Там, за синими морями… - serg

А моря

До краев наполнялись по каплям,

И срослись по песчинкам камни.

Вечность – это, наверно, так долго!

Долго…

Мне бы только

Свой крошечный вклад внести,

За короткую жизнь сплести

Хотя бы ниточку шелка.

А потом… Чем дольше смотрела Рил на ежедневную храмовую суету, тем яснее становилось у нее в голове, и тем быстрее падала пелена с ее памяти. Она вспомнила, как оказалась здесь, держа за руку Кибука, который провел ее через дверь между мирами. Как сделала первый шаг по выложенному скользкой белой плиткой полу его кельи. Как, будучи совсем молоденькой и плохо понимающей, куда она попала, окунулась в бурлящий котел странных взаимоотношений всех со всеми.

Как повзрослела, но так и не сумела принять жестокие храмовые порядки и не смогла заставить себя ему служить.

Вспомнила и пресловутое пророчество Селии, и поняла, почему ее так боялась храмовая верхушка.

Я

Не умею чего-то еще,

Я – маленький червячок,

Мир безумный проносится мимо.

А мы

Создаем своими руками

Невесомые тонкие ткани.

Красота вполне ощутима.

О, богиня, как тебе могло прийти в голову назначить Белой Девой именно меня? – Рил хотелось крикнуть это в темноту, притаившуюся в углах ее камеры, потому что в круге мутного света, отбрасываемого магическим светильником, богини определенно не было. А в темноте, кто знает? Должна же она как-то присматривать за своей посланницей?

Я не смогу! – Поняв, чего от нее ждут, постоянно повторяла про себя Рил, как молитву. – Я недостойна такой чести! У меня не хватает ни сил, ни ума, чтобы даже просто выбраться из этого свигрова кокона, не говоря уж о том, чтобы изменить мировой порядок! К тому же я – эгоистка! Когда я собиралась сцепиться с магами, я хотела всего лишь, чтобы они оставили меня в покое, и не мешали жить, как я хочу. А я хочу жить рядом с Ташем! Все, что во мне есть хорошего – это только любовь к Ташу, больше ничего, клянусь! Богиня пресветлая, мать превеликая, за что ты меня так?? Я ведь даже не твое творение…

Впрочем, из пророчества ясно, что ты получишь свое, даже если я навсегда останусь в этой проклятой камере.

А моря

До краев наполнялись по каплям,

И срослись по песчинкам камни.

Вечность – это, наверно, так долго!

Долго…

Мне бы только

Мой крошечный вклад внести,

За короткую жизнь сплести

Хотя бы ниточку шелка…

Горло перехватило, и Рил отложила гитару. Богиня упорно молчала, ничего не отвечая на ее молитвы, как будто они не доходили до нее, оставаясь запертыми в этом подземелье, как и та, что произносила их.

Только вода в углу, которую раньше заглушали звуки гитары и голос Рил, снова завела свое бесконечное: кап-кап, кап-кап, кап-кап….

– Шуршевель! – Негромко позвала Рил. У противоположной стены блеснули глаза домового. – Ну что, отдохнул? Продолжим?

О, богиня, ладно, если тебе это надо, делай со мной, что хочешь, но только спаси и сохрани Таша…

А Таш был совсем рядом, всего лишь в километре от нее, если считать по прямой.

Рил об этом и не догадывалась, да если бы и догадывалась, вряд ли бы это что-то изменило, потому что преодолеть это расстояние ни она, ни ее любимый все равно пока не могли.

Уже больше месяца Таш топтался под толстыми белыми стенами, скрывавшими его девочку, как раковина жемчужину, но ни на шаг не смог приблизиться к своей цели.

Строго говоря, ему даже не удалось узнать наверняка, точно ли она находится там, за проклятыми белыми стенами, или ей снова стерли память и отправили в рабство на материк, куда-нибудь подальше, к змею за уши. Впрочем, уходить отсюда Таш пока не собирался. Начинать поиски все равно нужно здесь, да и чутье недвусмысленно подсказывало, что будет лучше, если он покрутится тут еще какое-то время.

Каждый день он наблюдал издалека, как восходящее солнце раскрашивает изысканные храмовые строения в розовый цвет, потом днем заливает их ослепительно белым, а вечером, на закате, выкрашивает в красный. Таш не мог не признать, что это было красиво, но больше всего ему хотелось, чтобы вся эта проклятая красота исчезла, развалилась, сгинула с лица Силлеена и не отравляла своим существованием жизнь ему и его любимой девочке.

Временами, с тоской глядя на неприступное Свигрово строение, Таш вспоминал подаренную в детстве матерью музыкальную шкатулку. Мама купила ее у проезжего торговца, когда ему было лет восемь, и стоила безделушка целых две серебряные монеты. Она была с секретом, и Таш очень хотел самостоятельно додуматься, как она открывается. Неделю таскал ее с собой, но так и не догадался. Один раз он так увлекся, вертя в руках изящную вещицу, что не заметил, как его окружили соседские мальчишки. Они с хохотом выбили шкатулку у него из рук и начали пинать ее ногами. Сломали, конечно. Она была хрупкая, много ли ей надо? Только тренькнула напоследок. Таш даже сейчас поморщился, вспомнив, как он тогда озверел. Он бы поубивал их всех, если б смог. Вместо этого его отлупили так, что он еле дополз до дома. Мама испугалась и долго плакала, промывая и перевязывая его раны. Зря она плакала. Эти побои оказали Ташу хорошую услугу, потому что после них он перестал бояться. Переступил черту. Потом бояться стали уже его.

Таш с трудом вынырнул из детских воспоминаний. Приятными их назвать было нельзя, но то, что он переживал сейчас, не шло с ними ни в какое сравнение. Беспокойство за Рил уже превысило все возможные пределы, и любая мысль о ней отзывалась острой болью в груди. Он запретил себе думать о том, что прямо сейчас ей может быть плохо, ее могут пытать, убивать, издеваться или еще что-нибудь в этом роде, а его нет рядом, чтобы помочь. От таких мыслей он бы попросту сошел с ума, и уж конечно, у него не хватило бы терпения столько времени ходить вокруг Храма, выискивая лазейку, которая все не находилась и не находилась.

Таш поднес к глазам трубу и еще раз посмотрел на первую стену Храма, ее ворота и снующих туда и обратно людей. Сейчас он, пожалуй, готов был поверить в бессмертие какой-то части храмовых обитателей, потому что защита этой стены, да и всего храмового комплекса была настолько совершенной и продуманной, что за одну жизнь такое не то, чтобы не сотворишь (если серьезно подойти к делу, сотворить можно и не такое). Просто жизненный опыт, как говорится, в карман не спрячешь. Сейчас Таш как никогда был согласен с этой ольрийской поговоркой, потому что, разглядывая в очередной раз то, как рыцари совершали обходы по стенам, в каких местах они делали остановки и куда при этом смотрели, он отчетливо понимал ход мыслей их хозяев, которые приказывали им совершать именно эти действия. А чтобы в голове водились подобные мысли, опыта нужно иметь столько, сколько нормальный человек не наберет даже за очень долгую жизнь.