Травля (СИ) - Сербинова Марина

Проклятые вломиться к ним не пытались, и Кэрол с Патриком спокойно просидели в подвале два дня. Открыли банку с соком, которого здесь было предостаточно, как и еды. Пока они не голодали и почти не мерзли. Обогреватель они выключали, как только тот немного разгонял холод, опасаясь, что он может сгореть или выйти из строя, если заставить его все время работать.

Луи время от времени вступал к контакт, пытаясь их уговорить подчиниться, но пока оба были непреклонны в своем решении не сдаваться до конца. Особенно Патрик, знающий, что сдаться — значит позволить убить маму. Он злился, потому что слышал ее мысли, которые она пыталась к себе не подпустить и спрятать от него. Плохо было то, что ее мысли слышал и Луи. Мысли, что она готова сдаться и умереть, чтобы спасти его, если не найдет иного пути к спасению. Луи оставалось только ждать и взять ее измором, сломить и уничтожить, воспользовавшись ее любовью и готовностью к самопожертвованию ради него, Патрика. Но сам Патрик был к этому не готов. Категорически.

Мама была тихой и спокойной, ничем внешне не выдавая своего отчаяния, которое одолевало ее изнутри, но Патрик его видел. И сердце его разрывалось от жалости и боли за нее, а кровь кипела от ярости и негодования. Мама улыбалась и всячески пыталась его приободрить, поддержать, вселить уверенность, но ее красивые глаза были наполнены такой печалью, такой болью, она сама даже не догадывалась, как видны они через ее глаза, уверенная, что у нее получается скрыть то, что на душе творится. Так старалась выглядеть сильной и несломленной. Храброй.

Патрику хотелось плакать, когда он на нее смотрел.

Кэрол удивилась, когда он вдруг подошел к ней и забрался на колени. Обхватив ее руками, он с силой сжал ее в объятиях. С улыбкой она обняла его и погладила по голове.

— Не бойся, мой мальчик. Все будет хорошо.

— Мам… я тебя так люблю! Больше всех на свете люблю!

— И я люблю тебя, сыночек!

Она вдруг почувствовала, что он напрягся, как-то застыв, окаменев. А потом тихо завыл, едва слышно, словно заплакал маленький кутенок…

— Рик? Чего ты? — испугалась она. — Сынок, посмотри на меня!

Она попыталась отстранить его, чтобы заглянуть в лицо, но он с невероятной силой еще сильнее стиснул руки, прижимаясь к ней, не отпуская.

В голове Кэрол вдруг услышала, как он кричит. Страшно кричит.

А потом увидела себя, распластанную на полу, изрешеченную пулями, захлебывающуюся бьющей из горла кровью, увидела свой стекленеющий, наполненный ужасом взгляд, из которого быстро уходила жизнь…

— О, нет… — вырвалось у нее.

— О да! — рассмеялся сипло Луи.

— Нет! Нет! Нет!!! — зарычал Патрик хрипло, низко, не похожим на свой голосом. — Я сказал НЕТ!

Он сжал ее еще сильнее, и Кэрол скривилась от боли. Послышалось утробное глухое клокотание, которое вдруг прервалось оглушительным многоголосым воплем. Кэрол зажмурилась от невыносимого звука, пронзившего уши острой болью, и попыталась отстраниться, оттолкнуть мальчика, чьи объятия грозили ее раздавить.

Оглушенная, она не слышала торопливый топот ног наверху, испуганные голоса.

— Скорее! Холодильник! Бросайте прямо на крышку!

По доскам пола тащили что-то тяжелое, потом раздался оглушительный грохот, от которого содрогнулся весь дом, а сверху с досок в подвал посыпалась пыль и труха от упавшего тяжелого предмета.

Кэрол обмякла в руках придушившего ее мальчика, теряя сознание.

Очнулась она на полу.

Кривясь от боли в теле и непривычной глухоты, давящей на уши, которая нарушалась лишь странным тихим звоном, она приподнялась, оглядываясь вокруг. И застыла, пригвожденная к полу страшным громким шипением, которое не услышали ее оглохшие уши, но услышал странный мозг, способный слышать и видеть то, что не слышали уши и не видели глаза.

В темноте, под лестницей между ступеньками она разглядела две яркие кровавые точки.

— Рик, — осторожно позвала она и с облегчением услышала свой голос, хоть и глухой и отдаленный, словно уши ей забили ватой.

Он обошел лестницу и вышел на свет. Сердце Кэрол упало. Это был не Патрик. Перед ней стояло сгорбленное серое уродливое чудовище с неестественно длинными худыми жилистыми руками, безобразно вытянутыми, оканчивающимися костлявыми когтистыми пальцами, в два раза длиннее человеческих. Не приближаясь, он присел, согнув такие же длинные и костлявые ноги, и уперся ладонями в пол. Как животное. Или существо, которое могло, но не любило стоять в полный рост на выпрямленных ногах.

Окаменев, Кэрол не могла оторвать от него взгляда, невольно разглядывая.

Его как будто неживые большие глаза не отрывались от нее. Неподвижные, не моргающие, без век… Красный огонь в них постепенно угасал, отчего они становились все чернее.

Он был намного выше Патрика. Выше любого человека, когда стоял в полный рост. На теле болтались обрывки одежды, которые он, казалось, не замечал. Ни одного волоска на коже. В ужасе Кэрол смотрела на гладкую лысую голову, уголком ошеломленного сознания задаваясь вопросом, вернутся ли волосы вместе с человеческим обликом Патрика, или он останется лысым, пока они заново не отрастут? Раньше, когда из него вылезало это чудовище, он оставался с волосами. Почему же теперь?.. Потому что тогда он не перевоплощался полностью, поэтому? А еще, раньше оно не было такого роста. Не было таким огромным. Его рост вообще вряд ли сильно менялся во время прошлых перевоплощений. Да, наверное, он просто до этого момента не перевоплощался до конца, как сейчас. Что это значит? Сможет ли он вернуться обратно в облик человека, мальчика? Или, превратившись окончательно и полностью, уже останется таким навсегда?

Это существо не производило впечатление особи-ребенка. Нет. Оно выглядело совершенно взрослым существом, чем бы оно ни было. Это пугало еще больше.

— Сыночек? — прошептала Кэрол пропавшим от невыносимой душевной боли голосом.

Перед глазами все размылось от слез.

Существо вдруг резко поднялось, выпрямляя свои длинные безобразные ноги, и направилось к ней.

«Господи, какое же оно страшное! — невольно подумалось Кэрол, испуганно наблюдающей за ним, не замечая, как лицо ее исказила гримаса отвращения и ужаса.

Существо вдруг остановилось, не отрывая от нее неподвижного взгляда, словно услышало ее мысли. Постояв на месте, оно снова сгорбилось, и, согнувшись чуть ли не пополам и свесив руки, развернулось и зашагало обратно к лестнице.

Зайдя под нее и спрятавшись в темноте, чудовище бесшумно присело.

— Рик? — Кэрол села, удивленно вглядываясь между ступеньками в попытке его разглядеть.

На этот раз чудовище не отреагировало. Сердце Кэрол заныло.

— Сыночек… о-о… прости меня! — простонала она и зажала рот рукой. Какая дура!

Это все еще он! Это Патрик! Он все понимает. Она только что ранила и обидела своего сына. Как бы он ни выглядел, но это все-таки был он. Это существо вылезло, но оно все еще смотрит вокруг глазами Патрика, возможно, потому что еще не помнило себя кем-то другим, кем оно было на самом деле, до того, как стало Патриком.

Отняв ладонь ото рта, Кэрол радостно улыбнулась и, поднявшись с пола, решительно и уже без всякого страха подошла к лестнице, сильно хромая. Положив ладони на ступеньку, она наклонилась, заглядывая между досками. И снова улыбнулась.

— Прости, сынок. Просто ты такой необычный… надо привыкнуть. Зато ты такой высокий, ничего себе, даже выше Тима!

Из-под лестницы донеслось тихое обиженное ворчание.

Кэрол радостно засмеялась.

— Да ладно тебе, не дуйся! А сам бы как на моем месте отреагировал? Выходи, мой хороший!

Обойдя лестницу, она наклонилась и с улыбкой протянула руку.

— Выходи! А ну-ка, расскажи, какого это — быть ни мальчиком, ни девочкой? Как ощущения? Прикольно?

Она рассмеялась.

Он фыркнул, словно чихнуло крупное животное.

— Не прикольно? Да ладно! Зато не как все! Захотел, стал снова парнем, захотел — богом! Кто еще так может? Ты же бог, Луи так говорил. А среди богов, наверное, не бывает девочек и мальчиков. Что же теперь? На то и боги! Ничего страшного. Девочкой тебе стать, наверное, не получится, но вот обратно мальчиком — запросто, когда захочешь!