О верности крыс - Мария Капшина

После Кейя потратила несколько часов на то, чтобы в первом приближении войти в курс местных дел — с помощью секретаря ол Ройоме и пары писарей из архива; в числе прочего разузнала немного о Ченге. В Рикола банкир бывал часто, преимущественно по делам: у клана Ченга в герцогстве было сразу два двора — собственно в Рикола и в Лезоне. Немногим раньше он купил в Тердже дом, пару складов, место в порту и крытом рынке, чуть позже купил гражданство. Занимался Ченга всем понемногу: торговал — рабами, оливковым маслом, душистыми маслами и притираниями, немного радугой. Главным образом — давал ссуды. На снаряжение торговых кораблей, например, в счёт части товаров или процента с будущей прибыли. В одной из последних компаний участвовал вместе с Аверетшем…

В обед Кейя отправила к нему с запиской, что он к вечеру ждёт гостью, быстро получила ответ, и часа за полтора до заката впервые за день выглянула из дома наружу. Снаружи ей не понравилось: к вечеру на уличную слякоть рухнул мороз, и Кейя прокляла всё, спускаясь по широкой парадной лестнице — мраморной, полированой, обледенелой. Одна радость: по городу можно ездить, а не ходить, да ещё ол Ройоме дал полную свободу действий. Пока, впрочем, Кейя не рвалась осматривать верфи или арестовывать влиятельных горожан, пока она ехала в гости, намеревалась пить чай и наслаждаться утончённым общением.

От правой дверцы тянуло по ногам холодом, Кейя кутала их в одеяло и крутила в голове имеющуюся информацию. Покамест — о Ченге, не о возможной анти-имперской деятельности ол Ройоме.

Они, похоже, и верно были друзьями; по крайней мере, Ченга перед ол Ройоме был в долгу. Несколько лет назад, вскоре после войны, банкира угораздило дать в долг Тооргану нок Аджаю, а за нок Аджаями известна семейная традиция: долгов не отдавать никогда и никому. Правда, Тоорган раньше традиции не придерживался, а тут, видно, кровь своё взяла. Цепкий и пронырливый Ченга свои деньги получил бы всё равно, вероятно, если бы Войтшан — его средний сын — не решил однажды срезать дорогу до столицы через земли нок Аджаев. И заплатил бы банкир кадарскому дворянину выкуп за сына, вместо того, чтобы взыскать долг, если бы в дело не вмешался ол Ройоме.

Кейя слышала об этой истории и раньше, хотя в столице о ссоре между ол Ройоме и Тоорганом нок Аджаем говорили в контексте торговых контрактов и разногласий по поводу таможенных пошлин. Таможенные пошлины, несомненно, тоже имели место быть, и ол Ройоме заработал на этой истории круглую сумму, сомнительного должника в лице Ченги — и несомненно влиятельного врага в бесчисленных лицах рода нок Аджай. Выигрыш это или проигрыш — сказать затруднительно.

Другое дело, что ол Ройоме, по видимому, в делах руководствовался не только выгодой, но и родственными и дружескими связями. Кейя улыбнулась. У неё ещё при первом знакомстве, в Эрлони, сложилось впечатление, что с половиной Равнины Эшекоци состоял в романтических отношениях, с половиной второй половины — в дружеских, а с остальными — в приятельских. Всевозможных ол Ройоме с друзьями и прихлебателями было никак не меньше — а то и больше, — чем нок Аджаев, и эту толпу тэрко Рикола опекал и продвигал по службе с упорством, напоминающим покойного канцлера нок Шоктена.

Следом напрашивалась мысль о том, что ол Ройоме — друг детства Тедовереджа, и у Кейи опять плохо получалось эту мысль не думать. Хоть она и понимала, что мысли о Тедовередже напрашиваются в последнее время слишком часто, чтобы каждый раз принимать их за основную версию…

Карета остановилась перед воротами Ченги, помешав мысли уйти в ненужную сторону, въехала во двор, и к крыльцу, где остановилась окончательно.

Через дом, через внутренний двор со сколотым с дорожек льдом, во второе здание, двухэтажное, и там по коридорам. Комната, куда провели Кейю, обставлена была скудно и странно, но на удивление приятно. И когда за спиной тихо замерла тяжёлая бархатная драпировка, завешивая вход, людный дом по ту сторону занавеси и портовый город за стенами дома отодвинулись куда-то далеко. Кейя думала, ответив на приветствие и садясь, что и Лис Загри, и приёмыш его тем паче, красивую жизнь всегда очень любили — и умели её жить.

Ченга снял чайник с жаровни, блеснув в свете лампы золотым шитьём на рукаве. Чайник был красный, с выпуклым геометрическим узором, но на узоре краска от старости вытерлась, обнажая черноту. Рука, тускло блеснув золотом в свечном свете, наклонила чайник над заварочной чашкой; тонкая струйка воды чуть слышно потекла вниз, беспокоя чаинки, уже расправившиеся от предыдущих заварок. Прозрачный пар потянулся вверх, к необлицованному потолку красного кирпича. От потолка к полированому дощатому полу спускалась неглубокая ниша с полками для чайной утвари. В тёмном лаке полок тонули тусклые отсветы. Стены напротив не было, только бархатная драпировка; по коридору по ту сторону иногда скользили тихими тенями здешние слуги. Боковые стены комнаты были из того же красного кирпича, с уступами и впадинами, и в этих уступах и впадинах прятались свечи, от которых чуть слышно пахло воском и сухими травами. Центр комнаты занимал низкий столик. Вокруг на полированном паркете валялись подушки для сидения.

Он снова протянул руку, перелил заварившийся чай из заварочника в чашку и тихонько покачал напиток по кругу. Вдохнул запах, прежде чем пригубить.

Кейя тоже подняла чашку к лицу. В предыдущей заварке ярко звучала цветочная нота — эта была более терпкой, с привкусом земли и дерева. От чашки к чашке оттенки вкуса переливались и мерцали, переходя один в другой.

— Похоже на любование хорошо огранённым драгоценным камнем, — сказал Ченга. Кейя подняла глаза от чая на него. Ченга продолжил. — Когда поворачиваешь камень в пальцах, подставляя свету разные грани, и внутри вспыхивают и гаснут искры, разного цвета и яркости, но камень всё равно остаётся прежним.

— Не знала в тебе склонности к поэзии.

— Не к поэзии, — он улыбнулся. — Я ценю то, за что дают хорошую цену. Деньги в рост, камни, металлы, благовония и роскошные ткани — лучшие из товаров. Некоторые считают лучшим товаром рабов или информацию… С рабами излишне много возни, на мой взгляд, а информация — товар слишком опасный.

Кейя смотрела не на него, а в чашку, где тихо покачивался ароматный напиток. Боковым зрением она видела, что лицо Ченги вполне безмятежно, из всех эмоций на этом лице читалось только удовольствие от лёгкой беседы за хорошим чаем.

— Мой отец, — сказал он, — Загирш Ченга, считал иначе. Мы во многом с ним похожи, но не в этом: я бы своим спокойствием рисковать не стал ради сомнительной выгоды.