Таких не убивают - Кир Булычев

Марина увлекла Лидочку к окну в конце коридора. За окном поднималась массивная колокольня петровского времени. Марина закурила. Она курила нервно, часто и неглубоко затягиваясь.

— Но потом ее отпустили?

— Ей стало плохо там, в милиции, а потом в поезде она чуть не умерла. Теперь она лежит в клинике с нервным срывом. До сих пор боятся за ее жизнь. Ну скажи, скажи, разве можно так обращаться с женщиной?

— Наверное, нельзя, — осторожно сказала Лидочка. Конечно, надо бы поговорить с Толиком. Впрочем, деликатность — не его сильная черта.

— Вчера я говорила с нашим общим другом, непосредственной опасности для жизни нет.

— А следствие остановилось?

— Лидочка! — расстроилась Марина. — Мне кажется, что я опять вижу в тебе эту внутреннюю жестокость.

— Мне любопытно, как она объяснила судьбу портсигара.

— Наверное, этому есть разумное объяснение. Лидочка, мы обязаны верить людям.

— А ты не знаешь, — спросила Лидочка, — как там дела у Даши и ее Руслана?

— Я не поддерживаю никаких связей с тем семейством, — ответила Марина. — Да и раньше не была знакома. А почему ты сама не позвонишь?

— Как-то неловко.

— Ты меня удивляешь. То тебе безразлична судьба невинной женщины, то ты вдруг стесняешься позвонить Сережиным любовницам!

— Наверное, ты права, — согласилась Лидочка.

По коридору шла статная дама из отдела художественного оформления.

— Марина Олеговна, — пропела она, — моя драгоценная! Вас просил главный художник зайти. Вы слышали о нашем происшествии?

— Ну что еще? — Марина сразу побледнела.

— Владислав Михайлович вам все расскажет, — закончила свою арию дама.

— Ты подожди, не уходи. Что еще могло случиться? — И Марина побежала по коридору, нервно выстукивая каблучками по паркету.

Сзади ее фигура казалась особенно ладной.

Лидочка пошла за ней. В соседней с кабинетом главного художника комнате была лишь Ася. Ася, конечно же, не знала, где лежит пакет со слайдами, и они проискали минут десять. Тут как раз в дверь заглянула Марина и громко прошептала:

— Господи, ты здесь! А я уж испугалась, что ты ушла.

Лидочка забрала пакет, поблагодарила Асю и вышла в коридор.

— Я готова его убить, — сказала Марина. — Постой, я закурю. Это ужасно.

— Что случилось? У тебя даже руки дрожат.

— У меня хвост дрожит, — ответила Марина. Она закурила и глубоко затянулась. Так и простояла, замерев, полминуты. Потом продолжала:

— Этот Анатолий Васильевич звонил мне позавчера и опять твердил всякие глупости о литературе и о Сережином романе. Потом стал просить рукопись. Ему, видите ли, необходимо заглянуть в духовный мир писателя! Иначе он не может разгадать, кто его убил. Он, видите ли, узнает об этом из романа. Ты можешь себе представить подобную чепуху?

— Могу, — согласилась Лидочка. — Он мне об этом рассказывал.

— Тебе все шуточки. Но я ему наотрез отказала. Я заявила, что рукопись находится в работе и ее нельзя выносить из редакции. А сама на всякий случай отнесла ее домой. Пускай попробует ко мне сунуться!

— И что случилось?

— Он приехал вчера собственной персоной, заявился к главному, произвел на него впечатление. И под расписку, словно улику, утащил у художников второй экземпляр рукописи.

— Смешно, — сказала Лидочка.

— Нет, не смешно, не смешно. Ты ничего не понимаешь!

— Чего я не понимаю?

— Ему нельзя читать эту рукопись! Категорически нельзя. Рукопись такая откровенная, что дурак может сделать из нее ложные выводы. Дурак решит, что это автобиографический роман, но это неправда! А как я докажу это милицейской ищейке?

— Видно, придется мне самой его почитать.

— Я тебе его обязательно дам. Но я хотела дать тебе именно второй экземпляр, я боюсь отдать последний, единственный.

— Я подожду.

— Ой, Лидочка, ты ничего не понимаешь! — Голос Марины дрогнул и, соскочив с подоконника, она быстро пошла прочь, даже не попрощавшись. Почему-то она была на самом деле расстроена тем, что Толик обошел ее и раздобыл рукопись.

Поход в издательство состоялся в четверг, и в тот же вечер позвонил Глущенко, позвал провести выходные на даче. У него появились некоторые соображения, как сообщил Женя, по части нашего детектива. Но главное соображение заключается в том, что Лидочке нужен свежий воздух и здоровая сельская пища, которую могут обеспечить только Глущенки на своей даче, потому что через два дома живет упрямый человек: он держит трех коров и держал их даже в самые антисобственнические времена. А, как известно, парное молоко — панацея от всех недугов цивилизации.

Лидочка сказала, что еще не знает, как у нее сложатся выходные.

— Мы с завтрашнего дня на даче. И до понедельника, — сказал Женя, — наши ворота для вас всегда открыты.

— Спасибо.

Лидочка была рада приглашению и решила, что непременно поедет в Челушинскую. По крайней мере, не по вызову милиции. А заодно заглянет к Ольге.

— Значит, до субботы? — переспросил Женечка. — Привозить с собой ничего не надо. В нашем хозяйстве все есть, кроме пластикового ведра. Если где увидишь, захвати.

— До субботы, — согласилась Лидочка.

Только она положила трубку, телефон зазвонил снова.

— Лидия Кирилловна, — сказала официально Нина Абрамовна. — Извините, что беспокою так поздно. Я говорю из больницы, здесь очередь, и в моем распоряжении только две минуты.

— Ой, Нина! — обрадовалась звонку Лидочка. — Как вы себя чувствуете?

— Простите, мое самочувствие не должно вас касаться. Меня интересует лишь одно: каким образом следователь узнал о том, что портсигар якобы принадлежит мне?

— Не знаю, — ответила Лидочка. — Но заверяю вас, что я об этом ничего ему не говорила.

Она сказала лишь часть правды. Но не рассказывать же, как выдала себя Марина.

— Не говорила? Нашла его в яме и не говорила? Вы меня удивляете!

Лидочка хотела было обидеться на Нину, но вдруг представила, как та, в больничном байковом халате, стоит у телефона на лестничной площадке — автоматы в больницах всегда устанавливают на лестничных площадках, за ней толпятся в очереди две или три старухи с бегающими глазами, старухи перешептываются: «Смотри-ка, у женщины припадок!»

— Простите, Нина, но я не была уверена, что это именно ваш портсигар. Я и сейчас не уверена. А если я не уверена, то зачем я буду доставлять людям неприятности?