Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 2. - Иван Гончаров

Опять пошли мы кочевать, под предводительством 40 индийца или, как называет Фаддеев, цыгана, в белой рубашке, выпущенной на синие панталоны, в соломенной шляпе, босиком, по пустым улицам, стараясь отворачивать

529

от многих лавочек, откуда уж слишком пахло китайцами.

Пока мы шли под каменными сводами лавок, было сносно, но лавки кончились; началась другая улица, пошли перекрестки, площади; надо было проходить по открытым местам.

Зонтик оказался слабою защитою; ноги горели в ботинках. Мы прошли мимо моста, у которого пристали; за ним видна большая церковь; впереди, по новой улице, опять ряды лавок, гораздо хуже, чем в той, 10 где мы были. Попадались всё те же индийцы и китайцы, изредка метисы и одна метиска с распущенной по спине мокрой косой, которую она подставляет под солнце посушить после купанья.

Метисы – это пересаженные на манильскую почву, с разных других мест, цветки, то есть смесь китайцев, испанцев и других племен с индийцами. Испанские метисы одержимы желанием прослыть, где есть случай, испанцами – но это невозможно: чересчур смуглые лица, чересчур черные волосы обличают неиспанскую кровь на 20 каждом шагу. Они и сами понимают это и смиряются.

Женщины присвоили себе и особенный костюм: ярко полосатую и даже пеструю юбку и белую головную мантилью, в отличие от черной, исключительного головного убора испанок pur sang.1 Испанцы так дорожат привилегией родиться и получить воспитание на своем полуострове, что уже родившиеся здесь, от испанских же родителей, дети на несколько процентов ценятся ниже против европейских испанцев в здешнем обществе. Одна молодая испанка… Но ведь это я всё узнал не дорогой к трактиру, а после: зачем же 30 забегать? Расскажу, когда дойдет очередь, если не… забуду.

Улицы, домы, лавки – всё это провинциально и похоже на все в мире, как я теперь погляжу, провинциальные города, в том числе и на наши: такие же длинные заборы, длинные переулки без домов, заросшие травой, пустота, эклектизм в торговле и отсутствие движения.

У одного переулка наш вожатый остановился, дав догнать себя, и пошел между двумя заборами, из-за которых выглядывали жарившиеся на солнце бананы. В этом 40 переулке совсем не видно было домов, зато росло гораздо больше травы, в тени лежало гораздо более свиней и собак, нежели в других улицах. Наконец вот и дом,

530

один; вдали, уж на загибе, другой – и только. «Да скоро ли кончится этот путь?» – говорили мы, донельзя утомленные жаром. Тагал остановился у первого из домов, у довольно грязных ворот. «Fonda!» – сказал он, указывая рукой во двор. Мы недоверчиво заглянули туда – и что же: опять коляски и лошади. «Что ж это значит: смеются, что ли, над нами?» – ворчали мы. «Fonda!» – твердил упрямо тагал. «Так что ж, что “fonda”? веди нас в отель!» – кричали мы, кто по-французски, кто по-английски. 10 К счастью, вышел какой-то молодой человек и объявил по-английски, что это фунда, то есть отель и есть. «А лошади, коляски – что это значит?» – сердито спрашивали мы. «Хозяин содержит и экипажи», – отвечал он.

Мы успокоились и спрятались под спасительную тень, пробежав двор, наполненный колясками и лошадьми, взошли на лестницу и очутились в огромной столовой зале, из которой открытая со всех сторон галерея вела в другие комнаты; далее следовали коридоры с нумерами. 20 О, роскошь! солнца нет; везде сквозной ветер; но, к сожалению, он не всегда здесь к вашим услугам. У нас, на севере, велят избегать его, а здесь искать. Отель напоминала нам Сингапур: такие же длинные залы, длинный стол и огромный веер, прикрепленный к потолку. Везде задвижные рамы во всю величину окна. Есть и балкон или просто крыша над сараями, огороженная бортами, как на кораблях, или, лучше сказать, как на… балконах.

На нас с любопытством поглядывала толпа слуг-индийцев, 30 большею частью мальчишек. Впрочем, тагалы вообще невысоки ростом и моложавы на вид. «Лимонаду!» – спросили мы, и вся толпа слуг разом бросилась вон, так что пол, столы, стулья – всё заходило в зале. Тут я разглядел, что полы, потолки – всё это выстроено чересчур на живую нитку. Я сквозь щели досок на полу видел, что делается на дворе; каждое слово, сказанное внизу, слышно в комнате, и обратно. Разглядел я еще, что в рамах нет ни одного стекла, а вместо их что-то другое. «Слюда!» – сказал один из нас. «Нет, это 40 жесть, – решил другой, – посмотрите, какая крепкая!»

Слуги вбежали, как лошади, с таким же шумом, с каким ушли, и принесли несколько бутылок лимонаду. Мы жадно напали на лимонад и потом уже спросили, где хозяин и можно ли его видеть. Опять они с оглушительным

531

топотом шарахнулись вон. Явился хозяин, m-r Demien, лет 35-ти, приятной наружности, с добрым лицом, в белой куртке и соломенной шляпе, вежливый, но не суетливый, держит себя очень просто, но с достоинством, не болтун и не хвастун, что редко встретишь в французе. Он объявил, что за полтора пиастра в сутки дает комнату со столом, то есть с завтраком, обедом, ужином; что он содержит также и экипажи; что коляска и пара лошадей стоят в день два пиастра с половиной, а 10 за полдня пиастр с четвертью; что завтракают у него в десять часов, обедают в четыре, а чай пьют и ужинают в восемь. «Впрочем, у меня когда хотите, тогда и дадут есть, comme chez tous les mauvais gargotiers»,1 – прибавил он. «Excellent, monsieur Demien»,2 – сказал барон Крюднер в умилении.

«Скажите, пожалуйста, – начали мы расспрашивать хозяина, – как бы посмотреть город?» – «Можно, – отвечал он, – вы что хотите видеть?» – «Прежде всего испанский город, достопримечательности». – «Можно». – «Церкви, например?» – «Можно». – «Так велите же дать 20 лошадей, мы бы поехали…» – «Церкви видеть нельзя: они заперты», – сказал Демьен. «Когда ж служат в них?» – «До восьми часов утра; позже – жарко». – «Ну, фабрику сигар можно видеть?» – «Нет, надо до одиннадцати часов утра; к полудню все расходятся отдыхать: жарко. Да у вас есть позволение от губернатора?» – «Позволение?» – спросили мы. «Да?» – «Нет». – «Впрочем, если у вас есть кто-нибудь знакомый в городе, то вас проведут, по знакомству с директором». 30 Мы призадумались перед этими неожиданными помехами.

«Еще нам хотелось бы съездить внутрь острова: посмотреть, например, грот Св. Маттео, лагуны… можно ли у вас достать лошадей?» – спрашивали мы далее. «Можно, сколько хотите; только здешнее начальство неохотно пускает иностранцев внутрь… Впрочем, для вас, может быть, губернатор разрешит: вы редкие гости». – «Чем же это лучше Японии? – с досадой сказал я, – нечего делать, велите мне заложить коляску, – прибавил я, – я проедусь по городу, кстати куплю сигар…» – 40 «Коляски дать теперь нельзя…» – «Вы шутите, господин Демьен?» – «Нимало: здесь ездят с раннего утра до

532

полудня, потом с пяти часов до десяти и одиннадцати вечера; иначе заморишь лошадей». – «Где ж магазин с сигарами! покажите, мы пешком пойдем». – «Есть один магазин казенный, да там не всегда бывают сигары… надо на фабрике…» – «Это из рук вон! ведь на фабрику попасть нельзя?» – «Трудно». – «Где ж берут сигары? мы на улице видели, все курят». – «В частных лавках есть, да дрянные». – «Нет ли у вас?» – «Нет, я не держу, потому что здесь всякий сам запасает себе». 10 Мы пожали плечами, а Демьен улыбался: он наслаждался нашим положением. «Что ж нам делать теперь – научите». – «А вот отдохните здесь, теперь три часа, в четыре подадут обед: обедайте, если хотите, а после я тотчас велю закладывать экипажи, пораньше, для вас, и вы поедете кататься. Сигар я пошлю купить сейчас же». – «Мы обедали», – отвечали мы. «Завтракали, – поспешно добавил барон, – почему ж не отобедать? Надо же изучать нравы, обычаи…» – «А что это у вас вставлено в рамы вместо стекол?» – спросил я хозяина. 20 «Перламутровые раковины». – «Зачем же?» – «Они мало света пропускают в комнаты и не принимают в себя жара.

Да стекол здесь не напасешься от одних землетрясений», – прибавил он.

Мы сели у окна, на самом сквозном ветру, и смотрели на огороженный забором плац с аллеею больших тенистых деревьев, назначенный, по-видимому, для ученья солдат.

Дальше виднелись крыши домов с редкою, выглядывавшею из-за них зеленью. С другой стороны, с балкона, вид был лучше. Балкон выходил на Пассиг с 30 движущейся по ней живой панорамой судов, странных лодок, индийцев. Из-за крепостной стены глядели куполы и кресты церквей. В трактир приходили и уходили разные лица, всё в белых куртках, индийцы в грязных рубашках, китайцы без того и без другого. Мимо везли на буйволах разные клади: видно, буйволы, насчет езды по жаре, не входили в одну категорию с лошадьми.

В трактире к обеду стало поживее; из нумеров показались сонные лица жильцов: какой-то очень благообразный, высокий, седой старик, в светло-зеленом сюртуке, 40 ирландец, как нам сказали, полковник испанской службы, француз, бледный, донельзя с черными волосами, донельзя в белой куртке и панталонах, как будто завернутый в хлопчатую бумагу, с нежным фальцетто, без грудных нот. Потом, несмотря на жар, пришло с улицы