Убить Герострата - Татьяна Рябинина

Я схватила Корнилова за руку и потащила к соседнему дому, намереваясь нырнуть в первый же подъезд, но тут...

Чуть не размазав нас по асфальту, рядом со скрежетом затормозила серая “девятка”. Сидевший за рулем прилично одетый мужик распахнул дверцу, но с трудом вписался в нее и буквально выпал на землю. Как он, интересно, в машине руль находил? Пошатываясь и путаясь в брючинах, он нашарил мутным взглядом дом и завопил:

- Кисуня, я уже здесь! Выходи!

Где-то начала заходиться в истерике собака. Девчонка лет пятнадцати вздрогнула и быстрым шагом обошла мужика по параболе.

- Кисуня! - надрывался алконавт. - Ты почему не выходишь? Сейчас я приду и надаю тебе по толстой попе!

Довольный своей немудреной шуточкой, он заквохтал по-куриному и неуверенно двинулся к подъезду.

- Корнилов! - ахнула я, тыча пальцем в машину.

Открытая дверь, ключи в замке зажигания, даже мотор не заглушен.

Не успела я даже сообразить толком, что собираюсь делать, как уже сидела за рулем, а Герострат устраивался на пассажирском сидении. Экзамен на права я сдала с четвертого захода, потому что, стоило ситуации на дороге чуть-чуть осложниться, начинала путать газ с тормозом, а тронуться с места без кенгуриных прыжков ну никак не получалось. Но на этот раз все прошло, как на “Формуле-1”.

Как-то Динка рассказала мне давнюю, еще восьмидесятых годов, байку. Мол, в новостройках такие огромные дворы для того, чтобы, если вдруг начнется ядерная война, взорвется бомба и везде будут развалины, танки смогли пройти между ними. Не знаю, как там танки, но я в это пространство вписывалась вполне. Правда, передвигалась челноком, как пойнтер на охоте.

Пометавшись по двору, я наконец увидела арку между домами. Самое интересное, что через этот двор ходила ежедневно, но, оказавшись за рулем, совершенно перестала узнавать местность. Шваркнув зеркалом по кирпичной стене, я выскочила на тротуар и при этом умудрилась никого не задавить и ни во что не врезаться. Но на этом везение кончилось.

- Ну что встала, дура?! - как резаный завопил Герострат. - Кто тебя просил лезть за руль, кретинка?! Не умеешь ездить, сиди дома!

Все правильно. Я и сидела дома, пока кто-то не появился со своими уголовными проблемами.

Машины по проспекту ползли плотной лентой, одна за другой, без единого просвета, в который можно было бы влезть. И, разумеется, никому в голову не приходило, что можно притормозить и пропустить выехавшую со двора машину. Сзади начал бибикать нетерпеливый белый “Опель”. Представляю, что при этом говорил водитель. Мишка в подобных ситуациях плевался огнем и серной кислотой, а уж если “ездюком”, как он выражался, была женщина...

Наконец между машинами появилось окошко, и я рванулась было вперед, но тут потерявший терпение “Опель” буквально выпрыгнул из-за нас на свободное место. Резко ударив по тормозам, я больно стукнулась грудью о руль. Корнилов выругался, а водитель “Опеля” высунул в окно средний палец.

- Хватит! - заорал Герострат. - Слазь! Дай я за руль сяду, пока нас не отловили, дура безмуклая!

Я так и не поняла, что он хотел сказать: “безрукая” или “безмозглая”, потому что сначала что-то чиркнуло по крылу, а потом заднее стекло вдруг осыпалось грудой мелких крошек. Потом был какой-то провал, и я обнаружила себя на другой стороне улицы. Как я там очутилась, да еще обогнав Андрея (тот еще только перебегал дорогу), осталось для меня загадкой.

На углу двух улиц, на пустыре, еще осенью начали строить новый дом, двадцатиэтажную башню. Забором, впрочем, умудрились огородить не только стройплощадку, но и весь пустырь целиком, куда могла влезть еще пара-тройка таких “свечек”. Сам пустырь мне было не жаль, собаки, которую надо выгуливать, у меня нет, а вот тропу, вдвое срезавшую путь до дешевой аптеки, - еще как! В результате я стала тем самым первым муравьем, который протаптывает дорожку. Заметила, что между бетонными плитами можно пролезть, - и вперед. А за мной и другие несознательные граждане, которым невдомек, что кирпич башка попадет.

Вот в эту щель мы с Андреем и протиснулись. На площадке никого не было. Только где-то в дальнем конце, в бытовке, горел тусклый огонек. Наверно, там сидел сторож. Осторожно, стараясь не хрустеть битым кирпичом, я пошла по дорожке к будущему дому, который возвышался уже этажей на семь или восемь. Подумав, Корнилов двинулся за мной.

- Ну а куда дальше? - поинтересовался он.

- Туда, - кивнула я на стройку.

- Совсем рехнулась!

- Тогда иди ты... - заорала я во всю глотку и осеклась.

Между плитами показалось что-то белое. На наше счастье, лаз был узким, а субъект - широким. Это дало нам фору. Топоча, как пьяный слон, я бросилась к заваленному тюками стекловаты подвальному окошку и нырнула в него.

Летела долго. Или так мне показалось. Сначала подвал осветился искрами, которые брызнули у меня из глаз, а потом все погасло.

                                               * * *

- Аля, ты где? Ты жива?

Голос Корнилова доносился откуда-то сверху.

Я села и пощупала отчаянно болевшую голову. На лбу, прямо над бровью вздулась шишка. Во рту - противный медный привкус крови. Провела языком по зубам - целы, зато губа раздулась, как подушка. Медленно поднялась. Руки и ноги двигались. Ладно, значит, выживу.

В подвале было темно, света, который проникал сквозь узкое окошко под потолком, хватало только на то, чтобы разглядеть свои руки, поднеся их вплотную к носу. Руки, кстати, отчаянно зудели и чесались. Пошарив вокруг себя, я поняла почему. Стекловата! Она была здесь повсюду и, наверно, именно она спасла мне жизнь.

Надо сказать, что одно из моих первых сознательных воспоминаний как раз связано с этим малоприятным стройматериалом. Мне было три года, и это была моя последняя зима в Питере, тогда еще Ленинграде, до переезда в Сочи. Мама отпустила меня во двор гулять с соседской девочкой и ее бабушкой. Бабка была подслеповата и не углядела, на чем именно девочки катаются с горки. А мы вытащили из горы сваленной у подъезда стекловаты по спрессованной пластине и отрывались во всю. Поверьте на слово, скользит стекловата хорошо, да и сидеть на ней мягко. Зато потом...

- Алька, да что с тобой? Отзовись! Ты где?

В голосе Герострата был плохо скрытый страх, и я почти уже получила удовольствие - как же, боится, что со мной что-то случилось! - но тут же с прискорбием сообразила: все гораздо прозаичней. Просто в данной ситуации ему как-то уютнее вместе со мной. Не надо особенно думать, что делать, да и есть кого при случае обругать.

- Да здесь, - наконец снизошла я. - Ничего страшного, просто шишку набила. Что там?

- Не знаю. Никого нет. Вылезай!

Легко сказать вылезай. Я на ощупь двинулась в ту сторону, где, по моим соображениям, должны были быть дверь и лестница. Дверь, точнее проем, и вправду обнаружилась, а вот лестницы почему-то не было. Вот не было и все. Вообще-то она была, не наблюдалось только марша от первого этажа до подвала, но это было уже, прошу прощения, однофигственно.

Сказав пару нехороших слов, я вернулась в подвал.

- Ну что? - надрывался невидимый Герострат.

- Ничего. Я остаюсь здесь жить!

- Совсем сдурела?

- Да. Сдурела, - согласилась я. - С тобой не только сдуреешь, но еще и офигеешь, ошизеешь и охренеешь. Лучше сидеть в подвале, чем с тобой за компанию под пули лезть.

Наверно, это не просто замедленная реакция, а ну очень замедленная реакция, но до меня только сейчас окончательно дошло, что стекло в машине разбилось не само собой.

- Ладно, Аль, не дури, вылезай, - Корнилов сбавил тон.

- Не могу! Вытащи меня.

Андрей свесился в окно по пояс, я встала на цыпочки и только-только дотянулась до его рук.

- Нет, так я и сам свалюсь. Там нет ничего? Ящика, кирпича?

Ничего там нет. Ни ящика, ни кирпича. Одна стекловата. Очень много стекловаты. Противной зеленой стекловаты. Которую мне придется таскать руками, а потом лезть на нее.

Короче, когда я ужом выползла из окошка, зудело уже все тело. Клочья зеленой дряни оказались и под водолазкой, и под брюками и даже в кроссовках, которые я нацепила вместо туфель перед эвакуацией. Одна моя знакомая почему-то до истерики ненавидит пенопласт. Стоит увидеть безобидные белые крошки, и ей делается плохо. А уж если пошуршать одним кусочком о другой, у нее начинаются настоящие судороги. Не знаю, с чего у нее началось это отвращение, но, боюсь, теперь я могу ее понять.

- Где этот, который в дырку лез? - шепотом спросила я, едва сдерживая желание разодрать руки в кровь. Чесалось так, что даже голова перестала болеть.

- А фиг его знает. Я за кирпичи спрятался, сидел-сидел, выглянул - нет никого. Может, это бомж какой-нибудь был? Или пописать кому понадобилось?

Спасибо, родной, напомнил!

Пришлось тоже спрятаться за кирпичи.

Застегнувшись, я вышла из-за штабеля (или как там это называется, когда кирпичи аккуратно сложены?) и чуть не полетела в яму. Нет, пожалуй, это уже двадцать два!