Гаммельнская чума (авторский сборник) - А. Бертрам Чандлер

— Привет! — сказала она.

— Привет! — сказал я.

Ее тонкие руки легли мне на плечи. Ее тело было совсем близко — такое мягкое и теплое. И от нее пахло духами, а не машинным маслом. Но, когда ее губы приблизились к моим, я отшатнулся.

— Незачем быть таким робким, — проворковала она. — Центр Управления достоверно установил, что люди склонны смущаться в подобных ситуациях, если думают, что за ними наблюдают. Я могу включить изолирующее поле. И нас никто–никто не увидит.

Она засмеялась — это прозвучало как приглашение. Это был смех озорной маленькой девочки, а не машины.

— Думаю, Центр Управления смущается не меньше, чем ты.

— Ты уверена, что за нами не наблюдают? — спросил я.

— Совершенно уверена.

— Хорошо, — я осторожно сделал шаг назад. — Между прочим, я пригласил тебя просто для компании. Поболтать.

Она надулась.

— И все? А почему бы тебе не поболтать с Центром Управления?

— Это не одно и то же, — возразил я и снова отступил — признаться, неохотно — потом смягчился и сел на один из стульев.

Она последовала за мной и прежде, чем я успел ее оставить, села мне на колени. “Плоть из губчатой резины, — сказал я себе, — стальные кости. Пластиковая кожа. Коллоидные мозги…” Я продолжал в том же духе, переключившись ради разнообразия на психологию. Но, как бы то ни было, она чувствует не как машина. И вообще — все мы немного машины…

Я мягко отстранил ее и сказал:

— Сядь на другой стул. Пожалуйста.

— Хорошо, — голос звучал обиженно, и весь ее вид говорил о том, что я ее задел.

Ее сорочка вольно стекала с плеч, приоткрывая чудную розовато–белую грудь. Правда, я предпочитаю загорелых женщин. Сочетание коричневой кожи и пепельных волос — таких, как у нее — действует на меня почти — почти? — неотразимо. Но я решил не распространяться о своих вкусах. Боюсь, стоило мне только заикнуться — и мое желание было бы тут же исполнено.

— Мы были сделаны для совершенно определенной цели, ты же знаешь. Разговоры для этого не нужны.

Стараясь держать ход беседы под контролем, я спросил:

— А когда Центр Управления сделает настоящих, из плоти и крови, женщин — что тогда?

Ее лицо помрачнело.

— Думаю, — ответила она без всякого выражения, — нас обдерут.

— Вас сделал Центр Управления?

— Нет. Вспомогательный Центр.

— А Вспомогательный Центр действует независимо от него?

— Нет, — тихо отозвалась она, — не совсем. Это часть Центра Управления, но при этом… действительно отдельная личность.

Ее лицо осветилось.

— Это как пара, мужчина и женщина. Насколько я понимаю, когда Центр Управления сделал его, он решил наделить его и мужской и женской индивидуальностью. С течением времени эти индивидуальности все сильнее разделяются.

“Машина, страдающая шизофренией”, — подумал я.

— А Вспомогательный Центр огорчится, если вас обдерут? — Почему? Это просто машина.

— Как и ты, — грубо сказал я.

— Ничего подобного! — Она вспыхнула, вскочила и сорвала свою воздушную сорочку: — Смотри, будь ты неладен! Это — тело машины?

Я был вынужден согласиться, что оно выглядело не так.

— Я — женщина! Я — женщина, гораздо в большей степени, чем те, кого ты встречал!

— Ты — машина, — повторил я, но уже не слишком уверенно.

— Сам ты машина. Я создана для любви. А ты… — она разошлась не на шутку. — Ты создан для того, чтобы возить по космосу всякие штуки! Это ошибка, что тебя сделали в виде мужчины!

Я хотел ослабить свой воротник, но удержался. Пожалуй, этот жест мог быть неправильно истолкован.

Вспомогательный Центр, подумал я — это что‑то вроде Франкенштейна. Вспомогательный Центр создает смертоносных монстров — монстров, разрушающих нас, не себя. Вспомогательный Центр будет уничтожать нас ласково, предусмотрительно создав для нас этих стерильных псевдоженщин, которые поработят нас гораздо быстрее, чем настоящие женщины. Он добьется того, что мы перестанем сопротивляться Центру Управления.

Хорошо, что это очаровательное тело не слишком загорелое… Я взял из коробки со стола одну из самовозгорающихся сигарет, посмотрел на эти слишком желанные черты сквозь клубы дыма… Я был изумлен, когда она, протянув тонкую гибкую руку, взяла недокуренную сигарету из моих губ и поднесла к своим.

— Да, я могу курить, — мягко засмеялась она. — Я могу пить и буду чувствовать от этого истому. Я много что могу.

— Я в этом не сомневаюсь, — сказал я.

— Тогда позволь мне…

— Нет.

— Но, Джим…

— Я не Джим.

— Это очевидно, — отозвалась она.

— Ты можешь прожить очень счастливую жизнь, если сбежишь отсюда. В Галактике существует много планет, на которых вы будете очень популярны.

Ее губы презрительно изогнулись.

— Сводник, — она усмехнулась.

— Нет. Я не сводник. Ты, кажется, очень много знаешь для…

— …для машины? — договорила она. — Да. А что тебя удивляет? Когда меня делали, в мою память загрузили содержание каждого из этих чертовых романов, которые когда‑либо издавались на Медулии. Я знаю, как женщины должны вести себя в определенной ситуации или при определенном развитии событий. К несчастью, медулианские романисты никогда не описывали никого наподобие тебя.

— Если бы я знал, что ты есть в действительности, — печально ответил я, — думаю, я мог бы поступить иначе.

— Сноб, — сказала она. — Вот кто ты такой.

Я решил сменить тему.

— Если ты покинешь эту планету, тебя никогда не обдерут.

Она сникла. Кажется, до нее дошло.

— Там у тебя будет хоть что‑то. Это всяко лучше, чем быть… ободранной.

— Действительно, — она просияла. — И если подготовить ваш корабль к полету, вы возьмете нас с собой?

— Да.

Она преградила мне путь. Каждая линия ее тела излучала поэзию. Прежде чем я успел отстраниться — а пытался ли я? — она крепко поцеловала меня в губы. Сигарета выпала у меня изо рта… и все пошло прахом. Она позволила сигарете упасть — прямо себе на грудь. Тонкая спираль едкого дыма распространяла отчетливый запах жженой резины.

Действительно ли Вспомогательный Центр обладает женской сущностью, а Центр Управления — мужской? Или это только метафора? Но я уверен: здесь пахнет самой настоящей ревностью, подозрениями в измене и всем таким. Одни дети женятся, других убивают… А мы были приемными детьми. И мы могли разрушить эту систему.

Сколько истинно женской хитрости в этих четырех девушках — не сомневаюсь, в любой из них! Но было ли это их собственным качеством? Сколько они унаследовали от своих создателей? Насколько они были разумны — по–настоящему разумны? Насколько обладали характером?