Это было в Праге - Георгий Брянцев

— Кто из вас знает его лично?

Сойер и Прэн переглянулись. Оба они не были знакомы с Крайной.

— Это минус. Дружба с такими людьми всегда может принести пользу. Что ж, видно, мне раньше вас придется познакомиться с ним. А я пока попрошу об одном: установите наблюдение за домом уважаемого господина Крайны и, как только он останется один, немедленно доложите мне.

— А если это произойдет ночью? — спросил Сойер.

— Не имеет значения. В любое время суток. А теперь помогите мне разрешить спор. — Борн вынул из кармана два одинаковых по размеру небольших снимка и небрежно бросил их на стол. — Меня уверяют, что это родные братья и к тому же у обоих шрам на носу. А я утверждаю, что они совершенно посторонние друг другу люди. Во Франкфурте и Вашингтоне я по этому поводу заключил пари. Как ваше мнение?

Сойер и Прэн сдвинули стулья и начали сравнивать и исследовать фотоснимки.

С одного из них смотрел штурмбаннфюрер СС, человек с длинным лицом и бесцветными глазами в глубоких орбитах. На другой карточке был снят католический священник в черной сутане, на фоне которой выделялись белый воротничок и совершенно лысая голова. У него было типично иезуитское лицо.

— Вы выиграли пари, господин Борн, — произнес Сойер. — Ничего общего. Я могу ставить на вас.

Борн безо всякого выражения посмотрел на Сойера и ничего не сказал.

Прэн продолжал внимательно рассматривать снимки, переводя взгляд с одного на другой.

— Мешает пенсне у этого ксендза, — заметил он. — Темные стекла скрывают глаза и меняют выражение всего лица.

— Чепуха, — возразил Сойер. — Ты смотри сюда. У немца ясно виден шрам на носу. Вот он. А у этого святоши безукоризненно гладкий нос.

Прэн возразил в свою очередь:

— Это еще ровно ни о чем не говорит. Один снимок отпечатан резче. На нем виден не только шрам, но даже поры на лице, виден каждый волос. А на другом все смягчено. Опытный мастер при помощи легкого грима мог скрыть дефекты лица. Я не берусь рассудить вас, господин Борн.

— На каких условиях вы заключили пари? — спросил Сойер.

— Ужин на шесть персон — в обоих случаях, — ответил Борн, взял в руки оба снимка и расхохотался. Смех его походил на бульканье воды, когда человек полощет горло.

Потом он нажал кнопку звонка и сказал:

— Сейчас я вас познакомлю с обоими оригиналами.

Вошедшему лакею Борн приказал позвать своего сегодняшнего спутника, если он уже успел закончить туалет.

— Интересно! — оживился Сойер.

— Очень интересно, — подтвердил Прэн.

Спустя несколько минут в гостиную вошел нескладный, долговязый ксендз в черной сутане, с пенсне на носу. Переступив порог, он церемонно поклонился.

— А где второй экземпляр? — вырвалось у Прэна.

У Борна опять забулькало в горле.

— Они оба перед вами, — сказал он. — Познакомьтесь: штурмбаннфюрер СС Обермейер, он же монсеньер Левете.

Прэн вскочил с места.

— Обермейер? Мориц Обермейер? — крикнул он.

— Собственной персоной, — отозвался мнимый ксендз и снял пенсне.

Сойер хлопнул себя с досады по лбу и расхохотался.

— А вы знаете, где ваша сестра? — спросил Прэн, подойдя вплотную к гестаповцу.

— Понятия не имею, — ответил Обермейер. — С сорок пятого года мы потеряли с ней всякую связь. Почему вы спрашиваете?

— Господа! У меня идея! Я предлагаю послать машину за Эльвирой. Лучшего и самого объективного рефери не найти. Уж если и она не узнает брата… — кричал Прэн.

— Поддерживаю вашу идею, — сказал Борн. — Посылайте.

— Значит, сестра здесь? — спросил Обермейер.

— Да, да, да, и сейчас вы ее увидите, — Борн похлопал гестаповца по плечу.

Вошел лакей и объявил, что завтрак подан.

Мужчины покинули гостиную. Борн, идя под руку с Обермейером, сказал ему, что его сестра сейчас замужем за мистером Прэном и вполне довольна своей судьбой.

Обермейер сел напротив Прэна, надел пенсне и стал внимательно разглядывать лицо американца. Так вот он, Роберт Прэн, у которого сестра в тридцать восьмом году выкрала записную книжку. Как же они сошлись? Неужели Эльвира не знала, что он бабник и нечист на руку?

Эльвира не заставила себя ждать. При ее появлении в комнате мужчины встали. Борн пошел ей навстречу.

— Здравствуйте, друзья! — фамильярно воскликнула Эльвира и мельком взглянула на незнакомого ей священника.

Ксендз стоял в смиренной позе, сложив на животе руки.

— Нам хотелось, чтобы вы украсили наше маленькое общество, — заявил Борн. — Знакомьтесь. Это монсеньер Левете.

Эльвира подала руку священнику и села рядом с ним на свободный стул.

Сойер покусывал губы, чтобы сдержать рвущийся смех. Прэн вынул платок и начал сморкаться. Борн разливал вино по бокалам, а Обермейер сидел, опустив голову и уставившись глазами в стол.

Во время завтрака больше всех болтал Сойер. Он рассказывал одну историю за другой, вызывая у слушателей смех, что смягчало некоторую натянутость. Сойер припоминал старые анекдоты: о том, как карманные воры обокрали самого Гувера — грозу всех жуликов; как один предприимчивый безногий янки умудрился застраховать на крупную сумму свои ноги, потерянные на войне; как видный сенатор из штата Мичиган заочно женился на своей теще. Сойер был неистощим.

В конце завтрака Борн встал и торжественно объявил:

— Теперь я уверен, что пари остается за мной!

Эльвира, не понимая, вскинула на него глаза. Сойер и Прэн прыснули.

— Миссис Прэн! — обратился Борн к Эльвире. — Мне сдается, что вы отлично знаете сидящего рядом с вами представителя церкви, как знает вас и он. Но вы оба почему-то скрываете это.

Эльвира пожала плечами и улыбнулась. Обермейер снял пенсне и повернул к ней свое лицо.

— Мориц! — вскрикнула Эльвира. — Я не брежу?

— Я, я, сестренка, — весело сказал Обермейер и, наклонившись, расцеловал руки Эльвиры.

Сестра обеими руками взяла его за голову и поцеловала в лоб.

— Что за мистификация? Откуда ты появился? Я уже давно похоронила тебя.

Борн отметил про себя, что встреча брата и сестры после долгой разлуки могла бы быть и более теплой.

— Ну, беседуйте по душам, — сказал он и пригласил Сойера и Прэна последовать за ним.

Поздно ночью Борн и Обермейер говорили с глазу на глаз.

— Я понял все. Но не кажется ли вам, что лучше явиться к нему нам обоим вместе? — спросил Обермейер.

— Нет, не кажется, — качнул массивной головой Борн. — Я приеду лишь в том случае, если вы найдете с ним общий язык. В противном случае показываться мне нет никакого смысла. Вы мне позвоните от него вот по этому номеру, — он подал листок бумаги, — и я немедленно явлюсь. А ваш визит к нему я обставлю так, что товарищи из Корпуса национальной безопасности останутся в дураках.

Обермейер молчал, угрюмо уставившись глазами в одну точку и плотно сжав губы. Надо признаться, поручение не особенно его радовало. Как знать, что взбредет в голову Крайне! Как бы там ни было и кем бы Крайна ни был в прошлом, сейчас он генеральный секретарь одной из правительственных партий. А кто такой Обермейер? Бывший гестаповец. И если Крайна не пожелает вспомнить прошлого и разыграет возмущение, то Обермейер немедленно окажется в тюрьме. И не во Франкфурте-на-Майне, а в Праге. Это тоже разница, и притом разница существенная. Обермейер, пожалуй, не сумеет найти ни одного живого свидетеля, который мог бы подтвердить предательство Крайны. А вот свидетелей, которые могут изобличить Обермейера как гестаповца, в Праге сотни.

— Что вас смущает? — поинтересовался Борн.

— Пожалуй, ничего.

— Не боитесь?

Обермейер усмехнулся.

— Я с того времени, как помню себя, никогда и ничего не боялся.

— Тогда о чем же говорить? Будем считать, что план «Г-прим», о котором рассказывали мне вы и фон Термиц, снова возродился, как феникс из пепла. Насколько мне известно, этим планом предусматривалась полнейшая обработка Крайны как подпольщика?

— Не только это, — возразил Обермейер. — Планом «Г-прим» предусматривалась большая игра с чешскими эмигрантскими кругами и их агентурой.

— Да, да… Я вспомнил, — согласился Борн.

Обермейер сделал вид, что скрывает зевок. Борн зевок заметил. Обермейер не спал почти две ночи во время своего путешествия в Прагу.

— Отдыхайте. Полагаю, что сегодня вы мне не понадобитесь, — сказал он и, пожелав доброй ночи, удалился. Войдя в свою комнату, он тотчас принялся за пасьянс.

«Интересно, как мне удастся реализовать мой план. Очень, интересно, — думал Борн, раскладывая карты. — Они шли к Крайне, а я пойду через Крайну. Своим планом я поставлю на колени всю Чехословакию. И Крайна у меня не обязательно станет министром. Собственно говоря, кто такой Крайна? Если с ним сговорились немцы, если сговорюсь я, то, чего доброго, сумеют сговориться и русские. Значит, он только средство к цели. К цели большой и многообещающей».