Культура Духа - Рафаил Нойка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ветхий Завет знал кое-что о покаянии. Не существует человека на земле, который не имел бы хоть капли интуиции о том, где находится его жизнь. Закон, который Бог дал Моисею, Десять Заповедей, как мы все знаем из нравственных поучений, которые получаем, — это по большей части не что иное, как ряд запретов. Закон больше говорит «не делай», чем показывает тебе, что делать. И даже когда Закон Ветхого Завета показывал что-то, человек не мог этого полностью осмыслить.
Было необходимо, чтобы Бог, Христос, Слово Божие, Тот, Который Сам говорил к Моисею, Тот, Который Своей рукой начертал Закон на каменных скрижалях, Сам пришёл как человек, Сам прожил тот Закон и Сам открыл его в Своём учении. Говорю относительно слов Спасителя из Нагорной Проповеди (см. Мф. 5): «А Я говорю вам…». Они продолжают Закон Ветхого Завета: «Написано: не сотвори то-то и то-то…». «А Я говорю вам, что если в сердцах ваших…».
Что это значит? Какая разница между «не сотворите» и «если в сердцах ваших»? «Не сотворить» — это нравственное состояние человека. Написано: не убей. Этот закон охраняет моего ближнего от моих рук убийцы. А когда Спаситель говорит: «А Я говорю вам, что если в сердце твоём возненавидел брата своего, то в своём сердце убил его», то, что делает этот «Закон» Нового Завета, который Христос должен был запечатлеть не кровью животных, какими были кровавые жертвы Ветхого Завета. Новый Завет должен был быть запечатлён самой Его Божественной Кровью, Кровью, которую вместе с Его Телом дал Он нам для причащения Телом и Кровью, подобно тому как и мы являемся телом и кровью? Он дал нам духовную пищу, божественную пищу, манну и силу для пути к вечности. Чему учит нас Этот новый Законодатель Своим новым законом, если вообще можем назвать его законом? Если, например, ты в сердце своём возненавидел твоего брата, ты в сердце своём и убил его. Для Моисея, для Закона и сознания человека были важны слова «и убил». К сожалению, получается, их достаточно человеку, чтоб не делать очень больших глупостей. Достаточно, чтобы человек не брался за нож и не убивал ближнего, чтобы мы сказали: «Этот человек нравственен, он никого не убил».
Для Христа же этого недостаточно, потому что Христос, когда смотрит на тебя, не думает о твоём ближнем. Имя Иисус, которое Он себе взял, означает «Бог Спаситель». Евангелие от Матфея открывает это тогда, когда Ангел говорит Иосифу: «Родит же Сына, и наречёшь Ему имя Иисус, ибо Он спасёт людей Своих от грехов их» (Мф. 1:21). От чего? От их собственных грехов. Когда Христос смотрит на тебя, то Он думает о тебе, а не о ближнем твоём. Поэтому, когда Христос смотрит на тебя, Ему недостаточно увидеть, что ты не убил своего ближнего, так как может быть, сжав кулаки и скрипя зубами, ты сдержал себя — по причине нравственного закона или из страха перед обществом, и так далее — удержал руки убийцы от братоубийства. Для Христа, Того, Который сотворил нас по Своему образу и подобию, этого недостаточно. Он смотрит на тебя и видит затемнённое отражение Божественного образа.
Бог не скрипит зубами, чтобы не убить, Бог услаждается тем, чтобы быть благим, а не убивать. Христос, как говорится в некоторых наших молитвах, «с лёгкостью носил на Кресте наши грехи». «Не скорбя», говорит другая молитва, носил наши грехи, наши — в страданиях Своего тела на Кресте. Он познал наш ад, потому что для Него ада не было. Доказательством является то, что ад ни одного мгновения не выдержал сияния Его Божества. И, воскреснув в третий день от гроба, в котором мы Его заперли, сотворил путь спасения через смерть, через ад для всех тех, которые хотят верить в Него, — включая тех, кто вбивал гвозди, или тех, что кричали: «Распни, распни Его!» (Лк. 23:21). Если в них есть дух покаяния, то есть обращения, дух, который от зла и вражды обращается к вере, подобно Сотнику, сказавшему у Креста: «Истинно Человек Сей был Сын Божий» (Мк. 15:39)… Если человек достигает этой веры и переступает через своё состояние «твердолобости», злонравия, если бесконечная доброта Божия отогревает хоть немного его сердце, тогда и этот человек слышит то, что услышал разбойник на кресте, благоразумный разбойник.
Почему мы называем его благоразумным, ведь он был разбойником до смерти? В последний момент на кресте, видя невиновного, распятого рядом с собой, он покаялся. Что-то из глубины его разума подсказало ему слова, которыми он ответил своему «коллеге» по разбою, когда тот сказал: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас» (Лк. 23:39). То есть человек так понимает: «Мог бы сойти с Креста и снять и нас», подобно тому, что говорили, злословя, и Фарисеи, и книжники, и все те, кто возвели Его на Крест. И восстало, святым бунтом из глубин второго разбойника слово покаяния, которое зародилось в нём, и родилось слово свидетельства: «Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осуждён на то же? и мы [осуждены] справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал» (Лк. 23:40,41). То есть всю жизнь мы убивали и отнимали у людей, так не по праву ли теперь эти люди, это общество, которое мы повредили, восстанет на нас и отнимет нашу жизнь, как и мы многое отнимали?
Мне часто приходила мысль: знал ли разбойник, кто был Иисус? Тогда если знал, то почему не прекратил разбойничать до креста? Кто знает! Не утверждаю, что моя мысль абсолютна, но у меня была и мысль, что, возможно, не знал. Может, он знал лишь, что это хороший человек, творящий добро, а может, его ещё не впечатлила Его доброта, подобно как мы видим добрых людей и оставляем их в покое, но сами продолжаем творить зло. Но когда разбойник увидел этого доброго Человека, неправедно возведённого на крест, когда увидел Его оговорённым своим «коллегой» по обману, такому отвратительному, то, думаю, что этот бунт, зародившийся в нём, который мы назвали святым, дал ему слово исповедания (так как мы воистину получаем по заслугам). Может, и с ним случилось то, что случается при любом искреннем исповедании из глубины всего существа — он исполнился Святого Духа, благодати. Он исполнился понимания и осознал, что это был не просто праведник. И тогда он смог выкрикнуть другие слова, которые родились в нём только тогда, когда он произнёс слово покаяния, что «это человек праведный». Может, только тогда он понял, что это был Сын Божий, может, только тогда вспомнил, что слышал это слово и осознал, что оно значит в Его власти, Сына Божия: то есть этот смиренный человек, которого он видит, — это Бог. И воскликнул разбойник: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твоё!» (Лк. 23:42).
Что он знал в те дни, когда и как придёт Тот, Который должен был умереть в ближайшие часы, «в Царствии Его»? Даже Ученики не знали этого. За несколько дней до этого Спаситель говорил о Страстях и о Воскресении, и Ученики, которые знали Писание и знали своего Учителя уже три года, не знали, что значит Воскресение, и не дерзали Его спросить, как говорит одно из Евангелий. Как мог знать разбойник, когда Он приидет в Царствие Его? Только лишь воскликнул: «Когда приидешь в Царствие Твоё, помяни и меня, Господи!». Лучше сказать — это был шёпот покаяния. Один из Тропарей Великого Четверга говорит: «Малое слово сказал разбойник на кресте, но великую веру обрёл». Вот так его спасло одно слово, сказанное шёпотом. Этим шёпотом был крик покаяния.
Каков ответ Христа Бога? «И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43). Ныне. Человек кается тогда, когда делает это искренне, не надеется быстро отделаться, а готов потерпеть, как говорит один из Псалмов, «терпя потерпех Господа, и внят ми и услыша молитву мою» (Пс. 39:2). И когда Бог отвечает человеку, то человеку всегда кажется, что очень быстро, и действительно быстро, быстрей, чем мы ожидаем, даже если — как говорит Спаситель в другом месте — Он «долго терпит», «много попускает» этому человеку.
Жизнь нашего покаяния — это не «улучшение», не идёт речь об обществе, о каких-то человеческих, исторических, секулярных или других соображениях. Сегодня я бы хотел пробудить в сердцах и душах моих сестёр и братьев христиан истинное измерение покаяния. Мы начинаем с нравственности — но то, чего мы ищем и чего должны искать, — это то, что зовёт наши сердца с самого начала нашего зачатия в этом мире, — Жизнь! Покаяние — это возвращение от смерти к жизни, и оно начинается только в той мере, насколько имеем в себе благодать Святого Духа, потому что человек, находясь во тьме и не ведая света, не знает, ни что такое свет, ни что такое тьма. Только в той мере, насколько свет благодати открывает человеку сердечное распознавание, и этим видением, будь это видение в прямом смысле слова или более тайным образом, но всё-таки своего рода «видение», только по мере этого видения человек способен сначала видеть тьму, тьму, в которой он прозябает. Только увидев разницу между истинным светом и тьмой, можем увидеть, насколько мы погрязли во тьме.