Чм66 или миллион лет после затмения солнца - Бектас Ахметов

Из свидетелей пришли Коротя, Меченый, один из братьев Котовых и

Иоська Ким. Меченый пришел с родственницами, двумя женщинами предпенсионного возраста. Боится? Наверное. Не пришел Соскин. По поверхностному знанию порядков я думал, что явка важного свидетеля обязательна, и будто бы суд сам в том заинтересован, потому гарантированно и обеспечивает принудительный привод оного на процесс.

Бисембаев пару раз мельком взглянул на нас, так все больше смотрит на судью. Адвокат у него назначенный. Десять лет прошло с эпизода у "Кооператора", он все тот же. Того же, как и тогда, черного, цвета на нем рубашка и брюки. И взгляд. Те же невидящие глаза. Первая ходка у него была в Ангарске по 206-й УК РСФСР – статья за хулиганство, две другие отсидел за воровство. Отца и матери нет, старший брат помер в тюрьме, квартиру забрало государство. Как будто не за что любить жизнь, ан нет, защищается, на что-то надеется.

"Играем с жизнью, поливаем, на чем свет стоит, ментов, власть, – думал я, – а сами ничего не можем. Знал бы Шеф, от чьей руки суждено ему умереть, враз бы на всю жизнь обездвижил этого зверька. Теперь только на государство и остается надеяться".

Боря Ураган назвал милицейскую засаду в нашем доме анекдотом.

Объективно, без засады, 27 февраля предстает обыденной бытовухой: на почве пьянства – зэк убил тунеядца. О том, что предшествовало убийству молчит Бисембаев, помалкивают Меченый, Доктор и я. Драка спровоцирована появлением в квартире Доктора с Надькой. Убили Шефа из-за Нади. На стадии следствия, да и сейчас в суде, думал я, ни в коем случае нельзя поднимать вопрос о первопричине.

О том, что никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя впрягаться за козлов, тогда я еще не до конца понимал, но все равно эпизод у "Кооператора" нет-нет, да всплывал из памяти.

Получалось, все трое, – я, Доктор и Шеф накоротке, ни с того ни сего завязались на Бисембаеве.

Иоська продолжал рекомендовать завалить Меченого как организатора притона. Притон притоном, но Шефа на веревке никто туда не тянул.

Родственникам потерпевшего свойственно собственные упущения сваливать на посторонних.

– Свидетель Омаров, расскажите как вы приняли убитого Ахметова за

Бисембаева. – судья допрашивает Меченого.

– Лампочка была тусклая… Потом я испугался.

– Как это так? Свидетель Ким утверждает, что освещение было нормальное, лицо потерпевшего не было залито кровью.

Иоська сказал на суде еще одну важную вещь: "Для того, чтобы прибежать к нам в опорный пункт с криком "убили человека!", Омаров должен был, как минимум, подойти поближе, хорошенько посмотреть и убедиться, что человек мертв. Подумайте, откуда он узнал, что

Бисембаев мертв, если обознался, как утверждает".

В этом месте тетки Меченого зашипели на Иоську.

– Бисембаев, – судья поднял с места подсудимого, – почему после того, как вы ударили потерпевшего газовым ключом по затылку, нанесли еще и удары ножом?

– Потому что я знал: Ахметов убьет меня.

Окончился первый день заседания и я пошел с судебной повесткой к

Соскину. Дома у него никого не было. Прождал часа два и оставил повестку в почтовом ящике.

На второй и третий день ни Соскин, ни второй из братьев Котовых в суде не появились.

Судья спросил у мамы разрешения огласить показания на предварительном следствии Соскина и второго Котова. Матушка не знала, как поступить. Наш адвокат промолчала. Я кивнул головой: пусть зачитывает.

Это было ошибка.

Макирдинов огласил и показания соседок Меченого. Одна из них видела Шефа на лестничной площадке у запертой двери квартиры

Омарова. Ключ был у Бисембаева. Последний от Котовых пошел следом за

Нуртасеем, якобы потому, что ему некуда было идти. Минут десять, рассказала на следствии соседка, через стену было слышно, как будто кто-то передвигал мебель в квартире Омарова.

Прокурор Реденков, как и наш адвокат, все три дня отмалчивался.

Когда дошла выступать очередь до него, сказал:

– Что касается наказания… Потерпевший сравнительно молод. Но у него в моче обнаружено содержание алкоголя… Это свидетельствует о высокой степени опьянения. Поэтому… Прошу назначить для Бисембаева

13 лет лишения свободы с отбытием наказания в колонии строгого режима.

Наш адвокат попросила строго наказать Бисембаева. Понимай, как хочешь. Сами виноваты. Додумались взять адвоката с подачи судьи.

Назначенный адвокат Сахаутдинов защищал Бисембаева бесплатно и говорил, так, будто отстаивал свободу близкого родственника:

– Дело, которое мы рассматриваем, вызвало большой общественный интерес… У меня чувство, что перед нами пролистали страницы бульварного романа… Потерпевший последние месяцы нигде не работал, пил… Мой подзащитный только недавно освободился и по воле убитого

Ахметова вновь за решеткой. Кто из нас способен понять, сколько он перенес? Кто во всем виноват? Ахметов! Довел человека, и опять тюрьма…

– Сахаутдинов! – прервал адвоката судья. – Не забывайтесь!

С последним словом поднялся Бисембаев:

– Потерпевший вел праздный образ жизни… С учетом личности потерпевшего я рассчитываю на справедливый приговор.

Любой убийца, в том числе и лютейший из душегубов, предоставь ему возможность с самого начала, подробно, в деталях, рассказать, как он дошел до жизни такой, вправе рассчитывать на сочувствие. Вопрос в том, кто отважится выслушать до конца историю его преступления, где найти человека, способного до самых потаенных глубин проникнуться болью убийцы? Если убит посторонний тебе человек, то все конечно так.

Кто лучше меня знал кто такой Шеф? Пожалуй, никто. То, что собралось, скопилось во мне за последние два месяца требовало выхода, а внутри себя я беспомощно хлюпал.

Утром позвонила тетя Рая Каимжанова:

– Тунгуш сказал, что убийце дадут 15 лет.

Конечно, зять тети Раи оказался кстати в одном кабинете с

Макирдиновым. Но даже и он не смог бы повлиять на приговор, не устрой менты засаду на Шефа.

В адрес Меченого и уголовного розыска суд вынес частные определения.

Коротя, Мурка Мусабаев, Боря Ураган и я вышли из суда.

– Володя, – я придержал за локоть Коротю, – надо убить Соскина.

У Короти заблестели глаза.

– Бек, я не могу…

– Володя, ты разве еще не понял, что они с Нуртасеем сделали?

– Да все я понял. За Нуртасея я любого измордую, но убить не смогу.

О чем поет Валерия…

В Алма-Ате говорят о разбившемся в логу по дороге в аэропорт самолете.Ту-154 направлялся в Симферополь, на нем летело дети на отдых в "Артек". Самолет загорелся и рухнул спустя пять минут после взлета.

Тумба ла, тумба ла, тум балалайка…

Эдуард Мацкевич, собственный корреспондент "Известий" по

Казахстану и Ида Борисовна Красильщикова, заместитель директора

Агентства по авторским правам – люди разные, но они понимали, что

Бисембаев получил потолок и расстрела нам никак не добиться. Еще они понимали, что дело не в исключительной мере наказания.

Мама ждала иного удовлетворения.

По просьбе Черноголовиной Мацкевич занимается нашим делом, переправляет через корпункт жалобы, говорит с Москвой. Эдуард

Олегович на год моложе Ситки Чарли, мужик с понятиями.

Мы шли по улице и разговаривали.

– Эдуард Олегович, если бы вы знали, как мы вам благодарны, – сказал я.

– Зачем вы так? Меня попросила Галина Васильевна, она рассказала, как вы остались один на один со своей бедой.

– Хорошо, что вы понимаете. Моего брата облили грязью, его мертвого топчут подонки. Я хочу рассказать, каким был мой Нуртас.

– Зачем? – Мацкевич тронул меня за локоть. – Я хорошо знаю вашего отца и могу представить, каким был ваш брат.

– То, что произошло в вашей семье, это страшно, – сказал корреспондент. – Но… – Мацкевич еще хотел что-то сказать, но замолчал.

"Но никому до вас дела нет". – про себя я закончил за него.

Ида Борисовна пришла к папе заверять какие-то бумаги. Зашла к нему в спальню, папа поставил подпись под документом и она задержалась для разговора с мамой. В прошлом Красильщикова практикующий юрист, работала судьей, адвокатом.

– Возьмите на себя доверенность от Александры Самсоновны, – сказала Ида Борисовна.- Выступать в Верховном суде должны вы.

Добивайтесь расстрела. Я составлю кассационную жалобу.

Красильщикова в минуту поймала суть дела и в кассации выделила:

"Бисембаев был не один…".

Рассуждала она не только как юрист.

– Мать, потерявшая сына от руки законченного мерзавца, никогда и ни в чем не найдет себе утешения. В вашем положении тем более.

Поэтому и следует добиваться расстрела. Дело тут не только в том, что Нуртас ваш сын и брат. Непоправимый урон нанесен семье, вся дальнейшая жизнь отравлена несправедливой позицией прокуратуры. Вот почему только исключительная мера заставит считаться с вашей семьей.