Сорок вопросов о Библии - Андрей Десницкий

Септуагинта несколько объемнее Масоретского текста: она включает книги, которые называют неканоническими или второканоническими. К тому же греческий текст книги Есфирь примерно на треть длиннее еврейского; кстати, в еврейском варианте Есфирь – единственная книга Библии, где отсутствует слово «Бог». Немало различий мы найдем и на уровне истолкования. Самый известный пример – пророчество Исайи (7:14): «се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил». Там, где мы видим слово «Дева», в еврейском тексте стоит слово альма, обозначающее просто молодую женщину, обычно незамужнюю. Но переводчики Септуагинты употребили здесь слово партенос, «дева», и потому евангелист Матфей (1:23) смог ссылаться на это пророчество, говоря о девственном рождении Христа (к этому мы вернемся в 30-й главе).

Древнее предание гласит, что переводчику, который поставил в текст это слово по внушению Святого Духа, было обещано, что он не умрет, пока не увидит своими глазами, как сбудется это пророчество, и что именно он и был старцем Симеоном, принявшим на руки младенца Иисуса (Лк 2: 25 и далее). Современный человек может скептически относиться к этому преданию, но несомненно, что еще задолго до написания Нового Завета слова пророка Исайи понимались как весть о грядущем чудесном рождении необыкновенного младенца.

Трудно сказать, насколько достоверно это предание. Но оно совершенно точно отражает тот факт, что уже в иудаизме ветхозаветные пророчества понимались как указание на особые события, которым только предстояло произойти, и это понимание нашло свое отражение в тексте Септуагинты. Сегодня иногда можно услышать, что иудеи «испортили» Масоретский текст в данном месте или, наоборот, что это сделали с Септуагинтой христиане. Такие упреки едва ли справедливы, но верно другое: разные религиозные традиции избирают для себя те из существующих вариантов текста, которые соответствуют их вероучению.

Новозаветные вариации

Новому Завету повезло больше, чем Ветхому. Он писался в ту эпоху, когда книги могли довольно быстро и широко расходиться по всей Римской империи, а потому нам сравнительно легко проследить его раннюю историю. Но и он не свободен от рукописных разночтений. Самое существенное мы встречаем в конце Евангелия от Марка. Многие древние рукописи внезапно обрываются на 8-м стихе 16-й главы: «…(жены-мироносицы) никому ничего не сказали, потому что боялись». В других содержится краткая концовка: «…но возвестили вскоре всё им объявленное тем, кто был с Петром. После чего и Сам Иисус от востока и до запада распространил через них священную и нетленную проповедь вечного спасения. Аминь».

Возможно, рукопись самого апостола Марка действительно оборвалась на середине фразы (рукописи, к сожалению, не только горят, но и тонут, и просто теряются, особенно их последние листы), а его друзья или ученики дописали за него заключительные фразы. И в этом нет ничего ни странного, ни скандального. Ведь Библия стала Библией не потому, что ее написали лично апостолы, а прежде всего потому, что ее признала своим Священным Писанием община верующих – Церковь, которая и донесла ее до нас.

Однако подавляющее большинство разночтений касается буквально одного-двух слов или их порядка. Часто речь идет об орфографических особенностях, особенно в именах собственных. Иногда всего одна буква меняет строй предложения. Например, в 1-м Послании апостола Павла к Фессалоникийцам одно и то же слово в разных рукописях выглядит как NHΠIOI или HΠIOI (в древности писали именно такими буквами, которые мы сегодня называем заглавными). Если выбрать первый вариант, то смысл всей фразы будет таким: «(мы) были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими». А если второй, то таким: «(мы) были среди вас как младенцы. И как кормилица нежно обходится с детьми своими…» Впрочем, как нетрудно убедиться, общий смысл текста от этого не сильно меняется. В самом деле, все подобные разночтения, даже самые большие, не затрагивают суть христианской веры.

Наконец, расхождения возникают еще и между переводами, ведь всякий сложный текст может быть понят и переведен на другой язык не единственным способом. Это уже отдельный разговор, и мы к нему вернемся в главах с 16-й по 19-ю, а пока отметим лишь вот что: разные переводы могут брать за основу разные варианты оригинального текста. Например, различия между церковнославянской и Синодальной Библией чаще всего объясняются расхождением между Септуагинтой и Масоретским текстом, а различия между Синодальным Новым Заветом и западными переводами – расхождениями между разными новозаветными рукописями.

В любом случае наше понимание библейского Откровения в огромной степени зависит не только от самого текста, но и от нашей веры и убеждений, от представлений того общества или той общины, к которой мы принадлежим. Впрочем, это касается не только Библии…

Разные взгляды на единый Лик

Но что сказать о тех случаях, когда противоречат друг другу не отдельные рукописи или переводы, а разные книги в одном и том же переводе, а порой – и разные места одной и той же книги? Мы видим это с самого начала книги Бытия. Это повествование ведется на образном, поэтическом языке, который во все времена прекрасно понимают дети и влюбленные. В этом рассказе упомянуто и сотворение человека, мужчины и женщины, после всех живых существ, но подробно о первых людях не говорится. Упомянуто только одно принципиальное явление: мужчина и женщина сотворены вместе, одновременно (Быт 1:27).

Зато вторая глава показывает сотворение человека уже крупным планом: «И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою… И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему. Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку… но для человека не нашлось помощника, подобного ему» (Быт 2:7—20). Что же, получается, сначала был сотворен мужчина, потом уже все животные и птицы, а потом женщина? С точки зрения многих современных ученых, здесь перед нами – две версии предания о сотворении мира, существовавшие когда-то самостоятельно и лишь позднее объединенные в едином тексте книги Бытия.

Но неужели тот, кто писал этот текст, был настолько глуп и невнимателен, что не заметил этого противоречия? Да нет, конечно. Видимо, он считал его не противоречием, а двумя взглядами, раскрывающими разные стороны одних и тех же явлений. Первая глава показывает единство мужчины и женщины, их достоинство как «венца творения». Вторая глава подчеркивает столь важное для патриархальных обществ первенство мужчины, но вместе с тем – нужду каждого человека в другом, подобном ему, чему и служит разделение полов. Первая глава выстроена по хронологическому, вторая – по логическому принципу.

Таких примеров в Библии очень много. Самый известный – четыре Евангелия, то есть четыре книги, рассказывающие, каждая по-своему, одну и ту же историю. В главном они совершенно согласны, но детали повествования могут различаться. Так, о благоразумном разбойнике, который на кресте просил Христа: «помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» – рассказывает один Лука (23:40–43), а Матфей (27:44) и Марк (15:32) кратко сообщают, что «распятые с Ним поносили Его». Противоречие? Да. Но означает оно только то, что два евангелиста просто ничего не знали об этом разбойнике, а Лука, который, как он сам писал, «тщательно исследовал всё» (Лк 1:3), добрался и до этой важной детали.

На самом деле это только подтверждает достоверность Евангелий как исторических свидетельств. Ведь если в суде четыре свидетеля слово в слово повторят одну и ту же версию, скорее всего, они просто сговорились: четыре человека не могли запомнить одно и то же событие совершенно одинаково. А если каждый рассказ отличается от других какими-то деталями, но совпадает с ними в главном, значит, это действительно правда.

Конечно, и в древности у христиан возникало желание свести все четыре Евангелия в одно, чтобы ничего не упустить. В середине II в. некто Татиан даже составил такую «сводную версию», соединив параллельные повествования. Это, кстати, отлично доказывает, что к тому времени каноническими признавались именно эти четыре Евангелия и никакие другие. Его версия получила название «Диатессарон» (от греческого диатессарон – буквально «по четырем»), но Церковью она была отвергнута. Как и при составлении окончательного текста книги Бытия, было решено сохранить всё многообразие голосов, чтобы каждый мог услышать то, что ему сейчас ближе и нужнее.

Может, было бы лучше, если бы Ангелы принесли людям некий готовый, совершенно безупречный текст? Но Библия – это Откровение, которое раскрывается в истории избранного народа, Церкви, всего человечества. Раскрывается оно и в истории отдельных людей. Это не взгляд на Бога и человека из холодного космоса, а рассказ о них, созданный живыми людьми для живых людей. Он несет на себе отпечаток личности тех, кто создавал этот рассказ, и тех, кто донес его до нас, и мы сами воспринимаем его по-разному, в зависимости от наших личных особенностей и нашего опыта.