Избранные произведения. Т.6. Проклятые: Призыв у оружию. Рассказы. - Алан Фостер

— Я не знал, — с трудом прошептал Кальдак.

— Понятно. Вы ведь долго пробыли здесь, на Кантарии. Я больше не знаю смятения, старина. Я здесь, чтобы сражаться и чтобы музыкально интерпретировать этот конфликт. Это теперь нераздельно. Я знаю много других художников, чувствующих то же самое. Все больше людей приходят сейчас к тому же. В этом есть что-то легкое и естественное. Может быть, биологическое. Что-то происходит с человеком на войне, заставляющее его живее чувствовать и больше понимать, чем в другое время. Если бы вы сказали мне, где сейчас Яруселка, то я уверен…

— Погибла. Больше года назад.

Уилл долго молчал.

— Простите, я не знал.

— Здесь, в этом мире, — пробормотал Кальдак. — Я не мог ее спасти, не мог ничего поделать, мог только смотреть.

Наступила долгая тишина, потом Уилл опять заговорил.

— Если вы не возражаете, я мог бы сочинить небольшую мемориальную вещь в ее честь. Я мог бы использовать массудские тональности, чтобы это было вам более приемлемо.

Люди говорят о своих умерших с воодушевлением, тогда как другие расы — исключительно о живых, это Кальдак знал. Они пишут картины, рассказы, музыку, делают скульптуры о смерти. Это болезненная аффектация, неизвестная народам Узора. Зачем писать о мертвых, если можно о живых?

Но эти особенности людей спасли его жизнь.

Один сон сменился другим. Снова Уилл говорил успокаивающе:

— Сейчас мы вне опасности. Пересекаем юго-западный массив. Скоро будем на центральной базе. Там в госпитале для вас зарезервирована именная койка.

Кальдак видел, что его друг окружен фигурками поменьше и разговаривает с ними на непонятном языке. Вот он оглянулся и настроил свой транслятор на массудский.

— Это — кантарийцы. После того, как мы спасли их деревню, некоторые из них решили идти с нами. Хотели помогать. Мне говорили, что это было что-то вроде прорыва. Знаете, Кальдак, если бы не вы, мы все также дрались бы между собой, вместо того, чтобы помогать вам.

Кальдак оказался в состоянии повернуть голову и увидел, как маленькие аборигены жмутся к более высокому и крупному человеку. Они были приблизительно того же размера, что гивистамы или лепары. Странно было смотреть, как они толпились вокруг Уилла, который улыбался им сверху вниз, и разговаривали с ним эльфийскими голосами, покуда человек не отослал их. Они почти боготворили его.

«Но ведь так же нельзя, — подумал он. — Разумные существа должны уважать друг друга, как равных».

— Славный народец эти кантарийцы, — Уилл закрыл дверь и вернулся к койке Кальдака. Командиру послышался шум битвы, и Уилл успокоил его.

— Это просто погода. Вы же знаете, какова она здесь.

— Ужасная. Бесконечный дождь и всюду влажность.

— Другие не замечают этого. С’ванские исследователи считают, что она во многом напоминает нашу. Во всяком случае, она менее стабильна, чем в других мирах. Говорят, что в других мирах Узора погода показалась бы нам очень неприятной. Но я думаю, мы везде могли бы чувствовать себя как дома.

— Как цивилизованные существа могут чувствовать себя как дома в таком ужасном месте?

— Кантарийцы же чувствуют.

— Они не цивилизованные.

— Мы — тоже, помните? Может быть, поэтому мы с ними так и ладим.

Кальдак думал об этом, когда он проснулся на удобной кровати в главном госпитале центральной базы. Боль была гораздо слабее. Гивистамский медик, осматривавший его, щелкнул зубами от удовольствия, когда командир открыл глаза.

— Сколько прошло, — сразу спросил Кальдак.

— Десять дней, командир. — Медик считывал показания с мониторов. По его команде кровать приняла сидячее положение. Он увидел, что лежит в персональной палате, сообразно рангу.

— Есть ли на базе офицер-землянин, Уилл Дьюлак? Я понимаю, вы можете не знать, но если бы вы навели справки, я был бы признателен.

— В этом нет необходимости, командир. — Он дал Кальдаку пилюлю, которую тот послушно проглотил. — Все знают землянина Дьюлака.

— Разве?

— Естественно, ведь он — региональный командир.

— Региональный командир? — Кальдаку эти слова показались чужими, как будто амплитурскими.

— Да. Много сражений выиграли люди, после того как явились сюда. Они сейчас вытесняют криголитов обратно за континентальную границу. Говорят, что десанты людей уже наносят удары по их складам у подножий восточных гор.

— А что известно о моей группе? Южный сектор, части 2 и 3?

— Те, кто выжил в битве, где вас ранили, сражаются вместе с людьми. Странная все-таки вещь — война. Верно ли, что ваши воюют лучше в компании людей?

— Не замечал.

Медик, видимо, не расслышал.

— Время ожиданий и надежд. Кое-кто говорит, что люди выгонят криголитов, мазвеков и амплитуров из Кантарии к концу года.

— Невозможно. У врага слишком прочные позиции, он слишком хорошо укрепился. Их линии снабжения безопасны и…

Неожиданно медик перебил его. До сих пор не случалось, чтобы гивистам перебивал массуда.

— Для людей это ничего не значит. Это понятно, ведь они нецивилизованные. Я видел записи. Представьте себе: самые свирепые и агрессивные существа в мире, и при этом — с разумом. Это и есть люди. Хотя, — добавил он после мгновенного колебания, — у них есть хорошая музыка.

Двойные веки моргнули в ровном, мягком больничном свете. Форма медика была украшена значками его специальности.

— Расскажите мне что-нибудь.

— Если смогу, командир. — Он проверил хронометр, и Кальдак отмстил длину его пальцев, похожих на когти, слишком больших для его расы. Может быть, они имели какую-то практическую функцию.

— Что вы думаете о людях?

— Лично я?

— Да.

Медик задумался. Гивистамы предпочитают групповой обмен мнениями. Через минуту он сказал:

— Сам я с ними мало сталкивался. О подлинной культуре и высокоцивилизованном воспитании они мало что знают, вопреки их претензиям. Меня восхищает их цепкость и их боевые качества, хотя я бы сам с ними не общался. Но их присутствию я рад, потому что от меня воевать не требуется. Люди сражаются и умирают за Гивистам и за наших.

— Они сражаются ради собственных целей, — поправил Кальдак.

— Их страсть к странным видам удовлетворения хорошо известна, — гивистам щелкнул когтями-пальцами. — Это лишь подтверждает их нецивилизованный статус. Меня не волнует, по каким причинам они воюют. Важно, что благодаря этому остальные защищены.

— Нет, я имел в виду, как вы воспринимаете их на личном уровне?

— Я сам знаю немногих людей. Те, с кем я имел дело, всегда очень признательны за хорошее лечение, точно это — особая услуга, а не неотъемлемое право. Они знают цивилизованное поведение, но не очень понимают, и естественное считают необычным. Лично же общаться с ними у меня нет желания. Будь я с ними в одной комнате, я бы, наверное, начал стучать ногами в дверь, стараясь убежать. Но здесь, — он обвел жестом медицинский комплекс, — я больше всего общаюсь со своими, есть здесь также группы с’ванов, о’о’йанов, даже юла и массуды. В общем, я не одинок среди людей.