Сирены - Эрик Ластбадер

— Пошли, — сказала она шепотом, боясь повысить голос, чтобы не нарушить течение жизни вокруг и не ввергнуть его и себя вновь в пучину черной тоски и отчаяния, пронизывавших его рассказ. — Давай выберемся отсюда.

Однако он упрямо не желал сдвинуться с места.

— Тебя не интересует, — осведомился он голосом, полным горечи, — кто такой этот Найджел?

— Я знаю сама, — мягко ответила она. — Пойдем же. На сей раз ей удалось развернуть его и медленно, шаг за шагом они все же добрались до автомобиля. Роса намочила снизу их штаны, а обутые в сандалии ноги Дайны промокли и замерзли.

Стоя у открытой дверцы «Форда», она заметила:

— Тебе вообще нельзя было браться за это дело.

Только теперь Бонстил посмотрел на нее.

— Я знаю.

Ветви окружавших деревьев, раскачивавшиеся с легким шелестом, отбрасывали на его лицо перекрещивающиеся тени.

— Естественно, капитан не знает ничего об этой ... изначальной заинтересованности.

Его серые глаза потемнели от какого-то сильного чувства.

— Понятия не имеет.

— Так я и думала. Иначе тебя бы отстранили от следствия в два счета. Это мне известно.

Бонстил молчал, все так же сосредоточенно вглядываясь в ее лицо. От него слегка пахло табаком и одеколоном и совсем уж едва заметно — потом. Нельзя сказать, чтоб это была невозбуждающая комбинация запахов.

Дайна склонила голову на бок.

— Надо полагать тебя назначили на это расследование по чистой случайности.

На его губах заиграла бледная тень улыбки.

— Такой вещи, как чистая случайность, не существует. Я навел Фитцпатрика на мысль отдать случай мне.

— Как это?

— Очень просто. Я сказал ему, что не возьмусь за это дело ни за что на свете. Поступки несчастного слуха нетрудно предсказать. Он-таки впихнул его мне.

— Это правило о личной незаинтересованности весьма разумно.

— Я и сам знаю. — Его лицо посуровело. — Это был ребенок Найджела, Дайна. Он отвечал за него, что бы там ни думала себе Дайна. Я не говорю, что сукин сын должен был жениться на ней. Но она не заслужила... она не заслужила такого отношения.

— И ты пойдешь дальше.

— Да, — ответил он, чуть наклонившись вперед. — До самого конца.

— Время почти наступило, — по обыкновению глотая буквы, в своей резкой манере заявила Берил Мартин. Не вызывало сомнений, что она констатировала факт, а не высказывала свое мнение. Впрочем, по ее мнению, первое с успехом заменяло второе и наоборот в любых ситуациях при том непременном условии, что высказывание исходило из ее уст.

— В этом городе повсюду раздается громкое тиканье, — продолжала она, — словно под него заложена часовая мина, которая вот-вот взорвется. Каждый знает об этом. Дайна. Даже твои враги чувствуют это, и у них начинают потеть ладони.

Рубенс посмотрел на Дори Спенглера, затем вновь перевел взгляд на Берил и заметил:

— Сейчас не то время, чтобы что-то могло пойти не так. Берил одарила его широкой улыбкой.

— Такого не случится.

Они сидели вчетвером за безукоризненно накрытым столиком во французском ресторане «Ле Труазьем». Снаружи на Мел роуд было темно и уныло: над Лос-Анджелесом шел один из тихих, безветренных дождей, которые изредка приносило в город, точно в наказание за какой-то древний, хотя и не слишком серьезный грех. Однако здесь, внутри ресторана, ставшим хотя бы на время местом для еды, мягкое освещение создавало уютную атмосферу и заставляло искриться и сверкать бокалы их тонкого хрусталя. Официанты были одеты в черные смокинги, накрахмаленные белые рубашки и галстуки-бабочки, а метрдотель Антуан выглядел настолько элегантно, что при взгляде на него захватывало дух. Проще говоря, «Ле Труазьем» настолько соответствовал духу и традиции Старого Света, насколько это вообще возможно в южной Калифорнии.

Берил, выглядевшая ослепительно в белом платье, ничуть не скрывавшем ее грузной фигуры, подняла бокал с белым вином и, посмотрев сквозь него на абажур люстры из матового стекла, сделала небольшой глоток с видом знатока. Слева от нее чуть пониже крышки столика стояло на специальной подставке серебряное ведерко со льдом, в котором лежала бутылка, завернутая во влажную салфетку.

— Кстати, о потеющих ладонях, — сказала она, ставя бокал. — Вы ни за что не догадаетесь, кто звонил мне сегодня утром. — Берил не стала дожидаться ответа, впрочем было и так ясно, что она и не рассчитывает на него. — Дон Блэйр.

— Агент? — Спенглер повертел вилкой. — Что ему было нужно?

— На следующей неделе фильм одного из его клиентов будет выставлен вместе с нашим в конкурсе на получение Оскара. — На ее лице появилось такое выражение, словно она только что отведала изысканное блюдо — Режиссер ленты Марк Нэсситер.

Она перевела взгляд на Дайну, вскинувшую голову при этих словах.

— "Небесный огонь", — отозвался Рубенс. — Я видел его. Фильм про войну в Камбодже. Полное дерьмо. Ну и что?

Берил, на мгновение проигнорировав его, обратилась к Дайне.

— Ты знаешь его?

— Мы были знакомы, — ответила та. — Это человек из моего дамского прошлого.

— Разумеется. — Ласково улыбнувшись, Берил отвела глаза и пожала плечами. — Впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Дон звонил мне сегодня утром, чтобы узнать, что у нас на уме.

— "Что бы вы все там не думали, у любой из отобранных картин есть шанс занять первое место", — заявил он. Слыша его голос, я прямо-таки чувствовала, как его всего трясет. Жаль только, я не записала разговор на пленку. «Вы все, ублюдки, ведете себя так, будто сами распоряжаетесь Оскарами, как вам угодно, — твердил он. — Впереди еще целая неделя. Может случится все, что угодно».

— Ну и что ты ответила ему? — Спенглеру ужасно хотелось знать. По его довольной ухмылке было видно, что рассказ Берил доставляет ему немало удовольствия.

— Я посоветовала ему сходить и посмотреть «Хэтер Дуэлл». — Все дружно рассмеялись.

Спенглер подлил вина в бокалы. Беззвучно выросший перед столиком официант, слегка поклонившись, вручил каждому из них большие листы меню, написанные от руки зелеными чернилами на бумаге цвета буйволиной кожи, и назвал специальные блюда на этот день. Они заказали еду и еще одну бутылку «Corton Charlemayne».

— Переходя к серьезным вещам, — продолжила Берил, — нью-йоркская операция, за которую мы все должны благодарить Рубенса, стала несомненным успехом. До сих пор в национальной прессе публикуются отклики и заметки по следам той недели. Работа по подготовке премьеры в Лос-Анджелесе кипит вовсю. В «Ньюсуике», понятное дело, разозлились из-за материала, напечатанного в «Тайме», но они не могли вопить слишком долго, ведь он был предложен сначала им. Теперь они хотят напечатать похожую статью с фотографией на обложке. — Она опять улыбнулась, но на сей раз ее улыбка вышла чуть язвительной. — Конечно, мне пришлось использовать в качестве приманки эксклюзивное право на материал, касающийся нового фильма Дайны. Знаю, знаю. — Она подняла обе руки, чтобы предотвратить возражения, готовые сорваться с губ Спенглера. Ее бесчисленные золотые браслеты зазвенели, стукаясь друг о друга. — Мы с тобой уже обсуждали этот вопрос. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что студия и слышать не хочет ни о чем подобном. Это из-за Брандо. Так вот, по моему глубокому убеждению надо послать их к черту. Брандо будет сниматься в фильме. Ведь контракт-то уже подписан, разве нет, Дори?

Спенглер угрюмо кивнул головой.

— Да, ну и что с того? Это всего лишь клочок бумаги. Я знаю Брандо лучше, чем любой из вас. Он может пойти на попятную в любой момент, пока съемки не начались. И даже после этого. По моему мнению, бряцание доспехами в этом случае может...

— Ты только представь себе, — перебила его Берил. — Этот материал выйдет в «Ньюсуике» на той же неделе, когда Дайна получит Оскара. Ты не хуже моего знаешь, чем это обернется для нее.

— Я думаю о...

— Рубенс, — вновь оборвала Берил Спенглера. — А что скажешь ты?

Официант принес закуску и бережно поставил ее на стол. Рубенс не сводил глаз с уложенной на тарелке в идеальном порядке спаржи. Дождавшись, пока официант, положив три ложки густого голландского соуса на кончики стеблей, не отошел, он вычерпал остатки соуса себе на тарелку. Взяв нож и вилку, он посмотрел прямо на Берил и сказал:

— Я за.

Потом, предварительно попробовав спаржу, он повернулся к Спенглеру.

— Не вздумай хоть на мгновение, — негромко и ласково начал он, — забыть, кто ты такой и что ты собой представляешь. Ты здесь потому, что я пустил тебя сюда. Может быть ты думаешь, что способен ошибаться, как все мы, — он сделал паузу, пристально наблюдая за тем, как шея и лицо Спенглера стали покрываться пунцовой краской, когда тот услышал слова, сказанные им самим Дайне в Нью-Йорке, — но ты обманываешь себя. Ты склонен ошибаться в гораздо большей степени. И гораздо легче можешь попасть в расход. Ты уже однажды сделал глупость, и этого достаточно. Не советую испытывать судьбу дважды. — Рубенс вонзил вилку в мягкую плоть стебелька спаржи и поднял его. — Ты был прав в одном, Дори. Я всего лишь человек. Так подумай, что это может означать для тебя.