцелуя, пробудившего в ее теле огонь. Поцелуя, напомнившего бушующее море, в центре которого царило странное умиротворение. Поцелуя, заставившего ее сердце трепетать, когда она пошатнулась в объятиях мужа, который прижал ее к себе еще крепче.

Когда принц отпустил ее и отступил на шаг, Бриттани почувствовала, что внутри у нее бушует пламя, голова кружится и она никак не может отдышаться. Он выглядел потрясенным. Но изумление, написанное на его лице, не шло ни в какое сравнение со смятением, которое царило в душе у Бриттани.

Несколько мгновений они стояли, глядя друг другу в глаза, словно пытаясь найти ответ на волновавшие их вопросы.

— Мелистерн, где мы будем спать? — спросил Люций, поворачиваясь к отшельнику.

Но Мелистерна в комнате не оказалось. Остались только свет свечей, кубки с вином и ветер, завывающий за дверью.

— Куда он делся? — с удивлением спросила Бриттани.

— Скорее всего, решил провести ночь в конюшне с Кассо и лошадьми, чтобы мы в нашу первую брачную ночь могли остаться наедине. Только ты и я.

Наедине…

— Как это мило с его стороны, — с трудом выговорила Бриттани.

Люций лукаво посмотрел на нее. Бриттани замерла в смущении.

— Не бойтесь, принцесса. Я не кусаюсь. Обычно, — добавил он с улыбкой.

«Он просто дразнит меня. Пытается… запугать. Или, — подумала Бриттани, внезапно разгадав правду, — пытается помочь мне расслабиться».

В крошечной кладовке Люций нашел соломенный тюфяк и положил его на пол перед камином, а сверху бросил овечьи шкуры, которые достал из украшенного резьбой деревянного сундука. Получилось нечто вроде мягкого и уютного гнезда. Бриттани медленно подошла и села на эту импровизированную постель.

Сегодня они будут здесь спать. Вместе, как муж и жена. Принцесса очень надеялась, что он снова ее поцелует. И сделает что-то еще. Но что именно?

Бриттани почувствовала, как в душе одновременно со странной готовностью начинает просыпаться страх. Затаив дыхание, девушка смотрела на принца. К страху примешивалось любопытство, но когда он подошел и сел рядом, она почувствовала, как подпрыгнуло сердце.

— Ты боишься?

Принц видел, как дрожат ее губы.

— Нет, не боюсь.

Он насмешливо вскинул брови и наклонился к самому ее лицу.

— Ты выглядишь испуганной.

— Нет.

Она упрямо вскинула подбородок, и Люций едва не утонул в этих огромных, пылающих золотисто-зеленых глазах.

— В такой момент, принцесса Бритта, каждая женщина боится. И вам нечего стыдиться.

— А я и не стыжусь. Я не боюсь, — она не могла решить, стоит ли продолжать этот разговор. — Не думаю, что тебе удалось бы меня напугать, даже если бы ты этого захотел.

— Ты в этом уверена? — в глубине его серых глаз плескались насмешка и недоверие. — Интересно, почему же?

— Потому что я чувствую в тебе доброту, — Бриттани не смогла удержаться от улыбки, произнося эти слова. — Я уже говорила это тебе вчера вечером. Ты пытаешься спрятать свою доброту, но я все равно ее вижу.

Принц смотрел на девушку, лишившись от удивления дара речи. А потом, подчиняясь внезапному импульсу, Бриттани сделала то, чему потом так и не смогла найти разумного объяснения: она накрыла его ладонь своей маленькой ладошкой. И дрожащее ласковое тепло соединило их. Кожа Люция горела. Ее прикосновение, этот безыскусный жест доверия, искренность и невинная свежесть, которой светилось ее прекрасное лицо, заставили его кровь вскипеть. А в душе принца яростно боролись два абсолютно противоположных чувства.

«Она думает, что он герой, ^герой! Она думает, что на него можно положиться, что ему можно доверять. Ему, который сам давно уже никому не верит и ни на кого не рассчитывает!» Принц был бы рад посмеяться над абсурдностью этой ситуации, но смех замер у него в горле. Ему безумно хотелось ударить кого-нибудь, выместить на ком-то свою злость, но здесь была только эта прекрасная, храбрая девушка, которая хочет победить злого колдуна и освободить свое королевство.

Люцию с трудом удалось справиться с наплывом эмоций. Ярость обожгла его, как удар хлыста.

— Ты думаешь, что все обо мне знаешь? — прорычал он и так резко схватил девушку за плечи, что та вздрогнула от неожиданности. Она попыталась отстраниться, но принц притянул ее ближе и прижал к груди. — Но ты ничего не знаешь, принцесса! Тебе это понятно? Ничего. Ты ничегошеньки не знаешь ни о том, что на самом деле ждет тебя завтра, ни о настоящей тьме и злобе. И уж точно, ничего не знаешь обо мне.

Рык, подобный волчьему, клокотал у него в горле. Принц увидел, как на лице Бриттани отразилось волнение, увидел растущую панику в ее взгляде, когда принцесса попыталась освободиться. И почувствовал горькое удовлетворение. Наконец-то она испугалась! Для нее же будет лучше, если она будет относиться с опаской и к нему, и к окружающему ее миру. Но мысль о том, какую роль ему пришлось во всем этом сыграть, только усилила его злость. Правда, направлена она была не столько на девушку, сколько на себя самого.

— Черт побери, ты так наивна! — крикнул Люций.

Глаза принцессы округлились, а потом вспыхнули гневом.

— Так почему бы тебе не рассказать мне о себе? Не скрывай ничего! — выдохнула Бриттани.

Теперь ей действительно было страшно. Сейчас принц Люций совсем не казался ей добрым. Опасным — да, а еще сильным и непредсказуемым, как дикий волк, в лунном свете крадущийся к добыче.

— О себе? И что же ты хочешь услышать? — принц коротко и горько рассмеялся. — Что ты хочешь узнать обо мне?

— Ты… ты сказал, что потерял свое королевство. К-к-как это случилось?

Бриттани было больно. Сильные пальцы принца впивались в ее тело, но она решила терпеть. Но по тому, как дрожал ее голос, принц почувствовал, что что-то не так. Его пальцы в тот же миг разжались.

Принц хмуро взглянул на девушку, потом вскочил и начал мерить комнату длинными нервными шагами. От колебания воздуха, вызванного его быстрыми движениями, в светильниках заплясало пламя.

— У моего отца было двое сыновей, — наконец хрипло начал Люций. Он остановился возле очага и сейчас смотрел на огонь, чьи отблески превращали его лицо в странную маску. — У нас с братом была разница в год с небольшим. Я был младшим. Мы с Седжвиком враждовали, сколько я себя помню. Он ненавидел меня потому, что я лучше ездил верхом, реже промахивался из лука, но прежде всего, очевидно, за то, что наш отец уделял мне больше внимания. Когда я был совсем маленьким, я, как все младшие братья, ходил за Седжвиком как хвостик и восхищался им, но он часто кричал на меня и отвешивал затрещины. А однажды заплатил золотом сельским мальчишкам за то, чтобы они избили меня.