Смех под штыком - Павел Моренец

Заявился в Туапсе, а там его уже коммунист, комендант города встретил.

Хитрый «подлец», а молодой. Торжественно встретил и торжественно приводил… в Сочи, к Вороновичу.

С’езд же после от’езда гостей продолжал работу. Уселись, очи вставили на сцену. Воронович предложил высокому вниманию почтеннейшего собрания на утверждение телеграмму Совнаркому, и она при бурных протестах большевистской фракции была одобрена и послана. Конец ее был, прямо-таки, вызывающий: «Выражаю уверенность, что ни одна нога советского солдата не вступит на территорию свободного Черноморья». Будто не советские ноги были у солдат его армии.

Потом приступили к обсуждению резолюции по текущему моменту. Она уже обсуждалась накануне на крестьянской фракции, и принята была единогласно, однако для утехи обойденных фронтовиков и рабочих, дали им поговорить. Оставалось только прекратить слововерчение и голоснуть заранее подготовленную резолюцию. Но этот дурак-Филипповский испортил всю игру Вороновича: испугался малочисленных фракций оппозиции и предложил резолюцию, резко отличную от прежней.

Вороновича взорвало такое неслыханное нарушение фракционной дисциплины, он отказался от участия в согласительной комиссии и ушел в штаб, к прямому проводу, успокоить себя радостными сведениями о трофеях и новых победах его армии. Когда он вернулся, Филипповский уже бесповоротно сел в лужу, допустив провести на с’езде резолюцию без обидных для большевиков мест.

Следующие заседания с’езда проходили вяло. Фронтовики выехали в Туапсе, где коммунисты готовились к захвату власти.

Воронович в восторге: допек-таки, выкурил их, теперь остается главное: переизбрать комитет. И здесь получил Воронович блестящую победу: фракции рабочих и фронтовиков не провели своих кандидатов. Торжественно закрылся с’езд, торжественно раз’ехались по домам крестолюбивые дезертиры, а на фронте солдаты совсем отбились от рук.

Дошли до Вороновича сведения, что в Туапсе идут грабежи складов, и натравливают солдат на эти грабежи большевики; что офицеров пленных расстреливают, что, наконец, его карьера министерская просится в архивное дело Керенского.

Выслал он туда спешна свою почетную гвардию, три роты крестьянские, — обезоружить, навести порядок, заставить подчиниться железной воле вождя. И сам вслед поехал.

А большевики ему рады, поклоны перед ним размахивают: одни в одно ухо, другие в другое — подсказывают, все что нужно докладывают. Провожали его еще сердечней; комендант, насмешник, даже ручку подал, подсадил его на катер. И растаял, размяк Воронович, уехал в свою виллу, и занялся организацией волостных управлений в Сочинском округе. Надо же пример дать для других крестьян, чтобы все видели его порядки, все восторгались и себе пожелали того же.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Группа всадников скачет по белому шоссе. Под серыми ребристыми скалами застоялась предвечерняя тень. Уставшее холодное солнце посылает прощальные лучи, речка под обрывом у шоссе кажется бездонной, в ней отражаются опрокинутые скалы, стволы деревьев, кусты. Всадники веселы, громко делятся впечатлениями. Они возвращаются с разведки: на железном мосту обстреляли конный отряд белых да так неожиданно, так остервенело кричали, что те в панике смешались, некоторые от страха сорвались с лошадей — и все понеслись в Геленджик. Впереди всадников на свинцовом богатыре скачет Илья. Смотрит серьезно, а на душе легко, весело. Большая борьба начинается. Белые встревожены, разбросали части от моря до хребта Кецехура верст на пятнадцать, везде вызывают зеленых на бой, а те отмалчиваются. Не хочет Илья втягиваться в губительную позиционную войну: зеленые вынуждены будут занять фронт, стянуть на него всех бойцов и сидеть неподвижно, — а ведь зеленые побеждают неуловимостью, внезапностью нападений; вынуждены будут быстро израсходовать ограниченные запасы патрон; дадут возможность противнику накопить силы и разбить их в прямом бою.

Илья предпочел бы уйти в глубь гор, он даже и направился было из Адербиевки, но пришли сведения, что Туапсе взят, Петренко с большими силами идет на помощь, и Илья в ожидании его перевел отряды из Адербиевки в Широкую щель.

Он дернул левый повод, — лошадь испуганно храпнула и, упершись, вдруг прыгнула через бревенчатый мостик на канаве шоссе. Вереница всадников стремительна понеслась вслед влево между сдвинувшимися горами по влажной песчаной дороге. Речка шаловливо извивалась, оплетая дорогу; лошади не хотели итти в воду и шарахались в сторону, тесня друг друга, пока плетки седоков не понуждали их смириться.

Вскоре открылась широкая поляна, заполненная табором повозок, толпами солдат; полыхали костры, высоко взвивался клубами серый дым, рядами стояли козлы винтовок. Вокруг настороженно высились горы. Со стороны Геленджика на лысой горе лазали крохотные зеленые — там стояла застава.

Илья проскакал к одинокой облупленной белой хате, где помещался его штаб. Спрыгнул с лошади, бросил поводья стоявшему около зеленому, чтобы тот передал под’езжавшему ординарцу, и прошел быстрым шагом в хату. В ней было набито зеленых. У стола на кровати сидел Пашет. Он, улыбнувшись, поднялся навстречу Ильи, тот поздоровался с ним и, попросив зеленого подняться с табурета у стола, сел. Левую руку — на стол, правую с плеткой — в пах. Улыбнулся, глядя на Пашета, и начал:

— Хорошо, что ты приехал: я сегодня же смогу отправиться в Пшаду. Что там нового?

— Да что нового? — начал тот медленно и захохотал тихо: — Петренко уже пачку телеграмм прислал: иду освобождать вас, ждите, встречайте. И подписывается командующим восточного фронта. Наверно, в Туапсе его этим чином наградили. Ну, он и голову потерял.

— Эк их, никак не могут без высоких чинов. Но ведь он же должен знать, что в Пшаде создан реввоенсовет, представители от его отрядов на конференции были. Что же он, за власть бороться думает что ли?

— А чорт его знает… Бери табак, сворачивай папиросу.

— Меня предупреждали здесь, чтобы я подчинился ему: он-де властолюбивый, убрать может с дороги. А я такому тем более не уступлю. Что мы, городушки строим? Постановлением конференции об’единены все зеленые от Геленджика до Туапсе. Создан реввоенсовет, я утвержден командующим. И разговоры кончены… Товарищи, тише: вы мешаете говорить о деле. Выйдите, кому нечего здесь делать. На воздухе — благодать… Так вот, Пашет, я вызвал тебя, чтобы ты остался здесь, а я с’езжу в Пшаду, с реввоенсоветом познакомлюсь и кстати Петренко встречу.

Вошел строгий Иосиф. Он выглядит, как и Илья, старше своих лет. Поздоровался с Пашетом. Илья обратился к нему.