Ашборнский пастор - Александр Дюма

Тогда, помимо незримой болезни, которую он научился разгадывать, изучать, устанавливать, я рассказала ему о странном явлении — капле крови, при каждом приступе кашля проступающей на месте укола шипом.

Он выслушал мой рассказ с недоверчивой усмешкой.

Но я показала ему рубашки моей бедной девочки, где на местах прямо против сердца виднелись пятна крови, становившейся бледнее день ото дня.

— Чтобы истолковать столь странный рассказ, — сказал он, — мне следовало бы осмотреть и изучить эту предполагаемую ранку…

Но невинная девочка тут же скрестила руки на груди.

— Незачем! — произнесла Бетси, как если бы, зная объяснение этой тайны, она могла бы его дать. — Бог позволил, чтобы кровь, которую я теряла в болезненных приступах кашля, отхаркивая ее, теперь выходила бы из меня безболезненно через укол шипом розы. По мере того как кровь будет бледнеть, я буду слабеть все больше и больше… В какой-то день из ранки проступит только капля воды. В этот день я умру.

И произнесла она это с улыбкой, словно смертный час станет ее счастливым часом.

Я посмотрела на нее, сцепила пальцы рук и тихо сказала себе:

«Если бы наша религия, так же как религия католическая, допускала существование святых, я, без сомнения, видела бы перед собой святую!»

— А если бы я попытался остановить кровь? — спросил врач.

— Ваша попытка оказалась бы бесполезной, — ответила Бетси.

— А если мне все-таки это удастся?

— Я умерла бы сразу же, вместо того чтобы умереть через два месяца. Тут врач сам вздрогнул.

Слыханное ли дело, чтобы такая молоденькая девушка, едва вступившая в жизнь, так говорила о смерти?! И я заплакала.

— Два месяца, — шептала я, — два месяца… Так что, через два месяца ее не станет?

— Пусть будет так! — откликнулся врач, словно отвечая одновременно и больной и мне на уверенность девочки и на страхи ее матери. — Пусть будет так! Но мы еще поборемся!

А затем сказал, обращаясь ко мне, но уже, однако, тихо, так, чтобы Бетси не расслышала:

— Болезнь находится именно на той стадии, на какой я и рассчитывал ее увидеть. Воздух в Милфорде слишком холодный, а воздух в Уэстоне, ранее казавшийся мне более благоприятным, еще холоднее. Вашего ребенка надо поместить в искусственную атмосферу, более легкую для дыхания, нежели природный воздух: не откладывая дела ни на один день, договоритесь с каким-нибудь фермером из Уэстона или его окрестностей о том, чтобы больная пожила в хлеву, — это моя последняя надежда, и если существует средство спасти вашу дочь, так это то, о котором я вам говорю.

— Увы, — ответила я, — где бы она ни оказалась, там ей будет легче, чем здесь, — лишь бы удалить ее от этих злых детей, приносящих ей мучения! Я сделаю все, что вы мне советуете.

Затем, повернувшись к Бетси, я спросила ее:

— Ты слышишь?

— Да, матушка, и я готова выполнить твою волю, хотя все попытки вылечить меня будут бесполезными.

— Но, бедное дитя, кто же это внушает тебе такую уверенность?

— Послушай, добрая моя матушка: было время, я чувствовала себя хорошо, и, когда отец умер, мне показалось, что между ним и мною выросла толстая, непроницаемая, непреодолимая стена… Это та стена, что отделяет жизнь от смерти… Кроме того, мне казалось, что, хотя спящие в могилах и обладают голосами, какими они разговаривают с Богом, я не смогу расслышать эти голоса, которые доходили до моего слуха шелестом еще более слабым, чем звук прорастающего зерна… И что же? Я ошиблась, матушка.

По мере того как я сама приближаюсь к могиле, стена, отделяющая меня от нее, становится все более и более прозрачной, а голоса усопших — все более и более внятными; сквозь стену я вижу отца, улыбающегося и протягивающего ко мне руки; здесь, на земле, я слышу его голос, подобный дуновению, и этот голос шепчет: «Приди, дитя мое! Бог отметил тебя, чтобы ты попала в число его избранных, и тебя ждет небесное блаженство. Благословенны те, что умирают молодыми!» И вот поэтому-то я улыбаюсь и тихо говорю, когда сижу в этом большом кресле напротив окна, выходящего на кладбище. Я улыбаюсь, потому что мне является отец, я тихо говорю, потому что отвечаю ему…

— И что же ты ему говоришь?

— Я говорю ему: «Я иду к тебе, отец, я иду! Только сделайте мне дорогу к смерти легкой; сделай мне путь в могилу отлогим.

— Но, бедное дитя, — вскричала я, — значит, обо мне ты не думаешь?

— О нет… я не раз спрашивала у него: «А как же матушка?.. А как же матушка?..»

— И что же?

— Так вот, каждый раз я видела, как слезы текут из его глаз, и он мне говорил: «Иди ко мне скорее, и мы вместе будем молиться за нее и, быть может, вдвоем нам удастся умилостивить Господа!»

— А зачем умилостивлять Господа? Потерять тебя, любимая моя дочка, — какое же еще большее несчастье может со мной случиться?.. О, если и в самом деле тебя у меня отнимут, если ты умрешь, мне уже ничто не будет страшно и я брошу вызов даже всемогуществу Бога!

— Тише, матушка, — произнесла больная, поднося к губам исхудавший палец. — Тише! Знаешь, мне кажется, я слышу неведомый голос, голос из иного мира, и он шепчет мне на ухо стих поэта:

Девственница не что иное, как ангел, ниспосланный на землю!

— Что означает этот стих? Я в нем ничего не поняла.

— Он означает то, что означает, — сказал врач. — Хватит об этом. Подобные разговоры или влекут за собой лихорадку, или являются ее следствием. Не будем торопить поступь болезни — она и так становится довольно быстрой.

— И все же, — спросила я, — вы не отчаиваетесь? Врач отвел меня в другой конец комнаты и прошептал:

— Кто не гарантирует выздоровления, должен, по крайней мере, пытаться продлить жизнь. В качестве жилья подойдет хлев, а еще лучше комната с дверью, выходящей в хлев, с тем чтобы больная вдыхала воздух, согретый телами животных; в качестве питья хороши настои лишайника, отвар из улиток, молоко; в качестве пищи — мясное желе. Вот на этом и договоримся. Через месяц я появлюсь снова.

Врач говорил очень тихо, и тем не менее в другом углу комнаты больная не упустила ни одного его слова.

— Месяц — это хорошо, доктор… Через месяц я еще не буду мертва.

XXII. ЧТО МОЖЕТ ВЫСТРАДАТЬ ЖЕНЩИНА (Рукопись женщины-самоубийцы. — Продолжение)

Боже мой, как редко встречаешь сострадание и как мало следуют христиане завету Господа:

«Возлюби ближнего, как самого себя!»

Когда врач уехал, я прежде всего постаралась посмотреть, сколько денег израсходовали мы за истекший месяц и сколько их осталось от нашего жалкого богатства.

Оказалось, что израсходовала я чуть больше двух фунтов стерлингов, а осталось их у меня еще почти три, за вычетом нескольких пенсов.