За други своя! - Олег Верещагин

На людных площадях и широких улицах торгуют крикливо и навязчиво сотни лавок и лоточников. Проезжают бронированные отряды стражи; кое-где данваны несут над толпой свое холодное величие; вихрем проносятся конные гонцы, лупцуя плётками толпу и стаптывая неповоротливых, неловких, нерасторопных, увечных; рядами сидящие вдоль стен нищие выставляют напоказ раны и увечья такие ужасные, что не знаешь — вывернуть ли кошелек в подставленную чашку или бежать прочь, сломя голову, причем трудно понять — настоящие ли это увечья или искусная подделка для возбуждения жалости (а больше — любопытства, жалость редка среди ханваров); стайки "детей улицы" носятся в толпе, получая пинки, удары и проклятья, готовые украсть, попросить, отобрать; верблюды и лошади плывут над людскими головами вместе с хургами — неповоротливыми исполинами в костной броне, которых ловят и приручают на южном берегу залива Хурагэн — таща грузы, грузы, грузы… на рынке рабов у подножия второй стены можно найди все, что угодно: от дешевой и тупой рабочей силы до славянских мальчиков "для забав", от домашней прислуги до танцовщиц, годных ко двору хаанна. Над всем этим — непроницаемое облако вони и мух… В закоулках, где гниют отбросы и трупы, где с писком шарахаются из-под ног, разбрызгивая лужи помоев, громадные крысы, таятся до поры беспощадные, кошмарные болезни — чума, холера, тиф, проказа, язва, один вид больных которыми должен заставить людей отшатнуться от этого жуткого места. Между тем — и здесь живут люди!!! Они рожают детей!!! Они что-то едят!!!

Ни один из городов средневекового славянского мира даже в худшие свои времена не был так велик, богат, пышен, страшен, беспощаден и безжалостен, как Ырганда — далеко не худший город Ханна Гаар!

А теперь представьте себе, что вы в этом городе. И вы в нем не на время. Вы даже не его житель. Вас там… ПРОДАЮТ.

…Продавали с хрестоматийного помоста, чтобы все видели, какой товар выставлен на продажу. Славяне утонула в массе самих же хангаров — своими сородичами эти существа торговали с абсолютным хладнокровием и без каких-либо комплексов — но в первую очередь покупатели расхватали именно славян.

Однако, Олег остался сидеть на темных от времени досках. На чего косились. Кое-кто издавал завистливые звуки, похожие на посвистывание змеи, Но желающих купить не находилось — а все разговоры между конвоирами и потенциальными покупателями, похоже, сводились к взаимным оскорблениям и явному нежеланию покупать рослого мальчишку с полудесятком шрамов на худощавом мускулистом теле, жутковатой татуировкой на груди и вовсе не рабским взглядом.

Солнце пекло беспощадно. Хотелось пить, а еще больше — сломать колодку и проломить головы всем, до кого успеешь дотянуться. Этот вариант пока что был недоступен, но его Олег обдумывал с особым наслаждением. Время текло мимо равнодушной рекой. Временами Олег обводил толпу взглядом, надеясь увидеть хоть одно человеческое лицо — не хангара и не раба. Пусто. Никого. Подкатывали тоскливые мысли о том, что он был в одном шаге от дома. В одном шаге! И что будет с ним дальше? Неужели все-таки смерть, будь она неладна?!

Он сморгнул пот и еще подумал — если суждено вырваться, он не перестанет воевать. Со всем этим воевать НУЖНО. Это так же необходимо, как подметать полы в доме. Если горцы ушли — это еще не значит, что борьба окончена. Горы стоят и леса зеленеют — и тут, и на Земле. И он ЗНАЕТ людей, на которых можно положиться. И ЗНАЕТ, как обращаться с оружием. И ЗНАЕТ пути. А больше ничего и не надо.

Хангары вокруг неожиданно засуетились, залопотали громче, хотя и так гам от них стоял невыносимый. Впечатление создалось такое, что они стараются отхлынуть с середины проезжей части. Олег насторожился — и через миг понял, что слышит песню. Четыре или пять мальчишеских голосов слаженно выводили:

Амис ана прияс —Вит айта, на фари,Сам Вайу йати,Басийа Вайу!

— а мужские голоса гортанно подхватывали:

— Аой! Аой!

— Уйаны, — подался назад, к своим, стоявший с краю помоста хангар, все тут же положили руки на рукояти сабель и стиснули их. А Олег увидел едущих анласов.

Три или четыре десятка их шагом ехали через толпу, которая раздавалась перед всадниками быстро и легко. Под анласами были могучие рыжие кони-гиганты, двигавшиеся тем не менее мягко и стремительно. Всадники сидели на конях без доспехов, в одной поддоспешной коже, штанах, жилетах-вестах и сапогах с завязками, подбитых сталью. Непривычно прямые ноги — вставлены в низко опущенные стремена, рыжие волосы — заплетены в косы, спускающиеся на грудь. Доспехи они, как видно, везли в сумах, но слева у седел висели треугольные щиты, на поясах — длинные мечи и большие ножи, за спинами — большие луки с натянутой тетивой и тулы со стрелами. В правой руке каждый держал пику с граненым наконечником, длинным и узким, как игла, уперев конец древка в носок ноги. Анласы блистали браслетами, ожерельями, обручами на волосах, посматривали вокруг презрительно, но добродушно, с усмешкой, и пели. Запевали едущие впереди несколько парней-ровесников Олега, а припев дружным хором подхватывали остальные.

Отряд поравнялся с помостом. Олег смотрел на всадников с тоской и неясной ему самому надеждой, понимая, что он им не нужен и не важен. Если бы он мог окликнуть их на анласском!..

Среди мальчишек крайним к помосту ехал анлас — не рыжий, как большинство остальных, а с волосами светлее, чем у Олега — практически белобрысый. Конь под ним так и ходил, вскидывая голову и задом напирая на оказывавшихся слишком близко хангаров. Успокаивая его одними коленями, анлас оказался рядом с помостом; его лицо, верхового — вровень с лицом сидящего на досках Олега.

Глаза анласа удивленно расширились. Но Олег опередил его, изумленно выдохнув:

— Ва… дим?!.

ИНТЕРЛЮДИЯ: МАЛЬЧИК

Мы сыты водой из трюмовИ байками о погоде.Всё те же движенья в танце,И пары одни и те ж…Лишь мальчик глядит угрюмо,Как в душную ночь уходятТриста его спартанцев.Триста его надежд.Тряпочки для обтиркиИ всяческие излишкиСмешались в свином корытеВ объедочный парадиз…Держи же меня за шкирку,Живущий во мне мальчишка!Держи же меня за шкирку —Не дай мне скатиться вниз…

Дай мне руку, мальчик.Дай мне руку, мальчик.Дай мне руку, мальчик —Быть может, я ещё жив…Мальчик уже не плачетО прошлогоднем снеге.Мальчик глядит в окошко,И — там, где к плечу плечо! —Себя различает мальчик —Могучего, как Шварцнеггер!И львиное сердце бьётсяПод алым его плащом…Книжка — в отбой. Сказка — в отбой.Война стоит у дверей."Здравствуй, мальчик! Я за тобой —Вставай, и двинем скорей…"Под коврик ключ и — шаг за край,И — счастье тем, кто не спал.В седьмое небо идёт трамвай,Сдувая листву со шпал…Дай мне руку, мальчик.Дай мне руку, мальчик.Дай мне руку, мальчик —Быть может, я ещё жив…Джинсы мои потёрты.Чернила мои разлиты.Прости мою слабость, малый —Но день мой не наступил…Шагай же — легко и твёрдо! —Туда, где твои гоплитыТочат мечи о скалыНепроданных Фермопил…Дай мне руку, мальчик.Дай мне руку, мальчик.Дай мне руку, мальчик —Быть может, я ещё жив…

КОНЕЦ ИСТОРИИ ВТОРОЙ

В тексте романа использованы как примеры народного творчества славян и анласов, а так же в качестве стихов О.С.Марычева и Звенислава Гордятича стихи и песни следующих авторов:

— В. Сорокин

— Ю.Кузнецов

— М. Гаврюшин

— А. Драт

— И. Давиденко

— Дж. Селби

— А. Васильев

— Ю.Михайлов

— А.Розенбаум

— Д.Ревякин

— В.Верещагина

— В. Сидоров

— В.Коркия

— В.Высоцкий

— Н.Фоменко

— а так же русские народные песни, причёты, заговоры, славянские былины, русские солдатские и бардовские песни разных лет, стихи, былины и песни, созданные автором романа.