Кесарево свечение - Василий Аксенов

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ах, «Аврора», при всей ее огневой мощи она была истинной женщиной! И как она понимала нас с тобой, хотя в ней не было ни белков, ни углеводов.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Послушайте, Славка, и ты, Дом, а что, если я спою эту песню Вторым? Вообще попою им что-нибудь, в том числе и из старого репертуара?

Мстислав Игоревич молчит, лицо его темнеет.

ДОМ. Лучше не надо.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Нам давно нужно посоветоваться насчет Вторых. Вам не кажутся странными наши с ними отношения, вернее, отсутствие отношений?

ДОМ. А вам вообще-то не кажется странным само наличие ваших Вторых?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Что же в этом странного? Это постепенно входит в моду. Конечно, не все сейчас могут это позволить, но почему не позволить этого, если можешь?

ДОМ. Нет, если не кажется странным, значит, не странно. Все в порядке.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Мы потратили на них прорву денег.

ДОМ. Деньги – это святое!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Мы потратили на них столько этого святого, что я даже затрудняюсь назвать окончательную сумму.

ДОМ. Я могу назвать.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Нет-нет, лучше не надо.

ДОМ. Я так и знал, что «не надо». Однако, если понадобится, я немедленно могу дать справку как по этому вопросу, так и по всем другим, по которым «не надо».

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А что, сарказм тоже запрограммирован в этих домах?

ДОМ. Молчу.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ты знаешь, Славка, в последнее время я только о них и думаю, о наших Вторых. Иногда я даже спрашиваю себя, а не совершили ли мы ошибку, подписавшись на них? Я их не понимаю. Кто они? Может быть, это просто наши дети? Но они нам не дети. У нас с тобой никогда не было детей, если не считать той фантазии с Марком… ну, помнишь?.. (Мстислав Игоревич молчит и отворачивается в сторону.)…Где это было, на каком-то острове?.. Нет?.. (Расползается, что-то мямлит, потом встряхивается.) Вуаля, я тоже ничего не помню. В общем, мы с тобой бездетные любовники вроде тех набоковских братишки с сестренкой, что трахались, как кролики, но никогда не приносили потомства, но все-таки я догадываюсь, что дети никогда не бывают такими чужими. Даже в конфликте «отцов и детей» отцы и дети не чужие, тем более не чужие, если в конфликте. Если бы у нас был конфликт с нашими Вторыми, но у нас с ними нет конфликта.

Конечно, внешне это мы в наши лучшие годы, но внутренне они совсем не такие – точнее, просто никакие. Дело даже не в том, что к ним не перешел наш опыт, дело, я думаю, в том, что они не путешествовали в твоем сперматозоиде и в моей клетке, а самое главное – они не были в моей утробе, они не слышали меня из утробы, а ведь Фрейд еще утверждал, что личность закладывается в утробе.

Не знаю, как обстоит дело у тех, кто тоже подписался на клонов, ну, скажем, у Березовских, но я, признаться, всякий раз вздрагиваю, когда моя Вторая входит в комнату или ныряет в бассейн, когда я там плаваю. Иногда я думаю, может, она вообще, ну… не человек, а, ну… изделие? Может быть, это неживая красавица? Может быть, это неживая пара красавцев? Может быть, они сродни тем, нашим вечерним гостям из вирту?

ДОМ. Простите, Наталья Ардальоновна, а почему вы думаете, что ваши вечерние гости неживые?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (вздрагивает). Дом, не забывайся! Не сбивай нас с толку! Есть обычная, пусть немного скучноватая, но регулярная жизнь, и есть метафорическая, сродни тому, что еще недавно считалась искусством, даже как бы из всех искусств важнейшим, тем отснятым на пленку метафорам. Вирту, я убежден, это некая пространная метафора. (Жене.) Разумеется, роднульча, Вторые – это не дети, это наши копии, развившиеся из наших ДНК в результате применения безумной, хотя бы по стоимости, технологии. Это просто мы сами, наши запасные тела, и они продолжат нас, когда мы, ну, когда, ну…

Молчание. Деликатное покашливание Дома.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. И все-таки, почему они совсем не такие, какими были мы в те годы? Ты был таким забавным, Славка, а твой Второй совсем не забавный. А моя Вторая? Вообрази, она накупила себе «Мадам Роша»! Даже под страхом расстрела я не купила бы «Мадам Роша»! И потом, скажи, почему при виде Второй не обмирают мужчины? Ты ведь помнишь, как они обмирали, увидев меня. Почему эти существа никогда не задают нам вопросов о нашем прошлом? И потом, наконец, почему они не трахаются друг с другом?

Почему у них нет никакого влечения друг к другу? Иногда я смотрю на них издали. Вот они сближаются на стадионе. У меня замирает дыхание. Вспомни, что с нами было. Мне кажется, что это мы с тобой сближаемся, такие красивые, какими были семьдесят лет назад. Вот мы сейчас бросимся друг к другу без оглядки, начнем целоваться и трахаться, а потом пить какую-нибудь бузу, курить что-нибудь неполезное, петь что-нибудь вздорное. «Розы, кресты, эвкалипты вырастут там на снегу. Встретим же Апокалипсис стаей гусят на лугу…»

Ничего подобного не происходит. Если уж нам они чужие, то друг другу совсем чужие. Бегают и прыгают на своем стадионе, как одержимые чем угодно – рекордами, что ли, но уж только не друг другом. Не знаю, разговаривают ли они друг с другом? Дом, ты слышал когда-нибудь, чтобы они разговаривали друг с другом?

ДОМ. Да, слышал. Они разговаривают друг с другом.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Ну, хватит об этом.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Что это значит – хватит об этом? О чем еще нам нужно сейчас говорить, как не об этом? Для чего мы подписались на Вторых? Не понимаешь, к чему мы подходим все ближе и ближе? Мне вовсе не светит продолжаться в каком-то чудовище. Лучше уж просто истлеть.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Я не могу этого слышать! Все эти разговоры бесплодны. Дело сделано. Назад не повернешь. Это не куклы. Они такие же люди, как все мы. В принципе тут такие сравнения неуместны, потому что они – это мы.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ты уверен в этом?

Он молчит. Она молчит. Дом молчит. Лишь только чайки пищат.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Может быть, в них воплотились какие-то наши, нам самим неизвестные качества?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ну, утешил! Да у них нет никаких качеств, кроме свежести тел. Может, тут какая-то халтура прогулялась? Или какая-то фундаментальная ошибка этой ёбаной технологии? Может быть, можно обжаловать? Послать рекламацию? Отправить их на доработку?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Что за глупая идея?!

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ты сам, ты сам дурак! Ты только и ищешь повод, чтобы меня оскорбить! Сдохни, гадкий старик!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (так же моментально взъяряется). Вот и сдохну! А с кем ты тогда будешь жить? С моей молодой копией, да? А вот возьму и не сдохну! Возьму вот и буду спать с твоей копией!

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ура! Открылась твоя вонючая бездна! Вот на кого твой тореадорский рог нацеливается!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Нет, это твоя вульва, пересаженная от балерины, трепещет похотью!

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Гадкий старик!

ДОМ (громогласно). Молчать! Руки по швам! Задами – к Фьюзу!

Фьюз выезжает вперед. Мстислав Игоревич и Наталья Ардальоновна прижимаются задами к щечкам аппарата.

Аппарат, слегка вибрируя и излучая определенное свечение, заряжает их новой энергией.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Прости меня, роднульча.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Это ты меня прости, роднульча.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Бог с ними, со Вторыми. Пусть живут как хотят.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Давай уж и мы с тобой, мой милый, мой любимый, доживем вместе то, что осталось. И пусть будет так, как будет. Кё сэра, сэра! Уотэва уил би, уил би![151]

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Правильно, девочка. Ведь судьбы, кажется, еще никто не отменял. Даже Овал.

ДОМ. Сеанс окончен. Пациенты свободны.

Фьюз отъезжает в глубину сцены. Супруги, снова в хорошей форме, поворачиваются друг к другу.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (смеется). Женщина Двух Столетий!

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (смеется). Воссоздатель Воздуха!

ДОМ. Пою тебе, о Гименей! (Поет эпиталаму из оперы Рубинштейна.)

Супруги танцуют, лобзаются, предлагают друг другу какие-то ароматические порошки, чихают, от чего смеются еще пуще. Открывают шампанское.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. Ну хорошо, пойдем поплаваем с дельфинами, а потом по делам.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ. Эти дельфины! Вообрази, они, оказывается, все знают про нас. Кажется, у них еще более тесная связь с Овалом, чем у нас. Вчера я плавал с Млдом и Дломом, так было забавно, мило, мы вышли на какую-то проникновенную коммуникацию, и они стали расспрашивать меня об авантюризме в девяностых годах прошлого века. Их деды, оказывается, и тогда плавали вокруг Кипра и все про нас знали. Жалко, что нельзя заказать себе клона в виде дельфина.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА. А мои подружки Зги и Гзи уверяли меня, что там где-то в морских глубинах есть своя Женщина Двух Столетий. Ну, дельфиниха, конечно. Они говорят, что она очень похожа на меня. Иногда, говорят, просто кажется, что это вы, мадам Какаша. Я так хохотала – чуть не захлебнулась.