Происшествие в Нескучном саду (сборник) - Андрей Платонов

Он прошел в дальний угол, где между шкафами лежали его гири, поднял их, рассеянно подержал на вытянутых руках, швырнул обратно. Зачем они ему теперь?

Историю этих гирь не знал даже Федотов.

В молодости настольной книгой Гонцова был Джек Лондоновский «Мартин Иден». По много раз мог он перечитывать места, где упрямый матрос, твердо решивший стать писателем, ломает привычный уклад своей жизни. За год Мартин должен научиться тому, что люди в обычных условиях изучают десятки лет. Поэтому он разрешает себе спать только два или три часа и вскакивает по первому звонку будильника.

По-видимому, именно под влиянием этого друга из книги Гонцов начал свои всенощные бдения в лаборатории. Оставаясь там ночью один, он открывал первым долгом настежь окно и, жадно вдыхая прохладный воздух, делал гимнастику. Потом обтирался ледяной водой и, освеженный, сбросив с себя липкую усталость прошедшего дня, садился к столу.

Проходило два-три часа, глаза начинали слипаться, тело тяжелело, наливаясь дремотой. Досадуя на несовершенную природу человека, Гонцов вставал и заваривал крепкий чай.

Гимнастикой, папиросами, крепчайшим чаем он поддерживал себя до пяти-шести часов утра, когда нервы окончательно сдавали и он засыпал внезапно и крепко, точно сон, подкравшись на цыпочках сзади, оглушал его ударом по темени.

Так было до недавнего времени. Теперь единоборство Гонцова со сном вступило в новую фазу, о которой не догадывался никто в институте. Бесполезные гири покрывались пылью в углу между шкафами. Чайник не пыхтел и не подскакивал больше на своей подставке. Гонцову не хотелось спать. Голова его была свежа круглый день, тело бодро, и мысли ясны, как после купанья, и только все время почему-то очень надоедливо, хоть и негромко, звенело в ушах.

Ни Федотову, ни Кулябко не признался он в том, что эксперимент проходит удачно. Вторую неделю уже в его тетради стояла графа: «Виктор Гонцов, 27 лет», – и под ней записи давления крови, частоты пульса, различных химических и физиологических реакций.

Втайне от всех сотрудников руководитель лаборатории проверял на себе найденный им антидот[Антидот-противоядие, которое в соединении с ядами превращает их в неядовитые вещества. Так, танин при отравлении алкалоидами (исключая морфий) образует с ними нерастворимые соли, окись магния при отравлении кислотами превращает их в соли и т. д.]. Он не думал о риске, захваченный азартом исследователя. Он спешил принести человечеству освобождение от сна и первым вступал на эту неизведанную и, может быть, опасную тропу.

Гонцов пустил в ход реакцию в больших зеленоватых колбах и, прислушиваясь к равномерному журчанию переливающейся жидкости, сел за стол. Да, все развивалось нормально, довод цеплялся за довод, оснований для беспокойства не было.

Задумчиво потирая выпуклый, прекрасной формы лоб, Гонцов перечел записи, сделанные им накануне: «Итак, можно считать доказанным, – было набросано его угловатым, решительным почерком, – что в основе деятельности центральной нервной системы лежат биохимические процессы. Отсюда и исходят авторы токсических теорий сна.

Вводя соли кальция в мозг кошки, Демоль погружал ее в сон, длительность которого зависела от дозы. Наоборот, введение солей калия прерывало этот искусственный сон. Бушар, проводя опыты над кроликами, обнаружил, что моча, выделяемая вечером, производит возбуждающее действие, между тем как моча, взятая утром, после сна, вызывает наркотический эффект.

Эррера считает главным возбудителем сна лейкоманы, образующиеся в организме в процессе бодрствования и парализующие высшие нервные центры. Накопление их и вызывает сон, который является результатом своеобразного самоотравления организма. По Эррера, сон, таким образом, представляет собой восстановительную функцию, способствующую освобождению мозга и других тканей от ядов. Во время сна происходит как бы ожесточенная война между лейкоманами и их антидотами, и каждую ночь человеческое тело, погруженное в дремоту, служит полем, где разыгрывается сражение.

Лежандр и Пьерон показали, что при длительной бессоннице в крови и в спинномозговой жидкости животного накапливается особое вещество гипнотоксин. Если взять кровь, спинномозговую жидкость или экстракт мозга у собак, которым долго не давали спать, и ввести нормальным собакам, это вызовет у тех сон.

Работы руководимой мною лаборатории переносят центр тяжести именно на спинномозговую жидкость. Я считаю, – и доказываю это рядом экспериментов, что одной из главных причин сонливости, как и самого сна, является изменение свойств и химического состава спинномозговой жидкости.

В этом направлении мы и работали в течение многих лет, подбирая всевозможные искусственные антидоты, которые могли бы частично или полностью заменить те естественные противоядия, которые вырабатываются в человеческом организме во время сна и вызывают пробуждение.

Трудность заключалась в том, что в обычных условиях, по-видимому, действует не один химический или физический фактор, как предполагали названные выше авторы, но целая совокупность их. В частности, не обращалось достаточного внимания на роль желез внутренней секреции.

Кроме того, в результате сна происходит не только освобождение организма от вредных шлаков, но и вырабатывается новая энергия, совершается как бы зарядка аккумулятора нервной и мышечной системы.

Всем этим многочисленным условиям и должен удовлетворять идеальный антидот, могущий при регулярном введении в организм уничтожить потребность в естественном сне и создать…» Часы, стоявшие высоко на книжном шкафу, мерно отсчитали три удара.

Время опыта!

Гонцов отодвинул тетрадь и, прищурясь, отмерил в градуированной мензурке испытываемый антидот.

С каждым днем, согласно предначертанному плану, он увеличивал дозы в строго определенной пропорции.

За окном расплывался серый, рассветный туман.

Уличные огни поблекли, и в тишине пустынной улицы с особой, бодрой отчетливостью прогромыхал грузовик, нагруженный бидонами с молоком. Ночь кончалась.

Шторы надулись, как парус корабля, готового к отплытию. Ветер, скользнув в комнату, быстро перевернул несколько листов тетради.

Гонцов очнулся от задумчивости. Он высоко поднял стакан, налитый до краев, и посмотрел на свет. Густая голубоватая жидкость переливалась там, и золотые искры вспыхивали в ней, как чаинки.

Ожидание необычайного вдруг охватило его.

– Ну, что ж, за здоровье будущих поколений, – пробормотал он шутливо и залпом выпил антидот.

Глава третья