Записки русского изгнанника - Иван Беляев

— Я и не прошу вас об этом, — возразила я. — Я явилась сюда по делу одного из ваших соотечественников, с отцом которого я была когда-то знакома в Петербурге…

— Ах, так вы — баронесса Жессе де Лева, — прервал он меня, генерал говорил мне о вас в самых теплых выражениях. Но зачем же мы здесь стоим?.. Пойдемте наверх, матушка ждет нас с чаем.

— Благодарю вас, я уже узнала все, что мне нужно! — отвечала я и направилась к дверям. — Вы не преувеличивали, рассказывая мне о своих впечатлениях…

Совсем как в сказке о стариковой дочке…

— Моя фамилия Крамаренко. Отец Изразцов прислал меня к вам просить пожаловать к нему пообедать вместе с супругой.

Передо мною высокий румяный юноша, прилично одетый, с правильными, мягкими чертами лица. — Благодарю вас. Заходите! А как вы сюда попали?

— Я из Югославии. Моя мама и отчим, А. А. Пилкин, решили послать меня к о. Изразцову, так как его сыновья — мои товарищи по Правоведению. Пока что я у них уже третий день. Обещали устроить меня в богатую семью… «мукамой».

На этот раз прием был несколько иной. У Изразцова были еще две дамы: жена отставного аргентинского моряка «капитана Маверова» (правнука застрявшего в Италии суворовского солдата) и сестра мм. Кулябко с дочерью.

— Так это ваш батюшка, Тимофей Михайлович Беляев, бывший комендант Кронштадта? — говорила Маверова. — Вы знаете, я молюсь за него каждый день. Знаете, что он сделал для меня?

Когда эскадра Рожественского еще стояла на рейде перед выходом в свое роковое плаванье, моего мужа, морского врача, неожиданно назначили на броненосец «Александр III», и он попал на корабль, не успев даже попрощаться со мною. Мы с сестрой бросились в Кронштадт. После ряда бесплодных усилий явились к вашему отцу умолять его о помощи. Он был глубоко тронут нашими слезами. Сейчас же приказал поставить под пары свою яхту «Комендант» и вышел с нами на рейд. Мы обошли другие суда и прямо пошли к «Александру III».

На шканцах стоял командир судна и весь экипаж. Раздались звуки встречного марша.

— Прошу вас, как особую милость, отпустить мне на два часа вашего старшего врача на мою яхту, — сказал ваш папа, — ровно через два часа я вам доставлю его сюда.

Просьба была уважена. Мой муж спустился в каюту, и мы провели там два часа — последние в жизни… Ваш папа закутался в шинель и все время сидел на палубе, несмотря на жестокий ветер. Я никогда не забуду этого… Я вспоминаю, как папа сам рассказывал мне об этом. Старый адмирал Эбергард, остававшийся в Кронштадте, привез к нему своих племянниц, так как знал его истинно христианское, великодушное сердце. Это было недопустимо, но ему удалось вызвать последнюю минуту счастья для навек расстававшихся супругов.

Что за чудеса? Вот уже две недели, как Крошка исчезла с горизонта. Попытки проникнуть к ней бесполезны.

«Она уехала»… «Она нездорова»… «Она больна, никого не принимает»… — Эти лаконические ответы швейцара производили на нас какое-то странное впечатление.

— Ну что же! Исчезла, как явилась… Настоящая фея! — утешал я мою жену. — Ну и Бог с ней, я не хочу к ней навязываться.

— Но я уверена, что тут что-то не то, — возражала Аля. — Ведь если она больна, одна-одинешенька со своей Принцессой, я бы могла ухаживать за ней. Она чудачка, но я бы сумела ей угодить.

— Что же ты хочешь?

— Пойдем еще раз!

Мы пошли и получили тот же ответ: «Больна, в постели, никого не принимает».

— Присядем в парке, — говорила Алечка, отирая слезы. — Бедняжка, я не жду и не хочу от нее ничего, но я не могу вынести мысли… Что это такое у нее в окне? Она сама на балконе!!!

— Ну вот, ты видишь? Это ее капризы… Пойдем.

Едва мы успели подняться, как нас догнал muchacho: «Она просит вас зайти завтра в два часа, одного».

— Я не была больна! Но я не скрою от вас, я получила о вас очень, очень дурные известия.

— Какие?

— Ваш «посланник» был здесь, разговаривал с заведующим отелем (он немец, и они большие друзья). Он говорит, что вы шарлатан, обманщик и даже вовсе не русский генерал.

— Взгляните на эту бумагу. Это перевод с моих документов. А подпись и печать E.de Stein, Legasion Rusa… А частица «о» принята им для того, чтоб перевести ее потом по-немецки «von» и из еврея Штейна стать дворянином и аристократом.

Кто же из нас двоих impostor, embustero и даже не русский дворянин?

— Ужасно!.. Значит, и тут вы не преувеличили ничего… Кругом обман… Постойте, стучат…

— Генерал, вы здесь?

В дверях молоденькая дамочка, с которой я познакомился у Бобровских. Она француженка, жена русского.

— А вы знаете его? Почему же вы уверяли меня, что никогда его не видали? Пойдемте, пойдемте, наши уроки кончились, я уезжаю… Генерал, я завтра пришлю вам muchacho с приглашением для вас и вашей супруги.

— Какая паутина!.. Какая мерзость! — твердила Крошка. — Садитесь, садитесь за стол… Я совершенно вне себя, я не могла предполагать ничего подобного! Она мне призналась во всем… Ее подговорили убедить меня, что этот Бобровский, настоящий русский генерал, и его красавица-жена убивают себя непосильным трудом, а что вы — шарлатан и обманщик, эксплуатирующий женщин с определенными целями… Я прогнала ее прочь. Я ведь сама прошла весь этот ужас. Меня заключили в монастырь, украли мое имя и хотели присвоить себе мое наследство. Мне удалось спастись и вернуть себе все, но теперь я не верю больше людям. Я помогаю всем, кого вижу в беде, хотела помочь и этой мерзавке — но отдергиваю руку, так как знаю, что мне откусят палец. Но я не думала, что и русские тоже…

— Какие это русские! Разве эти оборотни garoux заслуживают нашего имени? Подождите, дайте мне укорениться, я покажу им, что такое русский!

Эмиграция и старожилы

Несмотря на явно враждебное отношение вначале, мало-помалу я стал входить в жизнь русских старожилов Буэнос-Айреса. Но даже и теперь в основе всех приглашений и разговоров лежало одно: желание отделаться от меня в той или другой форме.

Нас стали приглашать к Изразцовым, где мне сразу же стало понятным их отрицательное отношение к приезжим. Вскоре после эвакуации Крыма здесь появилось несколько молодых «белогвардейцев», которых они приняли и кормили первое время. Эти люди держали себя по-хамски: по словам Изразцова, однажды они швырнули ему в лицо котлеты, которые им успели надоесть за их долгое пребывание. Позднее я узнал нечто худшее: пользуясь отсутствием хозяина, они уговорили младшего сынишку продать длинный ковер, украшавший коридор, и деньги прокутили в доме терпимости.