Избранное - Нагиб Махфуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему бы тебе не подыскать работу?
— Любая работа ничего не стоит но сравнении с той, которую мог бы устроить отец.
— Не понимаю.
— Просто поверь мне.
– 3аймись торговлей.
— Капитала нет и опыта.
— Устройся на службу.
— Нет профессии, нет рекомендаций. — После паузы добавил: — Факт остается фактом: я ни на что не гожусь.
— Кроме любви, — сказала она, игриво перебирая волосы на его груди.
Он улыбнулся в темноте.
— Видишь, как жизнь нас мотает.
— Да, дело сложное. А муж мой — ненадежная опора. — До чего же он стар.
— Верно. Я бы сказала больше: он из тех стойких долгожителей, о которых говорят, что смерть про них забыла.
— Да, жизнь его в любом случае дольше, чем жизнь тех денег, что у меня остались.
— Послушай, он может что–то учуять. Нам больше не надо встречаться.
Он прижал ее руки к своей груди и сказал:
— В случае чего сбежим.
— Я готова, но что мы будем делать дальше?
— Боже мой, даже любовь не имеет ценности без помощи моего отца.
— Ты думай, а не мечтай.
— Ты хочешь сказать, что нам нужно подождать?
— Смерть.
— На пути к ней мы по опередим. Иногда мне кажется, что он меня похоронит. Он абсолютно ничем не болеет, а у меня и печень, и увеличенные миндалины. Кроме того, он очень подозрительный. Боюсь, что я больше не смогу приходить к тебе.
— Я тогда сойду с ума.
— Я тоже, а что толку?
— Ожидать — несерьезно, бежать — бесплодно, телефонный звонок остается мечтой.
— А что же делать?
— И правда, что делать?
— Мне кажется, остается только бежать.
— Никогда.
— Тогда — ждать.
— И не ждать.
— Ну а что? Что?
— Ох, раз уж мы такие нерешительные, лучше прекратить наши свидания.
Он зажал ей рот ладонью — Нет уж, лучше умереть.
— Смерть, — выдохнула она и, словно подсказывая, повторила: — Конечно, смерть.
Он внутренне содрогнулся от того, каким тоном она это сказала. Нервы напряглись до предела, сердце дало перебой. Воцарившееся молчание давило. Он спросил:
— Ну, что ты вдруг замолчала?
— Устала. Не задавай мне больше вопросов.
— Но мы ведь так ничего и не придумали.
— Я не вижу выхода.
— И все же он наверняка существует.
— Какой?
— Это я тебя спрашиваю.
— А я тебя.
— Я надеялся, что ты вот–вот скажешь что–то важное.
— Нет у меня никакого мнения на этот счет. Но есть мечта, вроде твоей об отце. Как можно скорее унаследовать эту гостиницу, деньги и все имущество. И никогда не расставаться с тобой.
— Ах-х…
— Наша с тобой общая беда — когда мы не способны действовать, то предаемся мечтам.
— Но ведь мечта иногда внезапно сбывается.
— Как?
— Ну, просто сбывается сама собой.
— Что–то голос твой слабоват. Сам себе не веришь?
— Да. Ну и что же?
— Ничего. Придет рассвет, а мы так ни до чего не додумались. Просто высказались.
Она оделась в темноте. Он следил за передвижением ее призрачной фигуры. Перед дверью обменялись быстрым поцелуем, и она ушла.
Когда он залез под одеяло, его охватило щемящее чувство уныния. Мрак цвета смерти. Мрак могилы, в которой покоится твоя мать. Когда судья зачитал приговор, она чуть не задушила его. А в тюрьме сказала: «Я знаю подонка, который заложил меня. Убью его». Когда–то ты была прекрасна и полна сил. Что же сделала с твоим здоровьем тюрьма! Мне не забыть твою любовь ко мне. Какое облегчение было бы признаться во всем Ильхам. Она воплощение честности, а ты ей выдаешь только цепочку лжи. Отец, ну почему ты так упорно скрываешься? И он отвечает: «Твоя мать думала, что убила меня. На самом деле это я убил ее». «Ага! Ты боишься, потому что ты убийца, но я узнаю, как разыскать тебя». А Ильхам ты изнасилуешь. Она будет, конечно, яростно сопротивляться. Будет кричать, не пытаясь прикрыться в своем разорванном платье: «Убью тебя!» Нет, это я убью тебя, чтобы скрыть свое преступление.
На рассвете раздался голос муэдзина. Значит, он ни минуты не спал, но помнил, что насиловал и убивал. Успокоил себя тем, что, наверное, сон все — таки прокрался к нему в эту ночь, когда он и не подозревал. Возможно, и бессонница ему приснилась. Он снова проснулся в семь часов, открыл окно, увидел туман, ползущий по улицам. Небо затянуто тучами. Донесся голос нищего: «Таха, о венец моего прославления, прекрасноликий».
Сабир уже подходил к двери салона, когда увидел дядюшку Халиля. Тот спускался по лестнице, опираясь на руку Али Сурейкуса, на голове чалма. Сабир сел и издали посмотрел на него, на его жилистые, дрожащие руки, на черный платок — куфию, прикрывающий худую шею. Самое доброе дело, которое ты можешь сделать, немощный старик, — это умереть. Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Ты не можешь спать без снотворного и долгого массажа, который тебе делает Керима. Свое счастье ты строишь на ее бесплодном сострадании. Для меня теперь все решится так: либо появится мой отец, либо исчезнешь ты. Однажды он уже чуть не совершил убийство в клубе «Каннар». В проходе к туалету путь ему преградил морской офицер и сказал: «А ну, брысь с маяка, а не то…» Они сцепились в беспощадной драке, на Сабира сыпались удары, и он зверски бил в ответ. Остановился, лишь когда противник свалился без памяти. В тот момент он не думал о победе, а поддался безумному желанию прикончить поверженного. Подоспел официант, бросился на него с криком: «На виселицу захотел?!» На рассвете мать причитала: «Ой, беда! Я едва не потеряла тебя. Если какой–нибудь негодяй мешает тебе, скажи мне. Я могу отправить его в могилу». Она слов на ветер не бросала. Был случай, когда по приказу матери один из помощников убил ее соперницу и скрылся в Ливию. В Александрии говорили, что это дело рук Бусеймы Омран. Но где доказательства? А ты, дядюшка Халиль, очень мало изменишься после смерти.
8
— Я думаю, глупо продолжать печатать объявление, — – обратился Сабир к Ихсану.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Тантави.
— Наверняка он видел объявление. А не он, так кто–то из его близких.
— И я так считаю.
— Значит, он не хочет откликнуться, — вмешалась Ильхам. — А может, живет далеко отсюда, даже в другой стране, — предположил Сабир.
Но Ильхам продолжала развивать свою мысль:
— Все зависит от него, и только время решит эту загадку. Он вернется к тебе, когда сам того захочет. Мы иногда такие вещи читаем о пропавших. Она не знает, что это Сабир нуждается в пропавшем отце, а не наоборот. Он нужен ему не только для обретения свободы, достоинства и покоя, но и для того, чтобы удержать Сабира от преступления. Ничего она не знает о преступлении, которое само ищет его, подстерегает из–за угла. Не знает о тупике, в котором он окажется, когда израсходует все свои деньги. Он часто задумывается, а не бросить ли всю эту затею, но не может окончательно поставить точку. А если он однажды решится прекратить поиски, тут же будет вынужден принять другой образ жизни.
— Давайте в последний раз напечатаем, — подвел итог своим размышлениям Сабир.
Потом ждал в «Витр Куан». Почти ни дня не проходило без встречи. Они стали приятной традицией для обоих. Верно, что во второй половине ночи он забывает обо всем, но едва забрезжит утро, как вся его страсть и пелен ость устремляются к Ильхам. В ее присутствии чувства возносят его к вершинам счастья и чистоты. Но и темная страсть к Кериме не исчезает совсем, только на какое–то время притаится. Его увлечение Ильхам не угасает, но и власть другой женщины неотвратима, как правосудие. Иногда гнет этой власти заставляет его ненавидеть ее, но и сбросить его он не желает. Порой все существо его тянулось к Ильхам с отчаянным призывом спасти его. Он старался уйти от назойливого вопроса: кого из них ты бы выбрал? Но вопрос этот беспокоит его, как скрытая хроническая болезнь. Ильхам — чистое небо, под сводом которого сияет вера. Керима — небо в тучах: вот–вот грянет гром и заполыхают молнии, хлынет ливень. Но она же и любимое небо Александрии.
Он пил сок в «Витр Куан», а в голову вдруг врывался шум улицы Святого Даниила. Почему она отказывается признаться, что она — та девушка из переулка Кирши?
Мучительница, дьяволица. В его фантазии слились воедино гул морских волн и запах соленой йодистой воды, любовь к родному городу и ночные похождения, полные приключений и жестоких драк. А Керима — его подобие. В ее крови кипят первобытные инстинкты и необузданные страсти. Она не такая, как Ильхам, вершина, до которой никому не добраться. Он посмотрел в ее глаза, которые пристально изучали его, пока она усаживалась напротив него за столик. На вопрос Ильхам о том, как он проводит время, он ответил: