Страждущий веры (СИ) - Светлана Гольшанская

«Я никогда на тебя не обижалась. Это ты не мог себя простить. Это ты отгородился от всего мира. Это ты не пускал меня к себе так долго», — отозвалась горлица.

Безликий легонько гладил белые перья и впервые за долгое ощущал умиротворение, как будто, наконец, обрёл утраченную целостность.

— И ты не злишься, что я был с другой?

«Я рада, что она тебя расшевелила. И ты открылся после всех этих лет. Теперь уж точно никуда от меня не денешься — даже не надейся».

Леси всегда это умела: заставлять смеяться, даже когда на душе скребут кошки.

Что-то пробуждалось внутри него. Стены шли трещинами. Всё яростней хлестал солнечный свет. Предвещая новый день, издалека воспевал хор тысячи тысяч страждущих голосов:

Усталые смежу веки,

Под гомон слепящего дня.

Спрошу те моря и реки,

Текущие сквозь меня:

Сгорим ли в огне войны мы,

За грех сыновей и отцов?

За дел наших злые вины,

За вины сказанных слов?

Сломленных нас падших

Безликий, благослови.

Живущих в огне, сгоравших,

Несущих огонь в крови.

Не выстоять против силы,

Победы не обрести.

Под пеплом войны — могилы,

Нам не суждено спастись.

Сотрётся память, исчезнет.

Ты будешь совсем забыт.

И эхо древнейших песен

В сердцах уже не звучит.

Где льдины кроваво алеют

Сердце твоё скрыто льдом.

Но тот, кто его отогреет,

От коварства умрёт потом.

За это нам нет прощенья,

Спасенья за это нет.

По одному в забвенье

Уходим. Но тлеет свет

Надежды: придут другие,

Лучше нас, почивших во мгле,

На пепле построят мир и

Подарят покой земле(*).

* Стихи Ирины Зауэр

Эпилог

В Эскендерии шёл снег, впервые за двадцать лет, что Жерард здесь жил. Несносные белые мухи жалили холодом и сыростью, залепляли глаза. В чистых кварталах богатого верхнего города было ещё ничего, но чем дальше он отходил от дворцов знати и особняков богачей, тем больше вокруг становилось грязи. Помои смрадным потоком текли по кривым улочкам, из подворотен выбрасывали тела замёрзших насмерть оборванцев. Сколько сброду за стенами города собралось — уму непостижимо. Порой кажется, вся Сальвани сюда сбежалась от пожаров единоверческий восстаний. Беженцы вызывали столь жгучую злобу, потому что среди них не было его собственной семьи, которая навсегда осталась среди пепелищ загородных усадеб вблизи некогда цветущей столицы, Константии.

В независимый город книжников, древнюю твердыню Стражей, Эскендерию, что стояла на меже солнечной Сальвани и богатой Норикии, отец привёз Жерарда, когда тому было всего восемь. Устроил в грамматическую школу постигать науки, к которым у мальчика обнаружились склонности, а сам вернулся поправлять дела в пришедшем из-за восстаний в упадок имении. Сколько раз Жерарда писал ему и матери письма с просьбами уезжать из пчелиного улья, но они не хотели бросать любимую страну и народ — неблагодарный сброд, который давно от них отвернулся.

Отец всегда был добр к простолюдинам, порой даже слишком, принимал в любое время дня и ночи, не требовал платы за лечение, делился собственными запасами в голодные годы. Но это не спасло его, когда безумная чернь ворвалась в имение и начала резать всех без разбора. Только за то, что над входом в старый ветхий дом висел герб Стражей. Фанатики подпалили Константию. В засушливое летнее время ветер разнёс огонь до самого побережья, выжег город и близлежащие земли дотла.

Известие о гибели родителей пришло как раз перед поступлением в университет. Это не убило Жерарда, наоборот, сделало сильнее, заставило сцепить зубы, получить высший балл по всем испытаниям и открыть себе путь в вожделенный мир книжников. Мир, где сосредоточены золото и власть. Если пробраться на самую верхушку, стать у штурвала, можно ещё что-то изменить, спасти и отомстить. Совет Стражей смеётся и бездействует. Пускай Сальвани сама решает свои проблемы, орден не станет вмешиваться и поднимать оружие против собратьев — людей. Седобородые старики из совета хоть раз видели, каким одержимым огнём горят глаза единоверческих фанатиков? Не люди они, демоны, демонами одержимые.

Сейчас Жерарду было уже двадцать семь. Почётное место в круге книжников, степень магистра и собственная, пускай и небольшая, лаборатория при кафедре Мистических возможностей одарённого разума. А недавно старый руководитель кафедры подал в отставку и сделал Жерарду заманчивое предложение — жениться на его дочери и унаследовать должность. Жерард не слишком интересовался женщинами, только как средством, чтобы снять напряжение и усталость, о женитьбе и вовсе никогда не думал. За женой же надо ухаживать, подарки дарить, быть внимательным, а времени на это нет. И желания тоже. Но ради должности, ради места в Совете ордена Жерард бы смог. Его амбициозный замысел требовал много золота и влияния. Нужно было получить доступ к одержимым, желательно уговорить Совет оставить их в живых для исследований. Авалорец уже стращает всех байками о светопреставлении и требует, чтобы от одержимых избавились немедленно. Демоны бы побрали его занудливую правильность. Кодекс давно устарел и нуждается в реформировании, только слепые упёртые бараны вроде Комри этого не видят! И почему место в совете им дают только за то, что они принадлежат к древнейшему роду? Ведь это первейшее нарушение Кодекса, который Гэвин так любит цитировать.

Жерард отмахнулся от воспоминаний о заклятом друге. Единственный человек во всём Мидгарде, с которым интересно было беседовать и даже спорить. Почему они оказались по разные стороны баррикад, ведь цель у них одна — защитить орден. Защитить людей — да, так поправил его Гэвин, такой же романтичный дурень, как отец Жерарда. Он обязан его спасти. Их всех, напыщенных недальновидных дурней.