Спецслужбы и войска особого назначения - Полина Кочеткова

Новости о случившемся мгновенно разлетелись по всему Бухаресту и тысячи людей высыпали на улицы города. «Мы сразу поняли, что это конец, — рассказывала музейная работница Михаэла Филип, смотревшая последнее выступление Чаушеску по телевидению. — Весь город был охвачен волнением». Манифестации продолжались всю ночь, и тогда же снайперы из Секуритате принялись стрелять в людей без разбору. В ту же ночь в бухарестские больницы поступило 85 человек с огнестрельными ранениями, убитых было еще больше. Как и в Тимишоаре, молва преувеличила количество жертв в десять, в двадцать, в сотню раз. Невзирая на стрельбу, людские толпы скопились вокруг партийных зданий, на Университетской площади (между зданием университета и гостиницей «Интерконтиненталь») и перед румынским телецентром, расположенным в тихом предместье Бухареста. Стрельба продолжалась всю ночь, но определить, Кто виновник — убийцы из Секуритате или им вторят также и армейские подразделения, — было совершенно невозможно. Царила полнейшая неразбериха, усугубляемая еще и тем, что некоторые части тайной полиции носили военную форму. Ходили упорные слухи, что Чаушеску бросил в бой десантно-диверсионный отряд, укомплектованный арабами, проходившими под руководством Секуритате «военно-террористическую» подготовку в Румынии. Слух этот так и не подтвердился, но он отражал типично атавистический рефлекс: ну конечно же, снайперы, убивающие без разбору людей на улицах, не могут быть румынами…

Тогда еще мало кто знал, что основная масса и без того колеблющихся румынских вооруженных сил (за исключением лишь некоторых подразделений Секуритате) перешла в ту ночь на сторону демонстрантов. Этому предшествовали следующие события: 16 декабря, после нескольких недель крайней напряженности, в Тимишоаре вспыхнули яростные антиправительственные демонстрации. На следующий день (17 декабря) Чаушеску обвинил министра обороны Василе Милю в неповиновении и пригрозил ему отставкой в случае, если он не отдаст румынским войскам приказ стрелять в народ. Генерал вроде бы подчинился, но, как оказалось, только в присутствии Чаушеску. Он не издал приказа — и к вечеру 21 декабря был обнаружен мертвым; официальная версия назвала это «самоубийством», неофициальная — расправой, санкционированной Чаушеску. Даже спустя месяцы подлинные обстоятельства его смерти оставались невыясненными. Несомненно было только одно — смерть Мили заставила высший командный состав всех трех родов войск осознать (если они еще не сделали этого), что отныне Чаушеску — битая карта. Глава Секуритате, генерал Юлиан Влад, по-видимому, уже пришел к подобному заключению. Утром 22 декабря, т. е. на следующий день после злополучного выступления Чаушеску, солдат, взобравшись на танк, стоявший на Университетской площади, демонстративно отстегнув магазин от автомата и помахал ими толпе. С этого момента по всей Румынии пронесся новый клич: «Армия — с нами».

(Э. Бэр. Целуй руку, которую не можешь укусить /''Иностранная литература. — 1992. — № 4.)

ТАЙНАЯ ПОЛИЦИЯ И СЕМЕЙНЫЕ НЕУРЯДИЦЫ

Несмотря на суровый контроль, засилье стукачей и жесточайшую «информационную диету», румыны тем не менее были прекрасно осведомлены о всех домашних неурядицах в священном семействе. Сплетни разносили сведения о разрыве Валентина с семьей, о бурной личной жизни Зои, о женитьбе Нику и его пристрастии к автомобильным гонкам в пьяном виде и дебошам в ночных ресторанах. Отсутствие прямой информации и свободной прессы порождало кривотолки и необоснованно преувеличивало как грехи Нику, так и количество любовных приключений Зои. В свете нынешнего дня можно определенно сказать, что все трое детей Чаушеску были скорее жертвами, нежели баловнями системы. Но культ личности изо всех сил пытался насадить идеалистический образ семейной жизни Чаушеску, например в «Омаджиу» мы читаем:

«С восхищением и уважением взираем мы на гармонию его (т. е. Чаушеску) семейной жизни. Мы придаем особое 'этическое значение тому факту, что вся его жизнь — бок о бок с его верной помощницей, бывшей ткачихой, комсомольской активисткой, членом партии с подпольных времен, а ныне Героем Социалистического Труда, членом Центрального комитета РКП, товарищем Еленой Чаушеску — является образцовым примером судеб двух коммунистов… Трое детей президента, следуя заветам родителей, как и мы все, трудятся на благо победы социализма в Румынии. Все это свидетельствует о том, что труд и личный пример являются основными заповедями в семье Чаушеску».

При чтении этой ахинеи всеведущие румыны давились от смеха и ярости. Всем было хорошо известно, что жена Валентина Чаушеску — Иордана Борилэ (наполовину еврейка) — была изгнана из «заветного круга», и в результате супруги лишились почти всех номенклатурных привилегий, жили в маленькой двухкомнатной квартире. Валентин, которого в итоге разлучили с Иорданой и сделали членом ЦК, добровольно сдался новообразованному Фронту национального спасения прямо в день бегства своего отца. Его арестовали. Лидеры Фронта, особенно Петре Роман и президент Ион Илиеску, прекрасно знали, что их привилегии при жизни Кондукатора были куда большими, нежели у Валентина. Валентин Чаушеску с полным основанием мог утверждать, что его отношения с родителями были крайне напряженными, а его ненависть к Елене — неподдельной. В институте ядерной физики, где он работал после окончания Лондонского университета, у него осталось много сторонников.

Аналогичными образом складывалась и судьба Зои. Еще будучи студенткой математического факультета, она поняла истинную суть режима, созданного ее родителями, и возненавидела его. В 1974 году она убежала из дома, и все силы Секуритате были брошена на ее поимку. Супруги Чаушеску вызвали к себе на личный допрос Надю Бужор, в девичестве Надю Бэрбулеску (племянницу Николае, дочь его младшей сестры Елены), поскольку они знали, что Зоя и Надя подруги. «Николае осыпал меня проклятиями, кричал, что бросит в тюрьму, если Я не скажу, где она, — вспоминала Надя. — Елена действовала хитрее и вкрадчивым голосом увещевала меня: «Я думала, что ты наш друг» Эта сцена так испугала Надю, что когда Зоя вернулась в лоно семьи, она, страшась за свою жизнь, предложила больше не встречаться. «Жизнь Зои была постоянным кошмаром, — вспоминала Надя. — Она хотела вырваться из «заветного круга», но понимала, что обречена, куда бы она ни скрылась, длинная рука Секуритате все равно настигла бы ее. Она часто с горечью восклицала: «Господи, что же мне делать в этой жизни?» Николае и Елена были убеждены, что это Надя подбила Зою на мятеж. Надя училась на психологическом факультете Бухарестского университета, и они обвиняли ее в том, что она «подвергла Зою психоанализу».

Неудачный побег Зои обернулся для румынского ученого мира подлинной катастрофой. Зоя работала в весьма престижном математическом институте, и Чаушеску, считая институт главным виновником «богемного мировоззрения» дочери, распустил его, распылив научный состав по многочисленным научно-исследовательским организациям. Вследствие этого, по словам бывшего министра образования Мирчи Малицы, «свыше двухсот первоклассных математиков покинули страну и в итоге осели: в США; это была самая масштабная перекачка мозгов в послевоенной истории европейской страны». Используя семейные связи, Зоя помогла многим своим коллегам достать выездные визы, и это еще больше взбесило родителей. В конце концов в 1977 году был закрыт и факультет психологии. Арестованные после смерти их отца Валентин и Зоя через 8 Месяцев были выпущены на свободу.

(Э. Бэр. Целуй руку, которую не можешь укусить //Иностранная литература. — 1992. — № 4.)

КИТАЙ

КТО ОХОТИЛСЯ ЗА НЕУЛОВИМЫМ ЧЖОУ?

Все поездки Мао Цзедуна были окружены глубокой тайной. Когда шел его спецпоезд, прекращалось любое движение, вокзалы по пути следования пустели, вдоль насыпи цепью выстраивали солдат. Поезду Мао надлежало немедленно останавливаться, лишь только Кормчий начинал дремать. А поскольку режим его был непредсказуем, на восстановление графика железнодорожного движения после каждого путешествия вождя уходили недели. Зато эти причуды и вытекающие из них правила спасли ему жизнь в 1971 году, когда мятежный Линь Бяо попытался взорвать спецпоезд Председателя Мао. Точно так же режим секретности сохранил жизнь и второму после Мао лидеру КНР, премьеру Госсовета Чжоу Эньлаю.

В 1955 году — говорится в ставшем сенсацией исследовании гонконгского историка Стивацзана — тайваньские спецслужбы, действовавшие в тесном контакте с ЦРУ, взорвали самолет, в котором, по их предположению, должен был лететь Чжоу.

Индийский лайнер «Принцесса Кашмира» 14 апреля вылетел из Гонконга и взял курс к побережью Индонезии. На высоте 5 тысяч метров за бортом раздался взрыв: в топливном баке под правым крылом образовалась брешь. В иллюминаторах показались языки пламени. Командир корабля отключил правый двигатель и связался с Джакартой,