Дневник 1905-1907 - Михаил Кузмин

16_____

Жаркий отличный день, качался на качелях тихонько, я люблю это легкое колебанье; стол в зале — мой приют — занят писарем. Составлял план «Красавца Сержа». Это будет вещь не для печати. В баню не ходил. Вечером наши поехали в лес с Сережей верхом, мы же пошли им навстречу. Да, получил архимилое письмо от Наумова и приятное письмо от Юши насчет «Евдокии». Вечером играли в карты. Порадую Чичерина, старого друга, перепишу и пошлю ему серенаду Филострата. Как-то устроюсь на будущий год? В «Кружке» раздоры и страсти — к добру или ко злу? Я думаю, к лучшему. Травля всегда помогала и это — без <голосов?> стариков.

17_____

«Белые ночи». Я онемел от негодования. Вместо 16<-ти> глав напечатано 11 с вопиющими опечатками{780}. Чулкова прямо побить мало. Праздная скука. Дамы в полной распре. Пикник не удался: ходили в березовый лес по болотам, ссорясь и пререкаясь. Купались. Играли в крокет. Вечером провожали таксатора, рожь цветет с удушливым запахом, река 2-мя рукавами стремится быстро, уже отравленная фабрикой, блистающей и шумящей. «Белые ночи» интереснее «Кошницы», пожалуй{781}. «Картон<ный> дом<ик>» очень другой, чем «Крылья» и чем «Кушетка», люблю ли я его, не знаю.

18_____

Сегодня, получив повестку на заказн<ую> бандероль из Москвы, подумал, не «Кушетка» ли моя вернулася обратно. Оказывается, оттиски «Любви этого лета». После завтрака пошли на станцию с Сережей; было очень приятно идти быстро вдвоем и к определенной цели. Сидели на вокзале, ожидая поезда, который не пришел; проходили и вертелись служащие, телеграфные шерамуры{782} и т. п. Пришла мысль о новом египетском рассказике{783}. Купались с кучей подростков, выкуривших у меня все папиросы. Опять на новую квартиру, где рассаживали левкои и я играл lieder Mendelsohn’a. Вечером бродили вдоль реки и играли в винт. Такой день еще прошел, как проходят дни вдали.

19_____

Уже переносят вещи на новую квартиру; писал «Мартиньяна» и письма. Сережа томится «Шарлотой». Письма от Милиоти, что они ждут от меня прозы и т. д., и от Мейерхольда{784}. Какое-то беспокойство передается и мне. Денег нету ни капли. Вечером ездили дети верхом. Сережа в белой рубашке наклонялся, держа лошадь под уздцы, будто Персей или Орландо. Наши ушли в гости; ужинали одни и втроем играли в рамс. Заря была розовая, будто в Китае. Сережа очень хотел спать. В деревне орут песни и играют на гармонии. Есть что-то захватывающее в частушках. Вечер тёпел и сыр.

20_____

День переезда. То дождь, то солнце. Последний раз обедали в старом доме; писем не было. Очень быстро устроились на новый лад; вид оживленный на пруды, где ловят дрова, на проезжую дорогу, на цветник, на огород. Целый день развала, ничего не писал. Будто лето сначала. Вечером были у Бене, там играли молодые люди в городки, Коля подрался с Юрой, смотрели пахучие пионы, дом, построенный мальчиками, пили чай. Пошли погулять; Виля, Женя и Юра ходили с нами. Дома еще пили молоко и закусывали. Наняли нового татарина с лицом Аммалата Бека{785} или Али-Бабы. Вот первый день на новом месте. Завтра будут письма.

21_____

Письмо от Ликиардопуло с корректур<ой> отзыва Белого о «Евдокии», где он меня хвалит до некоторой степени. Считает, что придется подсчитывать сторонников{786}. Писал «Мартиньяна»; что-то будет с «Кушеткой»; завтра буду писать «Филлиду». Гуляли за земляникой, потом вечером по деревне мимо дома Ревицер и через нижнюю фабрику. Вечером долго ходили по саду под тополями и кленами. Я теряю соображение: начало, половина или конец лета, т. е. прихожу в наиболее летнее состояние. Я рад был письму из «Весов» и, м<ожет> б<ыть>, даже открытому бы раздору разных партиек.

22_____

Ни перевода, ни писем ни от кого; начал «Филлиду»; Сережа кончил «Шарлоту». Целый день сидел дома, пройдясь только до конторы опустить письмо. Были Женя, Ив<ан> Вас<ильевич>, М-me Солюс. Мне не очень здоровится, что-то с сердцем и общее беспокойство. История с татарами, с коровами, с ватером, с мужиками. Вечером орали пьяные, девки визжали и бегали, было холодно и светло. Пробовал писать музыку на слова Брюсова и учил Debussy «Chansons de Bylitis». М<ожет> б<ыть>, я начинаю скучать? Нет. Но я не могу указать ни места, куда бы с удовольствием думалось пройтись и при отсутствии потребности в прогулках, но обязательности их: это неприятно. М<ожет> б<ыть>, это от купанья.

23_____

В «Руси» фельетон Боцяновского «В алькове г. Кузмина» о «Карт<онном> домике», конечно, пошлость какая-то{787}. «Руно» прислало любезное письмо, просит повести; «Алая книга», «В мире искусства», где мои старые стихи{788}. Купались, гуляли в новый чудный бор, где чуть не заблудились, наконец, вышли на свистки локомотива; пел Debussy, французов и Шуберта, написал автобиографию{789}. Что же не пишет Виктор и не шлют ниоткуда денег? Теперь я опять хотел бы, чтобы журналы ссорились. Вечером был дождь, играли в рамс. Зять уехал. Потемкин прислал письмецо. Спокойнее я сегодня.

24_____

Снова плохо спал. Письмо от Чулкова{790}. Сереже он пишет, будто Андреев его, т. е. Сережу, приглашает в «Знание»{791}. Писал «Филлиду»; Александрия меня снова охватывает, и даже в лесу я о ней думал, в лесу с цветоч<ными> лужайками, лесными озерцами, болотами и холмами. Целый день болтался Гершанович. Провожали его вечером на лошадях, в леснич<естве> темно, заря за густым лесом; вчера были воры, лают собаки, было приятно и печально так ехать, будто отвозимому в скиты. Завтра письмо? И когда повестки? Меня что-то беспокоит. И от кого я жду писем? От Наумова, кажется, единственное теперь прибежище. Целый день в пруду перед балконом купаются парни.

25_____

Утром опять ничего, ни повесток, ни писем. A demain, alors![265] В «Руси» опять пробирают, говорят, то же и в московском «Утре»{792}. Целый день плещутся в воде, кричат и смеются; посередине пруда палка, куда сплываются на мель, и брызги летят под ногами и руками плавающих. Взяли пастуха к коровам, Павла, 15<-ти> л<ет>, вчера приводил его старик, и сестра качалась в гамаке, сегодня он сидел на кухне и ел маленькими глотками кашу, а все ребята, прислуга, татары, бонна и Лидия Степановна смотрели на него. После обеда поехали кататься, доехали до Полищ, лошади дожид<ались>, и девочки в шляпках собирали землянику, на небе была половинная радуга. Встретили попа, по традиции нужно бы с ним кланяться. Со стороны, м<ожет> б<ыть>, мы имели вид беспечных и гуляющих людей. Мне бы хотелось быть богатым, наглым, утонченным и бессердечным. Сережа и Варя долго не возвращались с пикника, и Вилли поехал за ними верхом в темноте. Был какой-то романтизм. Читаю «1001 ночь». Мне нравится, что дети растут, и это не делает старее, а как-то странно, почти наоборот, молодит старших. Что ж, завтра письма? Сегодня Сережа получил письмо от m-me Блок, спрашиваю, в качестве музы или дачной дамы? Письма от муз особенные, очень приятные.