Партизаны Подпольной Луны - GrayOwl

- Ну и Храпунцель, распусти свои сопельки, - подумал Северус.

Он знал германские сказки из первоисточника, бывшего в библиотеке Лорда и прочитанного от нечего делать. Это была «Хроника удивительных историй, кои на ночь рассказывают», написанная на нижнегерманском языке. Какому монаху стало угодно собрать грешные, земные, во многом не богоугодные сказки в единую рукопись, было неизвестно. Автором был некий Анонимус, так он подписался, наверное, чтобы не опозориться в веках за своё необычное увлечение.

Хроника эта была, пожалуй, самым увлекательным чтивом из библиотеки. Ну, ещё были, разумеется, «Сага о Беовульфе» и «Похищение быка из Куальнге». Только вот англо-саксонская сага о юном герое Беовульфе - «пчелином волке», то есть, медведе, записанная лишь в тринадцатом столетии на негодном новоязе, из-за влияния языка жестоких норманн, в подмётки не годилась написанной на старо- и среднегэльском «Похищении» из Книги Красной Коровы.

Северусу в то время было даже обидно, что его предки не придумали истории позатейливее, хотя были в «Саге о Беовульфе» и чудовище королевства датского под управлением несчастливого Хродгара, Грюндель, еженощно поедавшее дружинников конунга, и даже мать Грюнделя, ещё более страшное чудо, был и шведский дракон, победив которого, Беовульф пал от ран.

Но в целом история Беовульфа казалась Снейпу скучной, не то, что приключения Фердиада, врага Ульстерского уладского героя Кухулина, не дававшего злобной королеве Коннахта Медб и её супругу Айлилю увести у уладов случного божественного быка Донна Куальнге. Хоть и погиб Кухулин, но так красиво и романтично, привязанный к древу, истекающий кровью от ран, полученных в трёхдневном изнурительном поединке с Фердиадом и мучимый птицей, прилетающей выклёвывать ему внутренности.

Древнегерманские сказки же поражали, прежде всего немереной, варварской жестокостью. Они полны были самого подробного описания страшных пыток и необычайных, дикарских казней. Да, дикие немчики вовсю разошлись в своей Священной Римской Империи Германской Нации* с таким громким, обязывающем ко многому названием, на самом деле оставаясь варварами со всею их глупой, неоправданной жесткостью. Варварами, во владении которых оказалось пол-Европы.

Так, что саксонские законы Доброй Воли можно было посчитать детством по сравнению даже со сказками, «кои на ночь рассказывают» немецким отпрыскам благородных семей в десятом - двенадцатом веках, времени расцвета Империи.

Разумеется, в «Хронике удивительных историй» речь шла о благородном сословии. Не о крестьянских же, ещё совсем варварских поверьях писать! Не по грязным, полуразваленным дворам ходить в поисках сказок! Хотя… Монахи-миссионеры бродили же от одного нищенского подворья в деревне к другому, обращая в католичество, к тому времени уже развитую религию, поганых простецов. Могли и о сказках что-то узнать. Теперь-то в этом уже не разберёшься.

Северус мыслил вяло от хронического недосыпания с тех самых пор, как они водворились у саксов. Да и в Сибелиуме, в родном его в «этом» времени доме, хоть ночами он спал, греясь о толстый бочок жены, утра были неспокойными, но полными любви… любви с родным, возлюбленным паче меры Квотриусом. Светом его бытия, основой основ своих, биением сердца живого, лампадой разума, светочем души, цветком наипрекраснейшим, в сердце расцветшим и подаренным возлюбленному, хотя бы образом своим, коий тот принял и узнал, что есть на свете цветы столь диковинные, как орхидеи полуденно-восходные.

Северус незаметно для себя беззвучно заплакал, но Гарри его Гарри тотчас обнял любимого, прижал к неширокой, но и не очень узкой, юношеской груди, щекоча его лицо курчавыми, жёсткими волосками, и поцеловал. Да так крепко, что одурманенный горьким поцелуем Поттера, Снейп провалился в спокойный, глубокий сон.

И Храпунцель уже не мешал ему, он спал и видел сны, среди которых один запомнился ему в момент просыпания. Проснувшись же окончательно, профессор начисто забыл его, как часто случается, но осталось чувство всеобъемлющей тревоги за раненого сегодня валуном Гарри.

А сон был таковым:

- Я с Гарри заколдовываю только что построенный Запретный Коридор, необходимый нам, чтобы его магией оказаться в веке двадцать первом, просто улёгшись спать в нём, а проснуться уже в «своём» времени. Я сам придумал этот метод, когда вода из ручейка перенесла нас из жаркого, августовского Сибелиума обратно в Хогвартс. Да, это я умный такой.

И вот мы просыпаемся, а навстречу спешит Ремус с Lumos maximа на конце волшебной палочки. Мы с Гарри глядим друг на друга недоумевающе. А почему нас разыскивает Люпин, а не господин Директор? А Рем, увидев наше, не к добру, странное замешательство, и говорит:

- Я теперь Директор Хогвартса. Альбус Дамблдор скончался от спазма сосудов в начале января прошлого года.

- А какой сейчас год, Рем?

Спрашиваю я, нисколько не удивившись такой потрясающей новости.

Две тысячи четвёртый, конец марта. Так что, уж больше года директорствую. Я не оборотень больше, Сев, меня спасла моя жена Луна, да, та самая затворница профессор Лавгуд. Теперь она…

- Расскажи лучше, почему мне приснилось однажды, что мы с тобою в Азкабане, да с нами ещё пара тех оборотней, которые на Гриммо скрываются, а выручает нас Гарри?

Я уж молчу о том, что Гарри приснился мне голым. Нечего женатому мужчине знать о моей связи с Поттером. Да и была ли она? Может, мне приснилось всё это? Вон, Гарри мой Гарри сторонится меня, зелёные, широко распахнутые глаза его поблёскивают в свете огонька на конце моей, востребованной-таки волшебной палочки. Он явно ничего не понимает и… не помнит.

Ну, всё, как я и предполагал. Значит, разбегаемся в стороны и живём отныне не единою судьбой, но каждый строит жизнь по-своему. Гарри наверняка уже забыл о том, что сильно любил меня, а я его. Но почему же я всё помню? И Квотриуса, возлюбленного своего, убившего себя, чтобы освободить в моём сердце место для одного только Гарри. А поименованный субъект воспользовался моей склонностью к нему… в том времени, а теперь и лыжи врозь.

Ремус в ответ на мой вопрос лишь непонимающе разводит руками и говорит:

- А ты, что же это, забыл? Тебя же Скримджер объявил во внутриминистерский розыск. И мы с тобой, и Джерри, и Вульф были вместе в Азкабане. Но министра убили свои же охранники, и нас освободили.

Я действительно помню только одно своё заключение в Азкабан, из которого меня давным давно, целую жизнь тому, выручил старина Альбус. А вот теперь и его нет на свете, а какой же из Рема Директор-то?..