Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана - Влад Менбек

Все эти люди были верными и много раз проверенными в сложных ситуациях, добровольно пришедшие служить не Великому хану, а туменным Субудею, Джебе и Тохучару. Полк состоял из людей длинной воли, которые были хорошо обучены боевым действиям и признавали за туменными своих главарей. В сложившихся обстоятельствах на своих, монголов, начинавших с ними с самых азов, сейчас надежды было мало. Они стали слишком заносчивыми и самостоятельными. Приказы исполняли, но не беспрекословно, а с раздумьем. Именно поэтому и был сформирован такой полк для сопровождения.

Пятнадцатилетний Бату был моложе своего брата Орду на три года, и старше Шейбани на пять лет. Но по его глазам было видно: он понимал всё, что стало твориться в громадной империи. Туменные предложили принцам срочно ехать в Монголию. Орду, будущий хан Белой Орды и хозяин Западной Сибири, заупрямился, сказав, что здесь лучше. Его не растревожила даже смерть отца. Их мать тоже отказалась ехать. С нею остался и маленький Шейбани, будущий правитель Хорезма и Согдианы. А Бату, посмотрев с темуджиновским прищуром зеленых глаз на троих друзей, резко кивнул головой, и сказал, что он готов ехать хоть сейчас.

Выступили, на следующее утро, каждый нукер взял уже двух заводных коней. К их трёхтысячному полку присоединилась ещё одна доверенная тысяча, приставленная Джучи-нойоном к Бату. Путь в Монголию был не близкий.

Через четыре дня бешеной гонки по осенней степи, им навстречу, из-за сопок, вылетела сотня с гонцом. Выяснив, кто перед ним, гонец молча, рукой, отогнал от себя всех, кроме Бату, Субудея, Чиркудая и Тохучара, и стал прутиком рисовать на слежавшемся песке два иероглифа, а напротив них крест.

И только сейчас Чиркудай и его товарищи, пытавшиеся расспросить обо всем гонца, поняли, что он глухонемой. Туменные вспомнили, что для особых заданий именно такие гонцы и использовались, чтобы никакой враг не мог догадаться, какую весть тот несёт. Это мог узнать лишь очень близкий, посвященный человек.

Субудей так и не научился читать. Особенно он не понимал киньских иероглифов, два из которых нарисовал на песке немой гонец, опасливо озирающийся по сторонам, как бы кто из посторонних не подсмотрел. Чиркудай знал уйгурский язык и несколько киньских иероглифов. Тохучар мог читать уйгурские книги, и даже греческие, чему научила его женщина при изучении Библии. А Бату, обучавшийся как принц крови, знал четыре азиатских языка: монгольский, киданьский, уйгурский и согдийский. Он умел ими пользоваться в полной мере. И ещё ему предстояло выучить европейские языки: русский, итальянский, общаясь с отчаянными путешественниками, польский и германский…

Нарисованные на песке иероглифы означали одно – Великий хан. Это мог определить даже Субудей. А вот крест за иероглифами сначала вызвал сомнения, но чуть позже, всё стало понятно – это знак христиан, которых среди женщин самого Чингизхана и его сыновей, было большинство.

Не сказав друг другу ни слова, туменные и Бату, поднялись с колен, и отошли в сторону. А гонец старательно замел своим сапогом рисунок на песке.

– Нужно узнать, кто ещё из сотни сопровождения знает об известии, – угрюмо сказал Тохучар.

Субудей согласно кивнул, и они вчетвером пошли к нукерам, отдыхавшим на холодной земле после длительной скачки. Но в разговоре выяснилось: им сказали, что гонец несёт очень секретное известие, но какое, они не знали. Их послали к Джучи и к туменным. Эту весть должен был знать только Джучи, и командующие.

– Нас тоже учли, – горько усмехнулся Субудей, отойдя с друзьями и Бату в сторону. Их охранный, четырехтысячный полк, отдыхал немного в отдалении, чтобы не мешать командирам, говорить с почтальоном.

– Я думаю, что в Каракоруме ещё не знают о смерти Джучи, – предположил Тохучар: – Иначе гонца бы не было.

– Ты думаешь, Тохучар-нойон, что меня, как наследника, они в расчет не берут? – поинтересовался Бату.

– Я так тоже предполагаю, – ответил за Тохучара Субудей.

– Присоединяюсь к ним, – подал голос, всё время молчавший Чиркудай.

– Значит, кроме, как на вас, мне в Каракоруме надеется не на кого? – настороженно спросил Бату.

– И во всей Монголии… – добавил Тохучар: – Сейчас начнется делёж власти.

– Мне, кроме отцовского улуса ничего не нужно! – воскликнул Бату: – Я не хочу драться с родственниками!

– Твои родственники думают по иному, – скривил свой шрам Субудей: – А драться тебе с ними придется, может быть не явно, но тайно. Однако для этого нужно многому научиться.

– Я всегда верил отцу и деду… – рассеянно пробормотал Бату: – И кто же меня теперь научит, что делать дальше?

– Я научу, – хмыкнул Субудей, но не в Монголии.

– Я тоже помогу, – угрюмо кивнул головой Чиркудай.

– И я буду рядом, – подтвердил свою готовность Тохучар.

Бату поклонился туменным, выражая свою благодарность и покорность.

– У меня больше никого не осталось… – вздохнув, произнес он.

– Из сильных людей? – хитро прищурившись, спросил Тохучар.

Бату утвердительно кивнул головой.

– Ну, всё! – негромко заключил Субудей: – Пора ехать, а то не успеем на похороны Великого хана, – последнее слово он произнес почти шепотом.

Им подвели коней, и они продолжили путь. А гонец, с сотней сопровождения, помчался в улус к Джучи. Они не сказали ни ему, ни его охране о том, что Джучи убит.

– А может быть, нужно уничтожить эту сотню? – стал рассуждать вслух Тохучар, идя рысью рядом с друзьями и Бату.

– Нет! – резко мотнул головой Чиркудай: – Они придут в улус Бату, – и он посмотрел на удивленно поднявшего брови внука Темуджина: – В улус Бату, – повторил Чиркудай: – Через три дня. Пусть проедутся. Не нужно им пока возвращаться. Вдруг еще обгонят нас…

– Правильно, – поддержал Чиркудая Субудей: – Будет лучше, если о смерти Джучи узнают позже и не от нас. Мы будем молчать. Да и не до нас там сейчас…

– А куда мы направляемся? – поинтересовался Бату, как влитой сидя в седле.

– Сначала на похороны, – начал Субудей, но за него докончил неугомонный Тохучар:

– А потом в киданьский городок Ляоян, где нас, наверное, ждут…

Ехали молча. Каждый думал о своём. Но посвященным было понятно, что для всех монголов окончилась эпоха Чингизхана. Какие времена грядут за ней, неведомо было никому. До этих времен еще нужно было еще дожить.

Четырехтысячный охранный полк, стремительно сузился в колонну, и змеей вошёл между двумя округлыми сопками, оставив в степи лишь удаляющийся гул тысяч копыт лохматых боевых коней, растаптывающих на своем пути всё.

Когда гул укатился вдаль, из норки, примятой широким копытом, высунулся перепуганный суслик. Осмелев, он встал на задние лапы и призывно свистнул, вызывая своих товарищей. Но ему откликнулись не все, многие были раздавлены в своих подземных убежищах безжалостной монгольской конницей.

1997 г.