Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая - Эрнест Лависс

Но эта победа абсолютизма оказалась весьма непрочной. 4 февраля при вести о моденских событиях восстала Болонья; легат был арестован, власть папы объявлена упраздненной и составлено временное правительство. Движение, распространяясь с быстротой молнии, охватывало последовательно города Романьи, провозгласившие себя независимыми, Марки, где ветеран Первой империи, полковник Серконьяни, с горстью добровольцев овладел Анконой и подступил было к самому Риму, Модену, откуда Франческо IV был изгнан на третий день после стычки, закончившейся арестом Мепотти, наконец Парму, где население, увлеченное общим примером, заставило свою государыню Марию-Луизу удалиться в изгнание (11 февраля). В одну неделю революция была закончена, и знамя восстания развевалось теперь от Пьяченцы до Анконы и от Феррары до Риети.

Австрийское вмешательство и подавление восстания. Месяц спустя старый порядок был восстановлен во всех восставших провинциях, так легко добывших себе свободу. Лишний раз итальянцы, забыв уроки 1820 и 1821 годов, предались пагубным иллюзиям, и те же ошибки обрекли их на те же разочарования. Вожди движения, подсчитывая шансы успеха, надеялись на Францию, на Италию ъ. на самих себя,

Но на французском престоле сидел человек, относившийся подозрительно к революции, в которой видел отдаленную опасность для своей династии с тех пор, как в итальянском движении приняли участие двое сыновей Луи Бонапарта, бывшего голландского короля. Новый французский министр Казимир Перье, убежденный сторонник мирной политики, заявил с трибуны, что «французская кровь принадлежит одной Франции», и не позволил недавнему вождю неаполитанской революции Гульельмо Пепе отправиться в Италию чтобы стать во главе восставших. В Италии Тоскана оставалась спокойной, несмотря на все старания Либри вовлечь ее в движение, и заговор, возникший в Пьемонте, кончился арестом лиц, намеченных в предводители. Наконец, в восставших провинциях вожди либеральной партии обнаружили поразительное непонимание реальной обстановки: вместо того чтобы собрать воедино все революционные силы, они ограничились тем, что объединили под названием Итальянских соединенных провинций города, принадлежавшие к папским владениям, причем не решились присоединить к ним города Моденского герцогства, чтобы не нарушить так называемый принцип невмешательства. В ту минуту, когда необходимо было прежде всего обеспечить существование нового государства, подготовляя средства, чтобы отразить вероятное нападение, либералы занимались больше всего преобразованием администрации и вотировали законы, вместо того чтобы формировать войска. Это делало неизбежным австрийское вмешательство, которое и не замедлило последовать. Папа Григорий XVI написал императору Францу I, прося у него помощи против революции. И вот армия Фримона, выступив из Пьяченцы, восстановила Марию-Луизу в Парме, без труда одолела моденское ополчение, предводимое старым генералом Цукки, и двинулась к Болонье, где к австрийцам присоединился другой корпус, прибывший из Феррары (21 марта). Встретив и рассеяв добровольческий отряд Ар-манди в 7000 человек, австрийская армия продвинулась до Римини, где дала удачное для нее, но славное и для ее противников сражение (25 марта), и затем — до Анконы, куда бежало временное правительство Соединенных провинций. Так как отстоять крепость Анкону было невозможно, то 29-го была подписана капитуляция, в силу которой всем находившимся в городе разрешалось беспрепятственно удалиться за границу. Революция была подавлена, и прежние государи восстановлены повсюду. Их возвращение сопровождалось репрессиями и вероломством, как это повторялось везде при восстановлении абсолютизма: в Модене. Франческо IV немедленно по возвращении в столицу отправил на эшафот Чиро Менотти (20 мая 1831 г.) и установил в своих владениях настоящий режим террора; в Анконе папа признал капитуляцию недействительной, и австрийское правительство пе соблюдало ее условий: около ста либералам пришлось томиться в венецианских тюрьмах за содействие правительству, учрежденному при победе восставших.

Движение 1831 года увенчалось эпилогом в следующем году. Во-первых, австрийская оккупация, на которую государственный секретарь Григория XVI, кардинал Бернетти, согласился лишь скрепя сердце, прекратилась по его просьбе ц июле месяце; во-вторых, реформы, которых державы требовали у папы для его подданных в пресловутом меморандуме 10 мая, не были осуществлены, и население Романьи, уже не сдерживаемое присутствием императорских австрийских войск, начало с оружием в руках требовать их исполнения. В главных городах легатств, особенно в Чезене и Форли, сформировались городские ополчения, дававшие настоящие битвы швейцарским войскам, посылавшимся папой для их разоружения (январь 1832 г.). Чтобы не дать смуте распространиться и с целью предупредить повторение прошлогодних событий, понадобилась вторичная австрийская оккупация, которая сама по себе имела неожиданное последствие: министр Казимир Перье, желая создать противовес престижу, который должно было обеспечить венскому кабинету в Италии это вмешательство, прислал французский полк с приказанием занять Анкону. Впрочем, Казимир Перье заявил, что оккупирует эту крепость от имени папы, и запретил начальнику гарнизона вмешиваться во внутреннее управление папских земель, где продолжало господствовать прежнее беззаконие — вплоть до воцарения нового папы (Пия IX в 1846 году).

Новые идейные течения. Все революционные движения в Италии с 1815 по 1832 год были подняты одними и темп же лицами, носили один и тот же характер и не удались по одним и тем же причинам. Их вызывали тайные общества, ими руководили старые наполеоновские офицеры, их поддерживала либеральная буржуазия, они являлись делом того поколения, которое познало восторги революции и сохранило память об Империи. Исходной точкой восстаний и толчком к ним было отвращение к господству произвола, их целью — установление конституций, и потому в них следует видеть скорее выражение либеральных тенденций, нежели национальных страстей.

Европа боролась с революционными движениями дипломатическим оружием, Австрия подавляла их силой, и в этой двойной борьбе движения эти терпели крушение частью вследствие неопытности своих вождей, не умевших столковаться между собой, частью вследствие равнодушия населения, не желавшего их поддерживать. Горький опыт трех неудачных попыток не пропал даром: между 1830–1840 годами созрело для политической жизни новое поколение, молодое, пылкое, восторженное, тем более вдумчивое, что оно имело еще мало случаев тратить свою силу, и тем более смелое в своей идеологии, что оно не имело случая наталкиваться на практические затруднения. Исследовать, по каким причинам прежние революционные движения потерпели неудачу и каким образом можно обеспечить им успех в будущем; выяснить, каким путем можно привести Италию к свободе и как надо будет организовать Италию, чтобы она была счастлива; воспитать народ в идее национальности — идее, жившей до сих пор лишь в умах нескольких отдельных мыслителей, — такова была задача этого поколения, которому революция 1848 года дала возможность применить свою теорию на деле.

Вызванное и руководимое людьми этого поколения движение мысли обозначают именем Risorgimento (воскресение).

Революционеры и реформисты. Инициаторы этого движения, единодушно осуждавшие ошибочные способы действия, применявшиеся до сих пор, естественно, должны были разделиться на две группы и образовать две школы, отличавшиеся одна от другой как своим учением, так и намечаемой целью. Одни, одаренные более пылким характером и более живым воображением, видели Италию не такой, какой она была в действительности, а такой, какой она должна была быть, рисовали себе ее идеальный образ согласно политической теории или по образцу соседних стран, и для осуществления этого идеала настойчиво предлагали насильственные мероприятия и радикальные решения; другие, более благоразумные и считавшиеся не столько с тем, что желательно, сколько с тем, что возможно, — требовали лишь некоторых улучшений в существующем порядке вещей и ставили своею целью добиться реформ без революции. Таким образом, первые, известные в истории под названием партии Молодая Италия, были революционерами, а вторые, называвшиеся тогда неогвелфам остались реформистами[164]. Три вопроса должны были привлекать их внимание и дробить их усилия: вопрос о территориальном устройстве, о политической независимости и о внутренней свободе отдельных итальянских государств.

Революционеры. Маццини. Основателем и вождем Молодой Италии был человек, неукротимая энергия которого, пламенная любовь к отечеству и героическое самоотречение сделали его в глазах соотечественников чистейшим и благороднейшим олицетворением национального чувства. Его звали Маццини, он родился в Генуе в 1809 году. Сначала он занимался литературой и философией, потом выступил на политическом поприще в качестве редактора двух газет, которые одна за другой были закрыты; на двадцать втором году жизни, заподозренный в карбонаризме, он должен был покинуть родину и оставался в изгнании почти до смерти; его пропагандистское, апостольское служение длилось сорок лет. На службу делу, которому он отдал свою жизнь, Маццини принес разнообразные и могучие духовные качества: упрямую веру мистика, глубокую мысль теоретика и нравственный авторитет учителя. Жизнь его не раз была в опасности, планы часто разлетались впрах, но и в дни гонений он был тверд и в дни испытаний не падал духом; ничто не могло пошатнуть его веры в конечное торжество его идей: ни невзгоды изгнания, ни неудачи попыток; из всей его партии, может быть, только он один никогда не отчаивался в успехе. Позднее Гарибальди в знаменитом тосте в честь Маццини сказал о нем: «Он один бодрствовал, когда все спали». Обладая широким и просвещенным умом, Маццини мастерски умел находить в философии и истории доводы в пользу своей мысли и соединять их в строго последовательную логическую систему, которую излагал с. увлекательной ясностью языком, доступным для всех; наконец, его нравственная чистота и внешние данные в такой же» ^степени помогали ему дисциплинировать людей, как систематический ум помогал ему дисциплинировать идеи. Строгость — его жизни и абсолютное бескорыстие в служении убеждениям стяжали ему уважение даже противников, а преданность друзей объясняется влиянием, которое оказывали на них заразительный жар его красноречия, лихорадочный блеск его черных глаз. Тотчас по прибытии во Францию (1830) он начал свою революционную пропаганду; из его упорно направленных в одну точку размышлений родилась пять лет спустя программа-манифест его партии — Молодой Италии.